Мы уселись за угловой столик с канапешками и шампанским. Она заправила меня поглубже к стене, подперев теплым атласным боком. Я завидовала исходившему от нее ощущению внутреннего баланса. Историю издательских страстей, которую она мне излагала, сама она всерьез не воспринимала. Я в такую историю легко могла вляпаться по уши и потонуть. Для нее же это было равносильно наблюдению за экзотическими рыбками в большом аквариуме. Она то и дело цокала языком, стучала пухлым пальчиком по стеклу, подбрасывала корм. А когда страсти утихали, она просто извлекала из воды пару рыбьих трупиков, плавающих животами вверх. Затем ей же предстояло вычистить аквариум и заселить его заново.
Сказочник в разводе уже восемь лет, нашептывала Татьяна мне в самое ухо, его бывшая супруга вроде бы улетела в США. И там где-то пропала. Ни слуху ни духу. Детей у них не было, вроде бы у нее со здоровьем не все в порядке. И тут этот Яков. Не знаю, совпадение это, или он был знаком с бывшей женой Сказочника, но я так поняла, что он целенаправленно сюда явился вставлять ему палки в колеса. Какая-то у Якова с Владиславом глубокая личная неприязнь. Мне самой жутко интересно, в чем там дело. Может, ты мне потом расскажешь, подмигнула мне Татьяна.
Я?! Щеки легонько защипало, наверняка я покраснела. С чего это вдруг?!
Молодая ты еще, конечно, как бы смирилась с моей недогадливостью Татьяна. Можно подумать, она меня на сто лет старше.
Феномен коллективного сводничества начинал меня занимать. Хотя все было объяснимо. Сказочник в разговоре с Татьяной выразил интерес к моей персоне. Я (как и все в издательстве) неоднократно выказывала свой интерес к нему. А Женя Женя просто слишком много про меня знала. В кино про таких друзей говорят, что их «пора убить».
Я усмехнулась.
За следующую пару часов я успела поболтать со всеми своими знакомыми, меня представили нескольким людям. Якова и его дамы сердца нигде не было видно. Как и Сказочника. Я немного загрустила. Не хотелось, чтобы такое многообещающее, хоть и слегка бестактное знакомство смазалось, сошло на нет
И тут он появился. Какой-то напряженный, взвинченный. Или мне показалось?
Сказочник залпом опрокинул фужер шампанского. Затем крепко зажмурился и с облегчением выдохнул. Лицо его просветлело. Как будто миновала гроза. Казалось, он решил какую-то важную проблему. Может, его конкурент Яков покинул этот праздник жизни? Вот Сказочник и ходит теперь довольный. Видно, ищет, на кого бы излить накопившуюся энергию.
Он избрал жертвой главного редактора. Разговор завязался экспрессивный. Тем временем мы с Татьяной и детским писателем Андреем Севериным раздавили бутылочку вина на троих, заметно повеселев. Когда я уже почти забыла про Сказочника, он вдруг объявился. Андрей тут же вскочил из-за стола, стал возбужденно трясти «приглашенной звезде» руку. Сказочник был дружелюбен, но давал о себе знать излишек энергии. Его глаза сделались еще страшнее. В них я по-прежнему видела и рептилию, и человека, но теперь это все было за какой-то странной поволокой аффекта. Как будто он принял психотропные вещества. Хотя кто его знает Исчез на два часа, а вернулся таким. Очень похоже, что так и было.
Честно говоря, я была разочарована. Снюхал дорожку или съел таблетку. Так и я могу написать «шедевр» об опыте проживания альтернативной реальности. От Владислава Юрьевича, очевидно, не укрылась перемена моего настроения. Вряд ли он понял, о чем конкретно я подумала. Но заметил, что очень понравился мне при знакомстве, а теперь у меня изменилось отношение, и я начала слегка тяготиться его компанией. Он был этим недоволен. Он буравил меня тяжелым взглядом, а я обращалась то к Татьяне с очередной ничего не значащей репликой, то к Андрею, то просто смотрела на капли, ползущие по стенке запотевшего бокала с прохладным вином.
Это было к лучшему. В той же бабушкиной книге по этикету писали, что, если выказываешь мужчине безразличие после радушия это также повышает твою ценность в его глазах. Не то чтобы я делала это специально. Обстоятельства складывались так, что я против воли дразнила зверя.
Наконец Сказочник поднялся из-за стола и вежливо попрощался с нами. Мы посидели еще минут пять, прежде чем Татьяна заметила, что он оставил на столе свой кожаный тисненный золотом ежедневник.
Надо вернуть, заявила Татьяна, Манечка, зайка, он припарковался на этом унылом заднем дворе. Отнеси, пожалуйста. Я уже не рысак Редакторша в очередной раз подмигнула мне.
Я могу, подал голос Андрей. Ему было за счастье пообщаться лишний раз со знаменитым Сказочником.
Нет, профессиональным железным тоном отбрила его Татьяна, Маруся сходит. Ну!..
Никаких других вариантов не предвиделось. Я вздохнула и встала из-за стола, подхватила ежедневник и направилась к выходу. По дороге я заглянула в уборную, освежиться и проверить, хорошо ли я выгляжу. Хотя, казалось бы, какая мне разница, что подумает психически нездоровый наркоман? В мою сумочку книжица явно не влезла бы, так что я несла ее в руке.
Шаг из здания гостиницы оказался шагом прочь из моей старой жизни. Иной раз ничего не подозревающий прохожий пересекает тихую улицу, и вдруг его сбивает не пойми откуда вылетевший спорткар. Шел через дорогу, а пришел в абсолютное белое. Нечто подобное случилось и со мной.
Машин было немного, внедорожник Сказочника найти труда не составило. Я обошла автомобиль и приблизилась к его владельцу со спины. Он что-то делал у открытой настежь задней двери. Я собралась уже окликнуть его, сказать о забытом ежедневнике, как вдруг заметила
Из салона торчал толстый полупрозрачный полиэтилен. А из-под него выглядывала рука! Алые ноготки. Рубиновое кольцо на среднем пальце. Очень приметное. Это точно была рука подружки Якова. Где же он сам?
И тут, точно в ответ на мой мысленный вопрос, раздался стон. Явно мужской. Звук шел из салона автомобиля, из-под этой кучи полиэтилена. Сказочник молниеносно поднял с земли крупный камень и нанес четкий мощный удар. Стон оборвался.
Я не дышала. Ничем себя не выдала. Сделала беззвучный шаг назад. Я всегда умела ходить тихо. Даже на каблуках.
Все эта сцена от начала и до конца не заняла и пяти секунд.
Он почувствовал, именно почувствовал, как животное, что я стою у него за спиной. Обернулся. Следующий удар пришелся мне в висок. Камень рассек кожу. Что-то горячее начало заливать шею, стекать под платье. Меня затошнило. Стало тяжело, темно и душно. Я упала. Рассекла губу в уголке рта. Мир ненадолго просветлел, и я увидела Сказочника так близко. Сердце пропустило удар. Карамель и сгоревшие травы. Горько. Больно. Страшно. Совсем не то наивное и светлое «страшно», что было в начале вечера, когда Сказочник целовал мою руку. Он смотрел на меня с явным сожалением.
Все должно было быть не так, малышка, Сказочник приподнял мое лицо за подбородок, мне жаль.
Следующее просветление не принесло мне облегчения. Болела шея, болели руки, кровь вяло подсачивалась из ран. Я сидела на переднем пассажирском сидении. В ногах валялась моя сумка и его ежедневник. Опять затошнило. Накатило отчаяние. Это что, конец? Вот так?..
«Нет. Мой внутренний голос словно забивал гвозди, чеканил каждое слово. Делай. Что. Хочешь. Но. Мы. Должны. Жить».
Снова стало темно.
Не имею понятия, сколько прошло времени.
В следующий раз я очнулась под высоким черным небом. Ледяные звезды, космос, летящий прямо на меня. Я не заслужила такого исхода. Или заслужила?
Мягкий ворс пледа, на котором я лежала, не мог защитить меня от холода каменистой земли. Никто не мог меня защитить.
Лесополоса. Желтый свет фар его внедорожника. Безликая неасфальтированная дорога.
Он что, собрался меня здесь закопать?! Я была укрыта его пиджаком. Это странно. Зачем было укрывать, если все равно убьешь? Нет, видимо, план был другой. Через несколько секунд мне удалось сфокусировать зрение и, игнорируя головную боль, подняться на ноги. Пиджак сполз с плеч. Руки были туго связаны спереди, я почти не чувствовала кисти. Сказочник стоял ко мне спиной. Копал яму. Вокруг не было ничего подходящего, ударить его было нечем, да и не факт, что удалось бы хоть что-то взять онемевшими руками. Сделав шаг вперед, я поняла, что он уже закапывает яму. Он хоронил Якова и ту женщину. И самое страшное я увидела, как дернулась ее рука: она сжала пальцы. И через мгновенье на нее упала новая порция земли.
Эта картина лишила меня сил. У меня все поплыло перед глазами, и я опустилась на колени. Каменная крошка грубо впилась в кожу через тонкую ткань платья. Плевать на это.
Сказочник продолжил свое дело, стоя ко мне спиной. Через некоторое время он повернулся. Всё. С Аллой и Яковом всё. Я вас не знала. Но мне очень жаль, правда. Прощайте.
Мои щеки горели, должно быть их пересекали едкие дорожки от слез.
В эту ночь я познала новую, неведомую прежде меру отчаяния. Человек, о котором я мечтала всю свою жизнь, оказался дьяволом. И увлек меня в ад.
Глава 4
Падение в бездну 1
Впрочем, в аду я была не впервые.
Дрожащими руками я приняла от Сказочника стакан воды. Даже если она отравлена, это не имело значения. Засыпая нервным горячечным сном на диване в его гостиной, я снова чувствовала себя двенадцатилетней девочкой. Он сказал, что перенесет меня в комнату. Что это будет моя комната. Я с трудом слушала, сознание рвалось прочь, веки отяжелели.
Через октябрь и Аллочкину с Яковом могилу я, как через кроличью нору, попала прямиком в давно отжившее и распавшееся гнилыми листьями лето.
В лето, когда нам было по двенадцать. Но тринадцать потом исполнилось только мне одной.
Кажется, я еще чувствовала руки Сказочника, обвившиеся вокруг моей талии, когда меня ослепило.
В тот день на излете августа солнце светило так невыносимо ярко, что невозможно было смотреть прямо перед собой.
Так что шлепающие впереди Олеськины мокрые ноги я видела урывками. Моргала. А потом вступала в короткий неравный бой с солнечным светом. Легкий ветерок почти не холодил. Только заставлял воду сходить мелкой рябью. И рябь эта ловила солнце и отсвечивала почти так же беспощадно.
Так что на старый высокий мост я волоклась за Олеськой почти вслепую. Острая трава щекотала голые ноги. Олеська уже была КМС по плаванию, а я Я просто не хотела, чтобы она считала меня трусихой.
Никто другой не заставил бы меня прыгать с разрушающегося моста с почти десятиметровой высоты ровно в середину реки.
Не бзди, Машко, я тебя, если что, вытащу. Олеська резко повернулась ко мне, ее мокрые волосы окатили меня брызгами.
Я видела в каком-то фильме, как бросались осьминогом. И он летел, растопырив щупальца и вращаясь. Вот именно так, «по-осминожьи», и крутанулись пряди ее мокрых волос. А я была слишком близко, когда она вдруг решила затормозить и ободрить меня обещанием спасения. Хоть я и не налетела на лучшую подругу, но по лицу «осьминожьими» волосами таки получила.
Олеська гордо сложила руки, запрокинула голову и победоносно звонко хохотнула. Ее волосы немного пахли тиной. Но, бесстрашная спортсменка, она все равно была красоткой в своем розовом купальнике. А я выглядела нелепо. Честно говоря, вместо этого деревенского экстрима я предпочла бы почитать.
Я гостила на ее даче и совсем не знала эту реку. А что было там, на дне? Что сверкало под мостом? Или просто рыба играла?
Олеська авторитетно заявила, что с заброшенного трамплина даже пацаны не прыгают. Так что прыгнуть с него для нас теперь дело чести. Я помялась, но подчинилась. В нашей команде Олеська явно лидировала.
Смотри и учись, Машко! Мне не нравилось, как подруга коверкает мое имя. Но она была от этого в восторге. Я сначала не решилась сказать, что мне неприятно. А потом уже было неловко.
Я не очень хочу, Олесь, заканючила я, и я, кажется, на что-то наступила Вроде бы поранилась Еще заразу занесу.
Трусиха, резюмировала Олеся, выходя на середину ветхого моста, вот тебе магический артефакт.
Подруга стянула со среднего пальца правой руки колечко. Простое пластмассовое с овальным алым глазком, очень красивого оттенка. Как клюква. Оно ей досталось из автомата. Привязанное к жвачке. А мне тогда досталось уродское желтое. Ну что тут поделаешь? Олеська по жизни победитель.
Я расплылась в улыбке, и даже солнце как будто стало меньше слепить. Олеська надела мне на палец кольцо. Чуть великовато, но я в тот момент была так счастлива! Ну все, Машко, не трусь Давай вместе. Подруга взяла меня за руку.
Теперь мы обе стояли на середине моста. Никакого заграждения уже и в помине не было. Был приделанный деревенскими пацанами трамплин. Рассчитанный на одного. Но мы пошли вдвоем. Я собиралась прыгнуть чуть вперед, а Олеська в сторону.
Лишь бы не напороться на реальный гвоздь, а не на тот, что я выдумала в попытке отмазаться от прыжка.
А дальше время ускорилось. Полет. Воздух коротко просвистел навстречу, обдав холодом. Несмотря на жару. Я шлепнулась в воду и, не рассчитав, больно ударилась о поверхность. Не совсем плашмя, но достаточно ощутимо. Живот и бедра будут красными от удара
Потом желтая вода. С запахом и вкусом «осьминожьих» волос Олеськи. Только сильнее. Тина и речная горечь. Вода залилась в нос и в рот. Как?! Закрывала же. Даже рукой нос зажала!
Но руку отодвинули какие-то внешние силы. И чтобы было совсем обидно снесли с пальца кольцо с «клюквенным» глазком. Я это почувствовала.
К боли от удара, воде во рту и носу примешалась досада. Как же колечко-то?
Ну что за чушь?! Мне ведь уже двенадцать. И на день рождения мама с папой подарили мне настоящее золотое кольцо. Правда, без «клюквенного» камня.
Это было горько.
Какая-то внешняя сила подхватила меня. Уже не волна. Не сила притяжения. Руки. Руки взрослого. Меня тащили. Сквозь воду я видела желто-коричневый мир, весь в пузырях. Потускневшее солнце. И двух рыбок. Они быстро скрылись, и желто-коричневое раздвинулось, выпуская меня на поверхность.
Первый раз с момента прыжка я вдохнула. Воздухом, а не водой. В груди саднило, и я как-то страшно кашляла. Как будто лаяла по-собачьи.
А со второй что? спрашивал кого-то какой-то парень. Или даже мужчина. В мокрой черной футболке, прилипшей к теплому телу. Телу намного теплее моего.
Я висела на этом его теле, запрокинув голову, и знала, что ему очень тяжело. Что я сейчас стала как камень, холодная и неподъемная. И даже не могу никак облегчить эту тяжесть. Его вопрос я больше ощутила поверхностью тела, чем услышала, через вибрации, разошедшиеся по моей коже, когда он произносил слова.
Плохо, ответил другой мужской голос издалека, там арматура на дне Так она прям на нее
Что?.. спросила я то ли слишком тихо, то ли вообще не вслух. Не знаю. Этот парень или мужчина не ответил. Помню только, какой он был бледный и вдруг стал еще белее, затем слегка покачнулся. А его рыжеватые глаза смотрели мне за спину туда, откуда шел второй голос, прямо на солнце. Они стали почти желтыми, а зрачок превратился в черную точку. А он будто не замечал, как слепит солнце, и глаза не закрывал. А я переживала за эти золотые глаза. Сильнее, чем за кольцо. Я боялась, что солнце сожжет эти глаза.
Про Олеську я вообще ничего не поняла. Потом, когда поняла, стало стыдно, что думала про кольцо. Или стыдно за что-то другое, чего мне уже не вспомнить? Хорошо, что об этом никто не знает. А что про глаза парня думала стало только чуть-чуть неловко. Но не стыдно. Потому что это тоже очень важно. Хоть Олеська и важнее.