Ох, ну да, ясно о чём вы думаете, я не большая любительница детей, это точно. Но ведь они действительно бывают просто невыносимы, уж я-то насмотрелась, поверьте. А в нашей кофейне это чуть ли не основная публика, поскольку у нас большой выбор мороженого, всегда свежая выпечка и десерт на любой вкус. И к тому же имеется неплохой детский уголок, который после всех этих мелких и шумных негодяев, приводит в порядок, кто бы вы думали? Бинго! Ну, конечно, ваша покорная слуга!
Так что не для меня вся эта подхалимская болтовня, которой встречают и провожают гостей наши девочки. И главная из них, милашка Брэндон. Вот уж кто родился, чтобы без конца скалиться во все свои тридцать два безупречных зуба, угодничать и «вести непринуждённую беседу». Ха! Последняя фраза, кстати, тоже из арсенала безумствующей Карен.
Брэндон у неё любимчик. Наверное, она до смерти жалеет, что он окончательный и бесповоротный гей. Вот Брэнни, и такие, как он, отлично подходят для подобного шоу, а меня увольте. Мне и своей работы достаточно. Помимо того, о чём я уже сказала, у меня ещё и масса мелких функций. Следить, например, за полнотой солонок, сахарниц, салфетниц. За чистотой и содержимым сейшена, столов, управлять кофемашиной, обновлять тейбл-тенты. А ещё чуть ли не каждую неделю заучивать спич о новых скидках и акциях. Карен требует, чтобы данной информацией непременно владели все, включая приходящего уборщика Фиму.
Ладно, опять я дала сильный крен в сторону, видите, что происходит?! Мне в последнее время стало очень трудно сосредотачиваться.
Когда я вошла в нашу «Шоколадную крошку», я сразу поняла, что ядерный взрыв, химическая атака, радиационное излучение, или дьявол его знает, что это было, произошло, скорее всего, сегодня рано утром, когда посетителей ещё не было, а Карен уже пришла. Знаете, как я это поняла?
По той простой причине, что наш бравый, бывший менеджер лежала сейчас на пороге между подсобным помещением и общим залом, тихая и безразличная ко всему происходящему. Карен была мертва, окончательно и бесповоротно. Открытые глаза её смотрели в потолок с каким-то вселенским равнодушием. В правой раскрытой ладони лежал телефон. Голова была слегка запрокинута и лежала в небольшой лужице тёмной крови, которая уже начала подсыхать по краям. Широкий рукав её блузки был задран, и я увидела тёмно-коричневые пятна, покрывающие её кожу от пальцев до середины локтевого сустава. Наверняка, Карен неслабо так приложилась затылком при падении. Вторая рука была откинута назад, будто она собиралась подложить её под голову для удобства. Вообще, если не считать крови да её открытых глаз, то вполне можно было бы подумать, что женщина, набегавшись с утра, собиралась позвонить кому-то, но неожиданно для себя уснула. Только выбрала для этого не самое удачное место.
Я смотрела на Карен, и уже вообще ничего не чувствовала, кроме чисто физического дискомфорта, поднимающегося откуда-то снизу. Я не сразу сообразила, что это, (хотя далеко не новичок в этом деле), поэтому до уборной не добежала. Господь всемогущий и все его святые угодники! Так плохо мне, пожалуй, ещё не было! Хотя могу поклясться чем угодно, что имею самое полное представление о том, что значит, когда тебе плохо. Но тут было что-то невероятное. Это был фейерверк из спазматической боли, бурного, нескончаемого извержения и изнурительных конвульсий, как у старого паралитика. Зато немного погодя, когда меня перестало мучительно выворачивать наизнанку, я выяснила, что света нет.
И тут мне пришло в голову, что ещё утром, собираясь впопыхах у Билли, я заметила, что мой телефон не работает. И электричества тоже не было. Тогда я не придала этому значения. Телефон мог просто разрядиться. А у Билли, в этом его дырявом домишке на берегу мутного озера, света не бывает довольно часто. Тем более, говорю же, я очень спешила, так как была уверена, что опаздываю, и стерва Карен, уж на этот раз точно уволит меня.
К тому же, сколько времени, понять было невозможно, у Билли такой вещи, как часы, отродясь не водилось, а на небе вместо солнца висела какая-то пыльно-серая муть. В общем, я села в тачку свою и рванула с места, даже забыла телефон зарядить в машине, как обычно. Такое со мной впервые случилось, по-моему. Думаю, это всё состояние моё непонятное. Впрочем, об этом я уже рассказывала
Говоря проще, я чувствовала себя, как человек, которого разбудили, но как бы не до конца. То есть я встала, совершала какие-то действия, но окончательно так и не проснулась.
Между прочим, я до сих пор понятия не имею, где моя старая, верная бэха. Где я её оставила? И что побудило меня это сделать?? Хотя и нельзя сказать, чтобы я сильно пыталась её найти, тачек свободных полно, садись в любую, и езжай. И, к слову сказать, не так уж мне это любопытно, мало ли что с человеком происходит после вселенской катастрофы. Да вот только тогда я об этом не знала, просто старалась врубиться, что происходит. Но у меня плохо получалось. Очень плохо.
А, и вот ещё что: чтобы узнать время, я радио попыталась включить. И как легко можно догадаться, у меня ничего не получилось. Да что такое, думаю. На белочку вроде не похоже, да и рановато как-то. Хотя я видела, как это иногда бывает. И возраст вкупе с опытом употребления тут не всегда имеет значение. Но я не об этом сейчас, а о том, что только после того, как я удостоверилась в отсутствии света в «Шоколадной крошке» в моей голове стали выстраиваться какие-то логические связи. Можете этакое вообразить? То есть до сих пор, пустынные улицы, душный, пыльно-коричневый смог над городом, и главное наличие трупов вместе с диким поведением тех, кто ещё оставался жив, мне, значит, ничего не подсказывало?!
А вот очередное отсутствие света, полномасштабное, хотя и принудительное очищение кишечника, а также такой пустячок, как мёртвая шефиня с размозжённой головой, оказывается, слегка прочищает мозги. Ну, кто бы мог подумать!
А может просто моё сознание подобным образом защищало меня от чудовищной, невообразимой правды? Кажется, я даже где-то читала что-то подобное. Только, разумеется, забыла, как это называется. Одним словом, до меня, наконец, дошло, что всё это правда.
Случилось что-то настолько ужасное, что первые несколько часов, я даже не могла осознать весь ужас происходящего. Что именно произошло?! Ядерный взрыв, радиация, вспышка на солнце или биологическое оружие, о котором не слышал, наверное, только глухой? Откуда мне было знать?! И спросить не у кого
А вдруг я вообще осталась одна на всём свете! И никого нет! И уже не будет! Никогда Так как все-все, кого я знала и кого могла бы узнать в будущем, уже погибли или умрут в самое ближайшее время. Их не будет, потому что будущего тоже не будет. Конец света, о котором болтали все, кому не лень последние лет двадцать или тридцать, наверное, уже наступил. А я в данный момент наблюдаю его последствия. То, что происходит прямо сейчас. На моих глазах
Тут мне пришло в голову, что я вообще могу оказаться последним человеком на земле От этой мысли внутри у меня стало холодно и пусто. Как в мёртвой зоне. Но страшно уже не было, наверное, потому, что и меня уже почти не было. Вот какие мысли носились у меня в голове, когда я машинально села за столик в «Шоколадной крошке» с банкой тёплой колы.
И вот о чём я думала, когда только начала рассказывать свою историю
Глава 3. Всё гораздо хуже, чем кажется
Ну и значит, пью я неоплаченную колу на своей бывшей работе, а слева от меня в проходе всё так же лежит Карен Между прочим, то что работа бывшая, я уже тогда ни капли не сомневалась. Мда-а, хотя каких только причин не надумывала, благодаря которым я потеряю её, как только не воображала тот момент, когда Карен объявит мне, что в моих услугах больше не нуждаются, но такого даже я представить не могла. Да и никто бы не мог. Сделаю глоток через силу, а после всё сильнее сжимаю пальцами чёртову банку. И не фига не замечаю этого. Пока содержимое мерзкого пойла уже не полилось наружу, обливая джинсы и стекая на пол. Тогда я посмотрела на свою руку и заметила, что она коричневая. Только тогда, представляете?! А ведь с тех пор прошло несколько часов, точно. Кто его знает, сколько я таскалась по городу, пока не набрела автоматически, наверное, на «Шоколадную крошку». Коричневая, блин! И уж можете мне поверить вовсе не из-за пролитого напитка. Хотя оттенок и был отчасти похожим. Она просто тупо была отвратного коричневого цвета. Почти до самых плеч. Опережая события, хотя чего тут уже церемониться, повествование моё явно последовательностью и логикой изложения не блещет, хочу заметить, что сейчас я уже вся другого цвета. Сначала моя кожа за несколько дней стала коричневой, а потом начала постепенно сереть. И теперь уже вроде бы не меняется. Хотя мне, откровенно говоря, на это плевать с самой большой колокольни. Есть заботы, куда важнее.
Хотя может, мне всё-таки повезёт, и я тоже скоро умру? Вообще-то, скорей всего, я уже умираю. А эта безудержная, изматывающая рвота, интенсивно оранжевого цвета, я почувствовала, как у меня снова в болезненном спазме свернулся желудок, яркое тому подтверждение
Я зачем-то отхлёбывала маленькими глотками противную, тёплую колу, каждую порцию которой, мой организм встречал устойчивым, но уже сдержанным сопротивлением и слушала тишину. Да, вот ещё, о чём забыла упомянуть тишина! Невероятная, почти осязаемая и совершенно противоестественная в большом городе Нарушаемая только тиканьем настенных часов в виде толстого гнома в ярко-красном колпаке, (я вообще до сегодняшнего дня понятия не имела, что они так громко тикают!) она была везде и напоминала покой кладбища или склепа. Она давила на мозги и стягивая голову не слабее железного обруча.
Знаете, что я вам скажу? Не дай бог никому из вас, находясь на одной из центральных улиц большого, современного города, слышать лишь сводящее с ума тиканье глупо размалёванных настенных часов!
У Билли тоже было тихо, но мне это скорее нравилось. Может быть, я ещё и за этим так долго ездила туда. Ведь та тишина была совсем другая. Она была уютная и ожидаемая. А значит привычная, почти домашняя. Мне иногда этого не хватает и сейчас.
И хотя прошло порядочно времени, мне неизвестно сколько даже примерно, может пара месяцев, а может гораздо больше, счёт вести бессмысленно в тех условиях, в которых я оказалась, просыпаться в абсолютной, повсеместной тишине, всё ещё бывает очень страшно. Дело в том, что тишина незаметно вливается в уши, в мозг, разносится по крови, наполняя всё тело свинцовой тяжестью, не даёт возможности думать, анализировать, вспоминать, принимать решения
Она будто парализует волю и замораживает чувства. Это одно из того немногого, кстати, к чему привыкнуть невозможно. Лично я так и не смогла. Хотя вполне допускаю, что тем, кто не испытал подобного, понять это будет сложно. Мол, что такого ужасного в тишине?! Но когда она тотальна, неизменна и бесконечна, это мучительно Это почти непереносимо. Если не желаете, или не имеете возможности убедиться на собственном опыте, просто поверьте
Одно из первых навыков, после практических уроков выживания, преподанных мне новыми обстоятельствами жизни, это умение создавать небольшой, но более-менее регулярный шум возле себя. Это может быть, что угодно: звук собственных шагов, постукивание, похрустывание пальцев, найденная мной ветряная вертушка, дополненная колокольцами, снятыми с детского бубна и установленная во дворе; подобранный в первые дни после катастрофы в какой-то квартире старый транзисторный радиоприёмник, работающий на батарейках и издающий лишь змеиное, но такое милое моему сердцу шипение. Имеется у меня и парочка допотопных магнитол, и с десяток старых кассет, но включать приходится очень редко, и очень тихо, чтобы не привлекать ненужного внимания. Всё-таки, что ни говори, а шум шуму рознь. Уверена, что я до сих пор жива именно потому, что с первых дней соблюдала строгий режим тишины
И всё же, несмотря на всю милую, незатейливую прелесть «Тихой пристани», мне ни разу не захотелось вернуться туда, чтобы узнать, что стало с Биллибоем и его домом. Зачем? Я на сегодняшний момент знаю достаточно, чтобы понимать, что ничего хорошего там меня не ожидает.
Да и было ли оно, то хорошее? Ведь, говоря откровенно, мне просто не то, чтобы сильно есть с чем сравнивать. И ездила я к Билли скорее от безысходности. Просто потому, что больше, говоря откровенно, у меня в целом свете никого не было. Вот и всё Особенно, если учесть, что ездила я туда к парню, которого и своим-то едва считала.
И поэтому, может, конечно, возникнуть вопрос, а зачем вообще тогда вся эта канитель с Билли, ради чего, собственно? Но, во-первых, это никого не касается, а во-вторых, это прозвучит сейчас странно, но я чувствовала себя там хорошо. Да, в этом старом, требующем ремонта последние лет пятнадцать, наверное, доме Билли, мне было уютно. И легко. А в квартире, где я живу, и которую мы снимаем пополам с Мартой, нет. Это просто место, куда я возвращаюсь после работы, и где лежат мои весьма немногочисленные вещи.
Кстати, Марта это двадцативосьмилетняя, рыхлая и крупная девушка, мормонка или кто-то в этом роде. Она работает на почте и дважды в неделю посещает какие-то религиозные собрания. У меня нет ни оснований, ни желания думать, что она в секте, но, честно говоря, всё указывает на это.
Она тихая, аккуратная и вызывающе некрасивая. У неё одутловатое, бледное лицо, жидкие, гладко зачёсанные назад волосы и слегка выдающиеся вперёд длинные, жёлтые зубы. И она постоянно носит деревянные чётки. Она ходит с ними даже в сортир. Когда она чем-то занята, они плотно обвивают её левую кисть с сырыми, тоже очень бледными пальцами. Но стоит ей остановиться, как её руки хватаются за чётки с такой незабвенной силой и страстью, как будто от того, насколько добросовестно и подробно она станет перебирать их, зависит её жизнь. Смотрю я иногда на Марту, кстати, почему мне всегда хочется добавить перед её именем эпитет «бедная»? и думаю: кого и в чём она пытается убедить в качестве своей истинной веры? Глядя на то, с каким жаром она хватается за чётки, как за спасительный канат, мне почему-то кажется, что в первую очередь, саму себя. А ещё мне непонятно, почему среди активно верующих, столько убогих и откровенно некрасивых людей? Нет, на самом деле, мне как-то фиолетово, но просто интересно, как это работает? Они пришли к церкви, потому что такие, или стали такими, потому что обрели веру?
Со мной, как и с остальными, Марта разговаривает испуганным полушёпотом и только по необходимости, но мне от этого не легче. Она мне мешает. Я не могу себя чувствовать свободно не только в её непосредственном присутствии, но даже в ожидании её прихода. Но дело в том, что одна плату за съёмное жильё, я точно не потяну. Уже пробовала.
И ещё я знаю, что дело не в квартире, и не в Марте. Этот, последний вариант, далеко, кстати, не самый худший. В других местах, а их было немало, и с другими соседями, которых наберётся не меньше, дела обстояли ещё хуже.
Вот почему Билли, его дырявый домик и «Тихая пристань» Ему вообще было плевать, что я делаю, как выгляжу и что говорю. Мы друг другу, знаете ли, не мешали. Бывало, он искренне радовался, когда я приезжала, и неуклюже топтался рядом, пока я загружала кафешную просрочку в допотопный холодильник, а иной раз мне казалось, что он едва замечал меня. Но вот с ним я могла быть сама собой. Он, бывало, раздражал, даже бесил меня, но никогда не напрягал. Не тянул в своё наркоманское болото, не осуждал и не оценивал. В отличие от той же Марты, которая оставляла для меня в уборной, прихожей и даже на кухонном столе свои брошюрки «Чистая истина», «Иисус ждёт тебя» и всё в таком духе, а у самой, когда она смотрела на меня, в глазах страх, и на длинном, скорбном, одутловатом лице ясно читается: ничего у тебя не получится, бедняжка, ибо, ты погрязла так, что тебе не вылезти.
С Биллибоем нас познакомил общий приятель, когда мы с ним и его подружкой зависали в этом самом доме. Я, помнится, тогда же и осталась на ночь. А это для меня вовсе не характерно, хотя я и понимаю, что создаю совсем другое впечатление. Ну а потом стала приезжать практически каждые свои выходные. Билли у нас свободный художник, в прямом и переносном смысле слова. Он подрабатывал рисованием в каком-то художественном агентстве, а ещё занимался компьютерной графикой. Звучит круче, чем было в действительности, ну да какая теперь разница, раз всё это теперь в прошлом. Мы с Билли иногда прикалываясь, делали вид, что мы пара, но на самом деле, скорее были приятелями. Ну или соупотребителями. Что-то похожее на дружеский секс, у нас имело место быть несколько раз, да так и зачахло на корню, не во что путное не вылившись