Это Никита. Охотник.
Охотник? На кого же он охотится? На голубей что-ли?
На них. Есть-то что-то надо. На детской площадке, под крепостью деревянной, у него хата замаскированная. Печная труба выходит через мачту с флагштоком. Вот он их и жарит там по ночам.
Занятно, Геннадий набрал полную грудь воздуха, по-генеральски гаркнул: Эй, Никитка, здорово!
Голуби испуганно взмыли над сквериком, описав полукруг, понеслись к куполу аэровокзала.
Что ж ты орешь, мил человек! Никита трусовато всматривался в незнакомца. Морис-дуралей, ты его, что ли, подначил?
Не сердись, отец, Геннадий уже шагал к охотнику.
Как же не сердиться. Голубь он ить зверь ловкий. Попробуй-ка пымай его голыми руками.
Ты и ночами, значит, охотишься?
А когда же еще? Днем-то мильтоны враз скрутят за такие дела.
Геннадий сунул руку в карман, вынул уже знакомый Морису портмоне.
Возьми, отец. Сегодняшняя охота отменяется. Поешь чего-нибудь нептичьего.
Никита взял деньги, с сомнением покосился на Мориса.
Ладно коли так. Пойду.
И нам пора, Геннадий взглянул на часы. Времечко что твой таракан. Бежит, не угонишься. Так что? Летишь со мной? он смотрел на Мориса. Я не шутил. Надежный человек мне действительно нужен.
Морис пожал сухонькими плечами.
Теперь от моего желания мало что зависит. Так и так порулю отсюда. Ты для этого вышибалы, гражданин залетный, можно сказать, гастролер, а вот меня они тряхнут, будь здоров. Даже и закапывать не будут. Так что, чем дальше отсюда, тем лучше.
Соображаешь! "гражданин залетный" со смехом сорвал с бомжа шапку-ушанку, широким жестом отбросил в сторону.
Ты чего? Морис варежкой прикрыл макушку.
Смена декораций, не ерепенься, Геннадий снял с себя вязаную лыжную шапочку, напялил на голову новоявленного приятеля. Гляди-ка, налезла! он отошел, любуясь. Мда Тяжела ты, шапка Мономаха! Или в самый раз?
Тесновато чуток, но в общем
Будем считать, терпимо!
А ты-то сам как?
А никак. Потому как сам-сусам. Меня ни морозом, ни штыком, ни пулей. Потому как любовь греет. Горячая и необъятная, Геннадий довольно притопнул унтами. Зеркала, жаль, нет. Впрочем, на вокзале успеешь полюбоваться. Конечно, не Аполлон, но где-то около Ну-с? Ускоримся, маркиз?
Ускоримся, покорно повторил Морис. К странностям речи Геннадия он, кажется, начинал привыкать.
Глава 3
На высоте десяти тысяч метров Морис наконец собрался с духом и стянул с головы подаренную шапочку. На лбу и ушах протянулся багровый отдавленный след.
Ничего, утешил Геннадий, на месте что-нибудь спроворим.
Да я в общем ничего. Разносится
Возможно, внимательно глядя на соседа, Геннадий без всякой иронии принялся рассказывать: Видишь ли, Морис, какая штука, еще в материнской утробе у человека полным ходом идет процесс образования нейронов. Четыреста штук в секунду или двадцать четыре тысячи в минуту. Представь себе, сколько их должно народиться за девять месяцев! он покосился в иллюминатор. Самое забавное, что впервые я поверил во все эти цифры, только увидев тебя. Большая голова, Морис, это красиво! Так что гордись и не смущайся, ферштейн?
Осторожно потрогав свою красивую голову, Морис промолчал.
Я, братец ты мой, болтаю много, но ты не злись. Проглоти как-нибудь. Слишком уж долго пришлось играть в молчанку. Так долго, что всерьез думал, язык отсохнет. А каково это жить с отсохшим языком, сам прикинь? И кушать неудобно, не акула какая-нибудь краем уха Геннадий уловил обрывок разговора соседей, стремительно перегнулся к ним.
Эй, землячки! Неужто из самой Уфы? Как там землица башкирская?
Да никак, соседи откликнулись без энтузиазма. Как жили, так и живем. Башкиры русских грызут, русские башкиринов.
Башкиринов? Геннадий заулыбался.
Башкиринов, башкир, какая разница?
А, может башкиров?
Ну, башкиров, положим. Чего надо-то?
Да нет, ничего, уважаю интернационалистов Геннадий довольно откинулся в кресле, взглянул на Мориса. Я, видишь ли, дипломат и по роду своей деятельности обязан быть патриотом. Вот и приходится ломать голову, интернационален ли истинный патриотизм? Как ты полагаешь?.. Не знаешь? И я не знаю. Выходит, хреновый я дипломат, раз не разбираюсь в таких простых материях. Надо было оставаться в своих танковых войсках и не дергаться. Гонял бы сейчас на газотурбинном Т-80, мечтал о женщинах на гражданке, взводных бы материл по рации. Он пристукнул ладонью по подлокотнику. Хотя, сказать по правде, танкист из меня тоже вышел неважный. Тесновато для моих габаритов. Плюс мазут, траки, жара, пылюга Так и не сумел полюбить железную конягу. Уважать уважал, а большой любви не случилось.
Так ты, значит, из Уфы?
Что? брови Геннадия недоуменно изогнулись. Ах, вон ты про что. Да нет, какая там Уфа. Это я так, для прикиду. Зудит в одном месте, вот и суюсь с вопросами. Я, милый мой, ужас как люблю испытывать людей на вшивость. Болезнь у меня такая. Ты это, кстати, учти, потому как со мной нелегко.
Морису стало вдруг не по себе от темных пронзительных глаз соседа. Обычно люди скользят взглядом, обмахивают словно легким веничком, этот человек бил насквозь, вглядывался с нескрываемым любопытством, цеплял из глубины все мало-мальски цельное, заслуживающее интереса.
Мне, Морис, пять лет было, когда я пережил собственную будущую смерть. Из начала жизни увидел конец, словно оказался в ярко освещенном тоннеле. Играл во что-то и вдруг ясно представил: вот, значит, настанет однажды день и все исчезнет. Понимаешь, все! Запахи, цвета, голоса людей И родителей моих не станет, и бабушек с тетками, никого и ничего. Один лишь черный промозглый холод. И было это страшно, Морис! Куда страшнее действительности. Потому что в пять лет даже о чужой смерти не думают! Да я и не думал. Я просто увидел эту свою смерть, отчетливо понял, что она придет и скрутит по рукам и ногам. Мда Я, Морис, проплакал всю ночь, подушку переворачивал, потому как намокала. А утром Утром встал повзрослевший. Матери наврал, что пролил на подушку стакан с водой. Она поверила Геннадий на некоторое время умолк. Наверное, что-нибудь это да значило, а, Морис? Как считаешь? Иначе на кой ляд малолетке такие знания?
Может тебе это Приснилось что? Бывают же кошмары всякие. Некоторые с ума даже сходят
Не было кошмаров, Морис! Не было. Хотя Если вдуматься, то и кошмары произрастают из того же корешка. И смысл у них свой непременно имеется.
Смысл? У кошмаров?
Ну, да! Зачем-то ведь они нам снятся? А собственная смерть, пожалуй, даже не кошмар, Геннадий рассмеялся. Нет, дорогой мой бич, это загадка. Величайшая из загадок жизни. Еще одно испытание на прочность. Только тогда я, к сожалению, этого не понимал
Стюардесса выкатила в проход столик с напитками. Морис потянулся было за чашкой, но Геннадий остановил его движением руки.
Красный свет, дружище! Можешь держаться, держись.
Так оно ж это В цену входит!
Потому и держись. Самое некрасивое клевать на халяву. Не забывай: жизнь цепь испытаний.
Я ведь уже прошел проверку.
Правильно. И потому отныне на службе. Одна из твоих обязанностей последовательно преодолевать жизненные перипетии ступень за ступенью. Жизнь, Морис, одна сплошная Потемкинская лестница. Твой личный Эверест.
Я не мазохист, буркнул Морис.
Геннадий растопырил пятерню.
Ставлю пять за знание таких слов, но от питья все-таки воздержись. На дворе ночь. Мы сыты. Мы даже немножечко пьяны. Сиди и гордись, что не воспользовался халявой. Это и будет твоей второй победой. Первая была в той забегаловке.
Победа, как же А если мне, к примеру, в туалет приспичит? Если я по большому захочу? Чего, тоже терпеть?
Но ты же пока не хочешь?
Хочу!
Тогда иди. Зачем в крайности впадать? в голосе Геннадия прозвучала откровенная насмешка, и Морис назло попутчику поплелся в туалет.
Когда он возвратился, новоиспеченное начальство назидательно изрекло:
Смерть, Морис, могучий бегун. Она дает фору стартующим, но всегда и всех настигает. Одних раньше, других позже. Смысл бытия бежать как можно быстрее. Ты не сравняешься с нею в скорости, но удлинишь пройденный путь. Барьеры, полосы, препятствия это и есть стержень жизни. Время часовой механизм, звонок будильника, кусок динамита под сердцем. Рано или поздно все твои будильники зазвенят, и об этом очень полезно помнить.
От обилия перлов Мориса замутило.
На кой мне ляд все эти барьеры и будильники? Может, я не желаю ничего знать! Так и так все там будем.
Конечно, Морис. Разумеется, все. Только где именно? В этом самом "там" мест, мне поверь, преогромное количество и светлых, и довольно мрачных. Если пережуешь эту мысль, получишь доступ к десерту.
Что еще за десерт?
Любовь, Морис! То ради чего все вокруг и создано. Любовь к женщине, к Родине, к хорошим людям. Но Пока не знаешь ничего о смерти, не будет и настоящей любви. Если никого не любишь, значит, ты мертв. Читай Евангелие от Матфея или слушай того же Высоцкого. Геннадий утопил клавишу в подлокотнике, опустил спинку кресла. Ладно, оставим сложные темы. Расскажи лучше о себе.
А чего рассказывать?
Все, что сочтешь нужным.
Ага Значит, автобиографию?
Давай назовем это так.
Морис потер лоб, нахмурился. Сбиваясь на каждой фразе, приступил к скучноватому на его взгляд повествованию. Да и что там было рассказывать? Школа, как у всех, потом ПТУ, первые групповые пьянки в колхозах, работа станочником, короткое бригадирство. Увольнение. Еще одно увольнение. Строй-шараш-монтаж, заявление по собственному, халтуры, снова шараш-ералаш и снова халтуры
Где-то на подступах к истории с квартирой он заметил, что "командир" спит. Морис обиделся. Какого черта он молотит языком! Не сам же начал!.. Ковырнув в ухе, Морис подумал о том, что вот бы подойти к бортпроводнице и напомнить о тех чашечках с лимонадом. Он-то ведь не пил, а положено. И отомстил бы таким образом уснувшему слушателю. Бывший бомж усиленно завертел головой, отыскивая стюардессу с напитками. Но той уже и след простыл. Делать было нечего, с сухостью в горле пришлось примириться. Лучше бы, конечно, тоже заснуть, но сон не шел.
Где-то позади полушепотом начали обсуждать возможность авиакатастрофы. Морис прислушался. Беседующих волновал вопрос парашютов почему, мол, пассажирам не выдают. Спасжилеты показывают, а про парашюты молчок
Понятное, дело экономят. Если в каждый лайнер парашюты набивать, никакого бюджета не хватит.
Вот и отлетали, похоже Дюралевые заклепки, я знаю. Семь лет, и полная непригодность. Оттого и болтаются крылья
Морис выглянул в иллюминатор. Левое крыло и впрямь слегка раскачивалось.
Дела!.. Он мысленно присвистнул. Холодок ящеркой пробежался по спине. Тем не менее он продолжал вслушиваться. Вопреки здравому смыслу жутковатое притягивало. Так дети запираются в чуланы, стращая друг дружку пугающими побасенками. В одном черном-черном доме, на черном-черном столе стоял черный-черный гроб
Самое сложное посадка, продолжали бубнить сзади. Если не та скорость и не тот ветер, стойка с шасси сразу переломится. Там же всего сантиметров десять-пятнадцать диаметр. А самолет десятки тонн!
Я слышал, в такой момент нужно в калачик свернуться, как эмбрион. Тогда больше шансов уцелеть.
И на колени что-нибудь мягкое класть. Свитер, к примеру. Специально не сдавать в багаж.
Вот, мать-перемать! Я и забыл!
И не только свитер! невидимый знаток дюралевых заклепок не ослаблял напора. Тут же обрадовал известием, что забыли еще и о продувке рассказать, что при наборе высоты это одно из необходимейших условий.
..Все равно как у аквалангистов. Не продуешься и баротравма! А делается просто: зажимаешь ноздри пальцами и дуешь.
Куда дуешь-то? Через рот, что ли?
Сама ты через рот! Рот-то как раз закрываешь
Морис обхватил пальцами крылья носа, дунул что есть силы. Треснуло где-то в ушах и затылке. Перед глазами поплыли радужные круги. Он испуганно распахнул рот, часто задышал. Хороший совет, нечего сказать!
Братья башкиры, сидящие впереди, балагурили о более понятных материях.
И эта дура мне, значит, и говорит. Дай, говорит, плойку, Вадя. Плойка это у них такая хреновина для завивки волос. Я, наивный, не знал, взял и протянул ей плойку рукоятью вперед, как все нормальные механики
Га-га-га!..
Чего ржете! Кто знал, что эта штука такая горячая?
Паяльник ты бы ей тоже ручкой вперед протянул?
Скажешь тоже И потом зачем ей паяльник?
Мало ли. Плойку, к примеру, починить
Га-га-га!..
Морис снова уткнулся в иллюминатор. Самолет как раз заходил на крутой вираж, салон перекосило, и далеко внизу проблеснули множественные огни незнакомого города. На пару мгновений возникло ощущение невесомости, живот неприятно подтянуло. Морис поджался. Наверное, так оно и получается. Дюралевые заклепки крошатся в труху, крылья ломаются и все, как в песне. Про город, подумавший про ученья
Стараясь выглядеть невозмутимым, он достал вязаную шапочку, еще раз примерил. Шерсть хоть куда и рисунок приличный. Жаль, маловата. На пару бы размеров побольше!
Морис аккуратно сложил головной убор, спрятал в карман. По приезду надо замочить в горячей воде и натянуть на кастрюлю литров на шесть. А то и на восемь для надежности.
С благостной мыслью о перспективах усовершенствования подарка Морис и уснул. Уснул неожиданно быстро, даже не успев понять, что засыпает.
Во сне ему привиделся ревущий ипподром, зубчатые, похожие на кремлевские стены барьеры, через которые приходилось сигать, напрягая мышцы рук и ног. Морис был резвым скакуном и мчался, не жалея сил. Наездника, лупцующего бока плетью, он отчего-то никак не мог разглядеть, но имя жокея оглушительно скандировали трибуны:
Ге-на! Ге-на!..
***
Исследование родины Геннадия было решено начать с посещения ресторана в аэропорту. Такой старт Мориса в особенности порадовал. Преисполненный предприимчивой энергии, он отчеркнул грязным ногтем в меню не менее полудюжины блюд. "Командир" на это ничего не возразил, однако сам ограничился скромным салатом и стаканом сока.
"ВЫ ПРИБЫЛИ В ЗАРАЙСК" уведомляла неоновая надпись за окнами. Геннадий помахал мерцающей фразе вилкой.
Се мон виль наталь, торжественно пояснил он. Родина, брат! Мать и мачеха в едином лице
Морис уважительно покачал лобастой головой, но от главного не отвлекся. Тарелку за тарелкой он подчищал все, что принесла темноглазая девица в кружевном передничке.
Сколько с нас, инфузория-туфелька? улыбчиво осведомился Геннадий, когда компаньон наконец-то управился со снедью. "Инфузория-туфелька" тут же извлекла на свет божий красивый блокнотик, чтобы удивить суммой, от которой настроение Мориса несколько упало. Но Геннадий на это только усмешливо хмыкнул.
Родина, если она настоящая, дорогого стоит! провозгласил он. Впрочем, как и дружба
На улице, яркой и по кромки крыш залитой солнечным светом, "командир" немедленно распахнул руки и выкрикнул:
Вот она! Страна Мэпл-Уайта! Сюда я рвался и здесь стал тем, кем не стану более нигде Лямки подтяни, чайник! Не рюкзак, а жопа какая-то!
Последняя фраза была обращена к проходившим мимо туристам. Тот, кого Геннадий окрестил "чайником", оглянулся с яростным изумлением. Туристы были вооружены топориками и альпенштоками, насчитывалось их не менее взвода. Морис опасливо ткнул Геннадия в бок.
А ну, как бросят вещички и повернут к нам?
Ничего страшного. Ты отправишься к ним навстречу. Парламентером. И подробно растолкуешь про мой пушечный удар. Им ведь еще на Джомолунгму переться, так что рисковать не станут.