Чем вызван шок?
Пока не понимаю
Вы что не помните, что вводили?
Почему помню, пробормотала она, опустив глаза и чувствуя себя школьницей, застигнутой за чем-то запрещенным.
Тогда назовите, потребовал Мажаров.
Но ведь трудно определенно сказать это мог быть антибиотик, его вводили накануне операции
Это слишком отсроченные последствия! перебил он. Антибиотик вводился в шесть утра, сейчас половина второго, слишком долго для реакции немедленного типа.
Тогда выходит, это что-то из препаратов для наркоза. Но клиентка могла не знать об аллергии. И я могла этого не знать, соответственно.
Мажаров сверху вниз посмотрел на нее.
То есть вы не спросили?
О чем? Об аллергии на наркотизирующие препараты?
Об аллергии вообще, Инна Алексеевна!
Я не помню надо смотреть карту.
Мажаров раздраженно махнул рукой:
Через полчаса жду вас с картой клиентки в кабинете Аделины Эдуардовны, он отстранил Инну и вошел в палату, а Калмыкова почувствовала, что вот-вот заплачет.
Такое случилось с ней впервые чтобы допустить оплошность, едва не повлекшую смерть клиентки, да еще и не помнить, как именно такое могло произойти. Калмыкова всегда проверяла и перепроверяла свои записи перед операцией, чтобы избежать вот таких ситуаций, но сегодня с самого утра все шло не так.
«Нельзя, нельзя приносить свои проблемы на работу! ругала себя Инна, шагая по коридору в ординаторскую. Папа всегда говорил перешагнула порог больницы, и все ты не мать, не жена, не дочь, ты врач, забудь обо всем, что у тебя происходит за стенами. А я в последнее время слишком часто отвлекаюсь на Алину, на Даню, на а, да что там! Мне нет оправданий, это же понятно. Драгун запросто выставит меня на улицу и будет права я поставила под угрозу жизнь клиентки и репутацию клиники. Да еще и клиентка жена мэра, ну вот как такое происходит в один момент?»
В ординаторской ее встретили сочувственными взглядами, но Инна, низко наклонив голову, прошмыгнула к своему столу и сразу уткнулась в монитор, открыв карту клиентки. Разговаривать с коллегами не хотелось совершенно, да и что она могла сказать? Оправдываться? Любой из них мог оказаться на ее месте Или не мог? Она проявила халатность, да что там допустила чудовищную ошибку и теперь даже не могла понять, какую именно.
Игорь Александрович, обратилась она к Авдееву, вам придется сегодня работать с другим анестезиологом, у меня сейчас разбор с шефиней и Мажаровым.
Авдеев только пожал плечами он уже, видимо, успел передать все данные клиента Сергею Маликову тот работал в клинике давно и считался начальником Инны.
Удачи, Инна Алексеевна, сказал Филипп Басалаев, выглядывая из-за своего монитора.
Она мне точно пригодится, пробормотала Инна, забирая с принтера распечатку протокола и предоперационного осмотра.
Строка об аллергии была пуста, это сразу бросилось Калмыковой в глаза она действительно вчера не спросила у клиентки об этом.
В ординаторскую в этот момент вошел Маликов и сразу направился к ее столу, протянул руку:
Дай я посмотрю.
Инна протянула ему лист, и Маликов, конечно, тоже сразу увидел пустую графу.
Ты как так налажала-то, Инка? укоризненно покачав головой, спросил он. Там Мажаров злой как черт
Еще бы жена мэра
А не в том дело. Будь это кто угодно он бы злился так же, и я, представь, сейчас его хорошо понимаю, Маликов помахал перед ее лицом листком. Ну придумывай, что будешь говорить, больше я выхода не вижу.
Инна тяжело вздохнула, собрала все бумаги и вышла из ординаторской, направляясь к лестнице в переход между корпусами.
Аделина
После разговора с Кайзельгаузом у меня осталось очень приятное впечатление и какая-то ностальгия, вызванная, видимо, его словами об отце. Наверное, никто, чьи родители не работали в той же области и не были успешными и признанными, не сможет понять этих чувств.
Мне было чуть легче потому, что я женщина, мы все-таки немного иначе воспринимаем подобные моменты, да и мать никогда не стремилась видеть меня рядом с собой в операционной. Наоборот, она всячески отговаривала меня и не подталкивала к выбору профессии, считая неспособной и ни на что особенно не годной.
Семену же досталось, очевидно, по полной программе. Его отца, Бориса Исаевича Кайзельгауза, я знала довольно неплохо, и это был тот еще субъект. Самовлюбленный, холеный, с завышенной самооценкой, он всегда появлялся в отделении, где оперировал, с пафосом и громким говором, как будто считал хорошим тоном орать в коридорах, и его совершенно не смущало, что в палатах находятся пациенты после тяжелейших операций, выполненных его коллегами.
Кстати, сам Борис Исаевич в последнее время практически не брался за сложные или сомнительные случаи, находил тысячи причин для отказа и передачи такого пациента кому угодно. Я подозревала, что он просто-напросто опасался негативных исходов, чтобы не испортить себе репутацию блестящего хирурга. Он на самом деле когда-то таким и был, просто сейчас уже и возраст, и новые технологии, овладевать которыми ему становилось все труднее. И сын пригодился ему для этого как нельзя более кстати, и можно было продолжать поучать его, делая вид, что проверяешь знания и квалификацию.
На самом же деле, по отзывам коллег, как следовало из небольшого досье, собранного для меня Аллой, Семен Кайзельгауз-младший был отличным хирургом, может, не выдающимся, но уж точно не заурядным, он обладал быстрым и четким мышлением, хорошей реакцией и уверенными, твердыми руками. И те же коллеги кулуарно поделились с моим референтом мыслью о том, что отец нарочно принижает способности сына, чтобы удержать возле себя, сделать зависимым, пошатнуть уверенность в том, что Семен сможет добиться чего-то самостоятельно.
Нет, мне в этом смысле с матерью повезло, она никак не комментировала мои успехи или неудачи, не влезала в мою работу вообще не интересовалась тем, как и что у меня происходит. И вот за это я сейчас, сравнив наши с Семеном истории, была очень благодарна, хотя раньше обижалась. Нет, мама все сделала правильно она научила меня выбирать свой путь и следовать ему, а не ждать, что великая Майя Михайловна придет, протянет руку и все решит за меня. Все, чего я достигла в медицине, было моей личной заслугой, а вовсе не отголоском фамилии Драгун.
Мне очень хотелось, чтобы Семен Кайзельгауз-младший остался работать в моей клинике, я чувствовала, что он для нее создан, что ему хочется делать что-то свое, что он будет стремиться к чему-то новому, и это для меня значило куда больше, чем всякие характеристики. Теперь бы еще Иващенко дал ему положительную оценку и можно выдохнуть, хирургов у меня будет ровно нужное количество.
Дверь кабинета распахнулась без стука, и на пороге появился Матвей. Я, подняв глаза от счета-фактуры, который собиралась подписать, вдруг увидела выражение лица мужа Он был весь белый, разъяренный таким я Матвея не знала.
Что-то случилось? осторожно поинтересовалась я, и Матвей, плотно закрыв дверь, рявкнул шепотом, чтобы не услышала Алла в приемной:
Мы чуть жену мэра не угробили только что!
В каком смысле? мне почему-то показалось, что Матвей шутит, уж не знаю, с чего я так решила.
Анестезиолог не собрала нормальный аллергологический анамнез, и клиентка выдала анафилактический шок после операции.
Я встала:
Что предприняли?
Успокойся, там все уже нормализовалось, к счастью, Калмыкова не успела уйти из отделения, провела мероприятия, оставила клиентку на кислороде и адреналине пока. Но ты только подумай, что могло произойти?! Матвей плюхнулся на диван и посмотрел на меня, ожидая реакции.
Ну не произошло ведь, справились?
Деля ты серьезно? Не могу поверить.
Матвей, я с тобой согласна, надо разобраться и выяснить, что произошло. Но вот так реагировать не надо.
Если ты считаешь, что моя реакция связана с положением ее мужа начал Матвей, но я перебила:
Не говори ерунды. Я прекрасно знаю, что ты точно так же реагировал бы на инцидент с любым клиентом, и мэрское кресло тут вообще ни при чем. Но, Матвей, согласись все бывает. Да, это вопиющий случай, мы его подробно разберем и постараемся сделать так, чтобы подобное не стало системой. Но ты должен успокоиться и оценить ситуацию адекватно и без эмоций.
Калмыкова придет сюда с протоколом и картой минут через десять. Надеюсь, у нее хватит ума записи не подделывать.
Перестань, Матвей, поморщилась я, открывая настежь окно. Не хватало еще начать подозревать сотрудников невесть в чем.
А что ты вообще знаешь об этой Калмыковой? вдруг спросил муж, и я резко развернулась в его сторону:
Ты о чем?
Ну вот кроме того, что она рассказывает всем?
Матвей, это не мне, это тебе пора в отпуск. Послушай только, что ты говоришь, это же возмутительно.
А что тебя возмущает в моих словах? То, что мы практически ничего не знаем об этой Инне Калмыковой? Обо всех знаем а о ней нет?
Человек имеет право не говорить о личной жизни на работе что в этом ненормального, я не пойму?
Матвей покачал головой, сложил на груди руки и умолк, глядя куда-то перед собой. Я чувствовала, как сильно он раздражен произошедшим с его клиенткой ведь, как ни крути, вся ответственность ложится на него как на оперирующего хирурга и лечащего врача. Но при чем тут личная жизнь Инны Калмыковой? Матвею вообще никогда не было дела до того, чем живут и дышат сотрудники клиники вне ее стен, а тут вдруг
Матвей, что-то случилось?
Случилось, кивнул он, но я не придал этому значения, решил, что это все неважно, просто чьи-то сплетни. А надо было сразу с тобой об этом поговорить.
Да о чем?! я начала терять терпение.
Я тут получил письмо, в котором сказано, что Калмыкова не сама уволилась с предыдущего места работы, а ее уволили за халатность.
Но у нее нормальная трудовая книжка, что за ерунда?
Я в тот момент тоже так подумал, а теперь считаю, что ты должна отстранить Калмыкову от работы и навести справки о причинах ее увольнения.
Я поморщилась. Никогда не могла даже представить, что мой муж вдруг начнет какую-то охоту на ведьм из-за случая, который мог произойти с кем угодно достаточно просто запариться и пропустить графу «аллергия», такое иной раз происходит, что уж греха таить. Да, в одном случае из ста бывает так, как сегодня. А вообще Собирать аллергологический анамнез должен был принимавший ее врач, а Матвей, как лечащий, еще и уточнить был должен. Ну и кто виноват?
Начать подозревать анестезиолога в нечестности и тем более подделке документов я считала неправильным. Но спорить с Матвеем сейчас тоже не хотелось.
Давай поступим так, как можно мягче произнесла я, садясь на подлокотник дивана рядом с Матвеем, когда придет Калмыкова, все подробно разберем, ты пойдешь в ординаторскую, а я попытаюсь поговорить с ней сама. И позже вызову Иващенко, вдруг он что-то мне не сказал.
Делай как знаешь, отмахнулся Матвей, тебя ведь все равно не переупрямишь.
Я погладила его по плечу, обтянутому хирургическим костюмом:
Не волнуйся, я во всем разберусь. А ты сейчас, пожалуйста, постарайся держаться в рамках, хорошо? Обвинить человека легко.
Муж неопределенно мотнул головой, и я поняла, что он уже думает о чем-то другом, привыкнув доверять мне в вопросах, касавшихся персонала. Вот и отлично, ему сегодня еще лекцию читать, он должен отдохнуть и настроиться.
В дверь постучали, и на пороге возникла Алла.
Аделина Эдуардовна, к вам доктор Калмыкова.
Пусть проходит, я переместилась за стол, а Матвей, поднявшись и размяв плечи, устроился на углу, отодвинув стул и развернув его боком.
Калмыкова вошла уверенной походкой человека, которому нечего бояться в кабинете начальницы, это мне понравилось, потому что в глазах ее я заметила легкую панику. Но она умела держать лицо и хотя бы делать вид, что спокойна и не волнуется.
Присаживайтесь, Инна Алексеевна.
Она расположилась напротив Матвея, положила перед собой распечатанную карту клиентки.
Я понимаю, что допустила чудовищную оплошность даже не знаю, как такое могло произойти.
Матвей вытянул карту у нее из-под руки и быстро пролистал.
В протоколе ничего необычного.
Да! Потому что в ходе наркоза ничего необычного и не было! с каким-то даже вызовом ответила анестезиолог. Я проводила клиентку в палату, еще раз измерила показатели там написано, что все было в пределах нормы. Но буквально через пару минут после того, как я ушла из палаты, у нее начался отек гортани. При помощи палатной сестры мне удалось приступ купировать, сейчас с клиенткой все в порядке, я заходила перед тем, как идти сюда. Чем могла быть вызвана такая реакция, я не знаю. Про аллергию я спросила, когда клиентка смогла говорить аллергики обычно знают, что вызывает у них реакцию. Так вот она не назвала ничего вообще ни препаратов, ни продуктов.
Инна Алексеевна, вы не волнуйтесь так, попросила я, заметив, что с каждым словом Калмыкова начинает говорить все громче и вот-вот сорвется в истерику. Вас никто ни в чем не обвиняет. Мы хотим просто разобрать ситуацию и понять, что именно произошло, а не устроить судилище. Это нормальная практика в клинике разбирать каждый случай. Я выслушала ваше мнение, посмотрю протокол и подумаю, как нам избежать подобного впредь. И что делать с клиенткой сейчас, я протянула руку и взяла у Матвея карту. Матвей Иванович, у вас есть вопросы?
У меня не вопрос, а небольшое замечание, если позволите. Мне, Инна Алексеевна, сегодня показалось, что вы с самого утра довольно рассеянны и невнимательны, сказал Матвей, сложив на столе руки и глядя на них. Так вот. Если подобное я замечу еще раз, к моему столу вы больше не встанете. Прошу понять меня правильно и не обижаться. Я привык, что моя бригада не нуждается в контроле, а с вами, вижу, это не работает.
Калмыкова вспыхнула, выпрямилась:
Вы ошибаетесь, Матвей Иванович. То, что произошло сегодня, больше не повторится. Я умею отделять личное от рабочего.
Я очень на это надеюсь, Матвей поднялся. Мне пора в институт.
Он вышел из кабинета, и, как мне показалось, Калмыкова постаралась скрыть вздох облегчения.
Инна Алексеевна, вы на доктора Мажарова не обижайтесь, потому что он прав. Если у вас какие-то сложности дома, могу предоставить вам отпуск для их решения, но приносить это в операционную не советую.
Я почувствовала, что попала в какое-то больное место словами о сложностях Калмыкова снова напряглась и энергично затрясла головой:
Нет-нет, все в порядке просто у меня часы сегодня спешили, я ведь утром вам показывала, вот с этого и началось. У меня все в порядке, никаких сложностей.
Ну как знаете. Однако если решите
Нет-нет, спасибо, отпуск не нужен, поспешно перебила меня Калмыкова.
Тогда можете идти, Инна Алексеевна, я сама разберусь с клиенткой. Да, кстати, я сняла очки и посмотрела на вставшую из-за стола Инну. Я все забываю спросить, а почему вы ушли из московской клиники? Все-таки там наверняка были перспективы.
Какие? чуть скривилась Инна. Уж точно гораздо меньшие, чем здесь. Вы не подумайте, что я пытаюсь к вам подольститься, потому хвалю вашу клинику, нет. Но за то время, что я тут работаю, я чувствую, что существенно улучшила навыки, а в Москве была рутинная работа.
Я ничего такого не думаю. Но все же должна быть причина для того, чтобы человек бросил работу в столичной клинике пусть и рутинную, но со стабильным доходом, забрал двух детей и переехал сюда, очень далеко от столицы. Наверняка вашей дочери такая перемена мест не очень понравилась, да? Она ведь готовилась поступать в московский институт, правда? А пришлось учиться в провинции.