Я снова сделала глоток колы, у неё вдруг появился какой-то металлический привкус, хотя может мне это только почудилось, поморщилась и отбросила банку в сторону. Зачем я её пила? Вообще, может показаться диким, как можно спокойненько вот так присесть за столик рядом с мёртвой патронессой и прихлёбывать неспешно газированный напиток, словно я заглянула сюда после лайтовой воскресной пробежки?
Не знаю, отвечу я И это будет правда. Возможно, мне просто нужно было какое-то обычное, самое рядовое действие, напоминающее что-то из прошлой жизни, чтобы не сойти с ума. Не свихнуться, не съехать с катушек, не умереть от того кошмара, который всё отчётливей проступал передо мной, прямо там, в кафе, когда я увидела подсыхающую лужу, образовавшуюся под головой Карен. Или ещё раньше, когда встретила ту женщину с её малышом, или сразу после того, как чуть не выблевала свой собственный желудок
Наверное, мне просто нужно было что-то из прошлой жизни. А что может быть обыденней и понятней того, когда ты присаживаешься, чтобы глотнуть колы?
И знаете, о чём-нибудь покрепче, я, как ни удивительно, не думала. По крайней мере, в ту минуту. И не только потому, что в нашей «Крошке» нет спиртного, это семейное кафе, и не из-за того, что хотела остаться в такой ситуации трезвой, подобная чепуха, как правило, практически никогда не приходит мне в голову, а просто потому, что даже не вспомнила об этом. Вскоре я, конечно, наверстала, да ещё как, но тогда вздрагивала, морщилась, но глотала, пока не отшвырнула её, смятую и полупустую, в угол.
От шума, с которым банка шмякнулась о стену и покатилась по полу, я немного очнулась, после чего, чувствуя, как с новой силой подкатывает тошнота, вышла из кафе и направилась домой.
Да, я хотела домой. Мне вдруг пусть на очень короткое время, но показалось, что если я окажусь дома, закрою дверь на ключ, опущу жалюзи, заберусь под плед и включу телек, всё закончится. Весь этот кошмар перестанет существовать. Ну, или ему обязательно найдётся какое-нибудь разумное объяснение.
Квартира, которую мы снимали пополам с Мартой, была всего в двух кварталах от моей работы. Вот ещё бонус, который всегда имел для меня немаловажное значение. Когда я вышла на улицу, ничего не изменилось. Ни одного человека, только разновеликие возвышенности кое-где с неровной поверхностью, густо присыпанные буро-коричневой пылью. Наподобие сугробов. Одни из них напоминали очертанием припаркованные кое-как машины, другие На что были похожи другие думать не хотелось совершенно. Мне и без того казалось, что мои ноги весят не менее центнера каждая, а если бы я снова начала останавливаться, всматриваться и размышлять я, наверное, вообще никогда бы уже не смогла двинуться с места. И не было никакого сомнения, что очень скоро превратилась бы в один из этих жутких сугробов.
Улица по-прежнему напоминала застывшую картину апокалипсиса. Тусклый, словно находящийся за стеклянным блюдцем с кофейным осадком коричневый диск солнца. Мне показалось, что концентрация пыли или что это было ещё, стала гораздо выше. Мне всё никак не удавалось избавиться от противного, металлического привкуса во рту. Я не смотрела по сторонам, а шагала, как могла быстро, втянув голову в плечи. А когда свернула на свою улицу, то уже почти бежала, несмотря на то, что из-за адского непонимания того, что вообще происходит, этой чёртовой пыли, как бы там на самом деле она не называлась, похмелья и всего остального, которого, уж поверьте, хватало, делать это мне было невероятно трудно. Но задыхаясь, отплёвываясь и хватая пересохшим ртом воздух, вспоминая не раз о той банке колы, будь она неладна, я всё же заставляла себя бежать. Я была почти уверена, что как только окажусь дома и захлопну дверь, кошмар непременно закончится. Или, по крайней мере, будет не таким реальным и жутким.
Свернув к своему дому, я остановилась, чтобы отдышаться возле хорошо знакомого минимаркета. Мне нравилось, что при своей компактности, в нём купить можно было практически всё необходимое и по весьма умеренным ценам. Я часто отоваривалась здесь и знала Люси с Розой, работающих посменно. Подняв голову, я увидела, что из-за стекла на меня со страхом глазеет Бони, моя соседка со второго этажа. И хотя её лицо и шея были похожи на то, будто она нанесла на них косметическую маску странного, тёмно-горчичного цвета, да так и забыла о ней, я сразу поняла, что это Бони по веселым, сиреневым кудряшкам на голове и сорочьему взгляду круглых, безресничных глаз.
Я неопределённо махнула ей, не разобрав даже, обрадовалась или нет, что впервые за этот страшный день вижу хоть одно знакомое живое, и на первый взгляд адекватное лицо. Если не считать, конечно, этого непонятного оттенка её кожи. Но за этот день, я уже видела столько странного, неправдоподобного и зловещего, что цвет лица милой, старой Бони меня бы точно не остановил.
И потому я вошла внутрь. Бони была там не одна, а с Питером, нашим управляющим. Они оба, увидев меня отступили назад. Даже если я и обратила на это внимание, то уж точно не посчитала чем-то странным или предосудительным.
Я тоже к этому времени, уже вряд ли бы стала бросаться даже к хорошим знакомым с объятиями. И ещё мне было плевать, так как я поняла, как же мне нужен был кто-нибудь, способный хоть в какой-то мере объяснить, что происходит. Поэтому, я поприветствовала обоих со всей искренностью, на которую только была способна, и чтобы окончательно уверить их в моей вменяемости и добрых намерениях, сделала шаг навстречу и широко улыбнулась. Не взирая на то, что их внешний вид, честно говоря, менее подготовленного человека, мог бы здорово напугать.
Пит, высокий, жилистый старик с всклокоченной головой и суточной щетиной, стоял, прислонясь к стеллажу с энергетическими батончиками и тому подобной ерундой. Он поминутно смотрел то на меня, то на Бони, то куда-то в подсобное помещение и вдобавок дрожал мелкой, частой дрожью. Белки глаз его были оранжевыми, (позже я заметила, что и зубы тоже), а вся кожа посерела. Я даже не знаю, как это объяснить, потому что такого кожного оттенка у человека, а, скажем, не у слона, до сих пор мне видеть не приходилось. Радикальный серый цвет, кое-где только, на локтевых сгибах, в складках шеи, между пальцами, оставался, как и у Бони коричневым. Питер вытянул свой серо-коричневый палец в сторону подсобки и сообщил вполголоса:
Там Люси, она мертва Я сам отнёс её туда, когда увидел, что она лежит на пороге магазина.
Пит издал какой-то странный звук и добавил:
Я не хотел, чтобы она оставалась там и превращалась в коричневый сугроб, да, Бони? дрожь его усилилась, когда он попытался повернуть голову к нашей соседке, Ты ведь тоже не хотела бы этого??