Насколько я поняла, вы в данный момент работаете в институтской клинике под руководством своего отца, профессора Кайзельгауза, все верно? Драгун надела очки в красной оправе и взяла какой-то лист, испещренный мелким печатным текстом.
Да, верно. Но я уже четыре года занимаюсь пластической хирургией, окончил курс в Москве.
Но большой практики не имели?
К сожалению, нет.
А область какая?
Реконструктивная хирургия молочной железы.
Но вы же абдоминальный хирург? снова глянув в листок, уточнила Драгун.
Да, но хирургия органов брюшной полости увлекает меня куда меньше.
Я понимаю. Всегда хочется чего-то наглядного, верно?
Нет, дело не в том. Мне просто хочется работать в другой области, Семен почему-то решил не кривить душой и сразу выложить все карты.
Драгун сняла очки, сунула дужку в рот и долго молчала, изучающе глядя на него.
А ведь я и это понимаю, Семен Борисович. Тяжело быть вторым номером у отца?
Семен невольно вздрогнул, но быстро взял себя в руки:
Честно? Я хочу делать что-то свое, а не идти по пути отца.
Сравнивают?
Да.
Ну насколько я слышала, вы мало в чем уступаете профессору.
Не знаю, уклонился он. Но делать хочу что-то другое.
Я тоже хотела делать не то, что моя мать, вдруг сказала Драгун, откладывая очки. Нам, детям гениев, всегда приходится работать больше остальных, чтобы не затеряться в тени великих родителей и их достижений. И самое правильное делать что-то другое, идти в иную область.
Семен вдруг вспомнил, что мать Аделины, Майя Михайловна Драгун, была выдающимся хирургом, преподавала в институте, имела ряд научных работ и считалась специалистом высочайшего класса. Должно быть, Аделине тоже пришлось нелегко в свое время, и Семен это понимал, как, может, не понял бы кто-то другой.
В общем, Семен Борисович, я вас беру на испытательный срок так у нас положено, произнесла меж тем Драгун. И еще. Вам предстоят беседы с нашим психологом Иваном Владимировичем Иващенко, это обязательное условие. Я принимаю окончательное решение, основываясь на его выводах тоже. Психологический климат в коллективе мне очень важен, я должна понимать, что вы из себя представляете не только как хирург тут я сама определюсь, но и как человек, и это в компетенции психолога. Если вы возражаете против такого подхода, давайте сразу прощаться и не отнимать время друг у друга.
Семен пожал плечами условие о разговоре с психологом его не обескуражило, а желание работать здесь только окрепло, он вдруг почувствовал в Аделине родственную душу, что ли, и это только укрепило его в мысли, что его место здесь.
Я не вижу в этом проблемы, сказал он, и Драгун, свернув листок вчетверо, бросила его в ящик стола:
Тогда завтра в семь тридцать в ординаторской лечебного корпуса. Алла вам покажет, выдаст пропуск и объяснит, как тут у нас все устроено. Встретимся на обходе.
Семен понял, что собеседование окончено, и поднялся:
Спасибо за шанс, Аделина Эдуардовна.
Надеюсь, вы его используете, холодные глаза опять скользнули по нему, и Кайзельгауз поежился, но неприязни при этом не испытал. До завтра, Семен Борисович.
До завтра.
Он вышел из кабинета и вопросительно взглянул на тут же вышедшую из-за стойки Аллу.
Ну что, испытательный срок? спросила она, и Семен кивнул. Тогда идемте гулять по клинике. Ой, только давайте сразу пропуск сделаем, чтобы вам уже сюда не возвращаться. Мне нужен номер машины.
У меня мотоцикл.
Алла удивленно вскинула брови:
А зимой?
И зимой, пожал плечами Семен. Какая разница?
Так холодно же.
Я привык.
Ну мотоцикл так мотоцикл, согласилась она и вбила в компьютер данные. Вот ваша карточка. Парковка для персонала у нас в другом месте, не там, где вы сегодня остановились, я покажу. Карточку необходимо всегда держать при себе, охрана вас, конечно, запомнит через какое-то время, но пропуск будет требовать всякий раз такое правило, даже Аделина Эдуардовна каждый раз показывает, а уж ее-то все знают.
У вас тут, смотрю, для всех равные условия?
Да, подтвердила Алла. У нас нет разницы между санитарками, работниками пищеблока или владелицей клиники. Такой подход. Потому и персонал практически не меняется. Я, например, с открытия работаю, и даже мыслей не возникало куда-то уйти.
Странно, что у вас лицо абсолютно натуральное, заметил Семен, шагая рядом с Аллой по коридору.
Почему странно?
Обычно женщины, имея возможность что-то исправить, обязательно ею пользуются.
А вы считаете, что мне нужно что-то исправлять? слегка обиделась она.
Нет, но Даже когда нечего исправлять, а есть доступ
Глупости какие-то. У нас на операцию просто так не попадают, все через психолога. И если он видит, что операция не необходимость, а бабья дурь, то ни за что не подпишет разрешение, а врачи без него не возьмут, такие правила.
Семен удивился. Ему казалось, что клиники пластической хирургии берут всех желающих, лишь бы деньги несли, а тут, оказывается, все через психолога и пациенты, и персонал.
А вы, Алла, тоже с психологом собеседование проходили?
А как же? Конечно. Только тогда здесь другой психолог был, он погиб потом. Но Иван Владимирович не хуже, он очень хороший и очень знающий. Вы его не бойтесь, добавила Алла, и Семен рассмеялся:
Похоже, что меня может запугать психолог?
Алла фыркнула:
Вас? Вряд ли. Да и габаритами Иван Владимирович вам явно уступает.
Надеюсь, мне не придется бороться с ним на руках.
Алла расхохоталась, слегка запрокинув голову:
Ой, не надо! Он нам здоровый нужен.
Экскурсия по клинике прошла непринужденно, Алла показывала какие-то важные места, попутно объясняя, как быстрее добраться, сводила Семена в кафетерий в корпусе реабилитации, показала, где операционные, процедурные и прочие кабинеты, а также ординаторская, где в момент их появления никого не было.
Операционный день, объяснила Алла. А кто не на операциях, те на перевязках. Кстати, у нас здесь врачи рано приезжают, чтобы успеть до обхода всех своих больных посмотреть.
Я это учту, спасибо.
Во время дежурств можно отдыхать вот тут, она толкнула следующую дверь и показала просторную комнату с кроватями, застеленными свежим бельем. Если случается что-то экстренное, сестры всегда знают, где найти врача.
А экстренное случается?
Очень редко. Но иногда, например, могут привезти кого-то по скорой это по договоренности с Аделиной Эдуардовной, она тогда звонит и предупреждает или едет сюда сама.
Смотрю, начальница ваша работой не гнушается, да?
Она едва ли не больше остальных работает, как-то посуровела Алла, словно готовясь защищать Драгун. Разве что Матвей Иванович А сейчас, когда заместитель ее, Васильков, на больничном опять, она все на себе везет и административное, и операции свои.
Ну уж операции-то могла бы раскидать, заметил Семен.
Она только в экстренных случаях больных отдает, и то только Мажарову. Ну ничего, завтра уже Васильков выходит, всем будет полегче.
Мажаров ведь ее муж?
А вы бабка-сплетница?
Семен смутился вышло действительно не очень красиво.
Ладно, не краснейте, пожалела его Алла. Да, Мажаров ее муж, это не секрет. Но Аделина Эдуардовна считает его лучшим хирургом клиники, даже лучшим, чем сама, а уж она-то Алла устремила взгляд в потолок, давая понять, что Драгун величина, каких поискать.
Редкое качество для женщины признать кого-то лучшим, чем она сама.
Ну не мне судить, я не врач. Но все говорят, что у Матвея Ивановича руки золотые. Он же уходил из хирургии, преподавал в институте, но Аделина Эдуардовна его вернула, потому что нельзя, чтобы человек с таким практическим талантом зарывался в бумажную работу.
Но учить ведь тоже кто-то должен.
Знаете, что я думаю? Учителей полно, а хороших хирургов, видимо, не столько. Потому Аделина Эдуардовна так настаивала, чтобы он вернулся в операционную.
Вы правы, Алла учителей полно, задумчиво повторил Семен, вспомнив отца. А иногда хорошие хирурги гонятся за регалиями и должностями, забывая, зачем они вообще в медицину пришли. И становятся посредственными учителями.
Алла внимательно посмотрела на него, но ничего не сказала.
В целом, покидая территорию клиники и показывая на воротах пропуск уже с ощущением полноценной принадлежности к этому месту, Семен остался доволен и не разочарован. Завтра познакомится с будущими коллегами, оглядится, что и как устроено в плане рабочего процесса, а там, глядишь, все пойдет как надо операции, перевязки, выписки. Он будет делать то, что давно хочет, там, где над ним не будет висеть тяжелая отцовская тень, закрывая собой весь горизонт.
Инна
В операционной она всегда чувствовала себя легко и свободно, порой даже лучше, чем в собственной квартире. Здесь Инна делала то, что умела и любила, то, чему долго училась и в чем совершенствовалась. Ей нравилось наблюдать за работой хирургов, сидя на своем месте у изголовья больного, нравилась четкая слаженность команды, которую собирал у стола Мажаров. Здесь все были на своих местах, все знали каждый свой шаг и шаг своего напарника, и все это вместе давало ощущение единого организма, привычно выполняющего сложную работу. Инна ощущала себя частью этого организма и была счастлива, что уровень ее навыков соответствует высоким требованиям главного хирурга.
Матвей Мажаров был немногословен, корректен, вежлив со всеми от санитарки до владелицы клиники, ничем не подчеркивая, что Аделина его жена. На работе они выглядели как коллеги, не более, но иногда Инна вдруг невзначай ловила взгляды, которыми они обменивались, и ей становилось самую капельку завидно эти двое совершенно очевидно любили друг друга и ни на секунду друг о друге не забывали.
«Наверное, мама права и мне еще не поздно как-то устроить личную жизнь, иногда думала Инна, возвращаясь с работы в квартиру, где ее ждал только сын. Сколько еще я буду жить одна? Алина уже взрослая, вот-вот из дома уйдет, что я с этим смогу поделать? Это ведь даже неправильно удерживать ребенка рядом с собой. Даня тоже вырастет, ему уже восемь. И что потом? Мне скоро сорок, а что я видела в жизни?»
Но всякий раз она отгоняла от себя подобные мысли нет, ей нужно сперва поставить на ноги детей, а потом уж, если останется время, заниматься собой. Инна понимала, что, скорее всего, этого времени у нее никогда не будет, но что теперь поделаешь Видимо, такова уж ее судьба остаться одной.
Инна Алексеевна, и сами просыпаемся, и клиентку начинаем будить, вплыл в ее сознание голос хирурга, и Инна встрепенулась, встала с крутящейся табуретки:
Извините, Матвей Иванович, я задумалась.
Да я понял. Мы закончили.
Я провожу клиентку в палату и принесу протокол, пробормотала сконфуженная Инна никогда прежде с ней такого не случалось, чтобы буквально выпасть из операции, задумавшись о чем-то отвлеченном.
Не торопитесь, я сегодня дежурю, так что время у меня есть, сказал Мажаров, выходя из операционной.
Инна знала, что он остается дежурить всякий раз, когда оперирует сложного пациента, чтобы избежать осложнений и самому видеть ход первых часов после операции. Но сегодня они оперировали жену мэра, тут не было ничего сложного блефаропластика, но Мажаров, видимо, решил перестраховаться.
Она проводила клиентку в палату, там еще раз измерила давление и пульс и пошла в ординаторскую, на ходу проверяя телефон. Звонков не было. Инна вздохнула и сама набрала номер дочери, но Алина трубку не снимала.
«Или не слышит, или занята», обнадежила себя Калмыкова, отлично, однако, понимая, что, скорее всего, дочь просто спит и из дома ускользнет к тому моменту, когда должна будет вернуться мать.
Инна представления не имела, как справиться с совершенно вышедшей из-под контроля Алиной. Та всегда была с характером, но сейчас превратилась в неуправляемое нечто, не имеющее ни определенных желаний, ни четкой цели в жизни. Где бывает дочь, с кем общается, Инна не знала Алина перестала делиться с ней своими секретами сразу после переезда сюда, и, как мать ни пыталась наладить прежнее общение, ничего не получалось.
«В какой момент все пошло не так? мучилась Инна. Когда, где я ошиблась, в чем? Ведь раньше она бежала ко мне с любой мелочью, с каждой пустяковой детской проблемой теперь же я даже не знаю, дружит ли она с кем-то, какие у нее увлечения, есть ли молодой человек. Я упустила что-то важное, какую-то деталь, из-за которой все разрушилось».
Инна Алексеевна! Инна Алексеевна, скорее! вырвал ее из раздумий голос медсестры Любы, и Инна развернулась:
Что случилось?
Скорее, пожалуйста! Там клиентке плохо.
Какой клиентке? с упавшим сердцем переспросила Инна, уже заранее зная ответ и от этого внутренне холодея.
Той, что привезли из операционной. Я Матвею Ивановичу не могу дозвониться, задыхаясь, выпалила Люба, открывая Инне дверь в палату.
Не надо ему звонить, я сама, бросила Калмыкова, сдергивая с шеи фонендоскоп.
Клиентка выгибалась на кровати в судорогах, тяжело дышала и хрипела.
Люба, фиксируйте голову, пожалуйста, только осторожно, чтобы повязку не повредить, распорядилась Инна. Наталья Андреевна, успокойтесь, сейчас все будет в порядке, она приложила фонендоскоп к груди клиентки тахикардия. Вы меня слышите? С вами раньше подобное случалось?
Н-нет нет просипела клиентка, и Инна вдруг с ужасом увидела, что ее кожа начинает синеть, а горло распухает буквально на глазах.
Люба, противошоковую аптечку, срочно! крикнула она, и медсестра выскочила в коридор, а Инна вдруг испугалась.
Она не могла вспомнить, какой препарат вводила клиентке последним, что именно могло вызвать анафилаксию. Измерила давление низкое, руки клиентки вдруг стали какими-то ватными, слишком вялыми и податливыми, как у тряпичной куклы, дыхание стало еле слышным.
Вернулась Люба с аптечкой, Инна быстро ввела воздуховод, набрала адреналин, сделала подкожную инъекцию.
Люба, нужно еще ввести капельно, она назвала дозу, и медсестра принялась собирать систему для внутривенного введения.
Грудная клетка клиентки стала двигаться более спокойно и равномерно, давление чуть повысилось, и Инна испытала облегчение вывести из шока она ее успела, но вот что теперь говорить Мажарову? Она чувствовала, что где-то ошиблась, и такое было с ней впервые.
Люба, нужен кислород.
Да, я сделаю, Инна Алексеевна, кивнула та, ловко вводя в вену систему для переливания. Воздуховод уберете?
Да, сейчас Инна убедилась, что клиентка нормально дышит, убрала трубку. Наталья Андреевна, как вы себя чувствуете?
Голова кружится простонала та.
Это пройдет.
Что со мной?
У вас, по всей видимости, аллергия на какой-то из препаратов, но вы об этом могли ничего не знать, уклонилась Инна, совершенно четко понимая, что в этом ее вина. Мы разберемся, и я потом подробно все вам расскажу. А сейчас вам нужно отдохнуть.
Она проследила за тем, как Люба надела на клиентку кислородную маску, и вышла из палаты, закрыла за собой дверь и прислонилась к ней спиной, чувствуя, как задрожали ноги.
«Как я могла?! Что я упустила, в какой момент?! Надо срочно записи поднять, все равно протокол писать Черт возьми, ну почему именно она?»
По коридору быстрыми шагами приближался Мажаров даже без халата, в хирургическом костюме, видимо, кто-то все-таки вызвал.
Что случилось, Инна Алексеевна? обеспокоенно спросил он.
Анафилактический шок. Но уже все я провела противошоковые мероприятия, сейчас клиентка на кислороде и на дозе адреналина капельно, пробормотала Инна, не сумев окончательно взять себя в руки.