Разумеется, нет. С чего бы? бесстрастно ответил он.
Верно! воскликнул Дмитрий, хлопая друга по плечу. Ты настоящий друг. Кстати, хочешь, организую вечеринку, повеселимся немного
Нет!
Но ты всю ночь будешь на дежурстве. Брось, нужно же развлечься, как всегда
Нет. Не сегодня! отрезал Александр и, помедлив, добавил: И никогда, договорились?
Но
Я опаздываю. Побегу, пожалуй. Увидимся в казарме.
Подводные течения
1
Первое, что представила Татьяна, проснувшись на следующее утро, было лицо Александра. С Дашей она не разговаривала, старалась даже не смотреть на сестру. Уходя, та небрежно бросила:
С днем рождения.
Да, Танечка, с днем рождения, повторила мать, спеша к выходу. Не забудь закрыть дверь.
Папа поцеловал ее в лоб и не преминул заметить:
Твоему брату сегодня тоже семнадцать.
Я помню, папа.
Отец работал инженером-технологом на ленинградском «Водоканале». Мама была швеей. На их предприятии шили халаты для больниц. Даша два года назад бросила университет и устроилась медсестрой у зубного врача. Поначалу между ними было что-то вроде пылкого романа, но все давно закончилось. Однако Даша не ушла, потому что работа ей нравилась. Непыльная и платят неплохо.
Татьяна отправилась на завод, где все утро провела на собрании. Начальник цеха Сергей Красенко спрашивал, кто хочет вступить в добровольческие отряды, которые будут рыть окопы, чтобы помочь Красной армии отогнать проклятых фашистов.
Татьяна почти не слушала. Окопы отряды все казалось таким далеким. Вчера она встретила Александра.
Красенко продолжал говорить. Оказалось, что укрепления к северу от Ленинграда, тянувшиеся по старой границе с Финляндией, необходимо как можно скорее привести в порядок. Опасались, что Финляндия попытается вернуть себе Карелию.
Татьяна навострила уши. Карелия Карельский перешеек Александр вчера что-то говорил об этом. Александр
Татьяна поникла.
Женщины молча слушали Красенко. Ни одна не вызвалась рыть окопы. Ни одна, кроме Тамары, той, что сидела последней на конвейере.
Что я теряю? прошептала она, вскакивая с места. Наверное, ей до чертиков надоела ее работа.
Перед обедом Татьяне выдали очки, косынку и коричневый халат. Ложки и вилки куда-то исчезли. Теперь по конвейерной ленте плыли патроны. Они рядами ложились в маленькие картонные коробки, а она должна была укладывать коробки в большие деревянные ящики.
Ровно в пять Татьяна сняла халат, косынку и очки, плеснула в лицо водой, аккуратно стянула волосы резинкой и вышла за ворота. Предстояло шагать по проспекту Стачек, вдоль знаменитой заводской стены, бетонного сооружения высотой семь метров, тянувшегося на пятнадцать кварталов. До ее остановки было всего три.
А на остановке ее ждал Александр.
При виде его высокой фигуры лицо Татьяны озарилось невольной радостью.
Положив руку на грудь, она на секунду остановилась, но он улыбнулся; покраснев, Татьяна проглотила уже привычный комок в горле и пошла ему навстречу. И лишь краем сознания отметила, что он держит фуражку в руках. Жаль, что она так небрежно умылась.
В голове теснилось столько слов, что она не могла говорить. И это как раз в ту минуту, когда уместнее всего было бы заговорить как ни в чем не бывало.
Что ты здесь делаешь? пролепетала она.
Знаешь, началась война. Со мной все может случиться в любой момент, так что не время притворяться, твердо произнес он.
И опять у Татьяны не нашлось слов.
С днем рождения.
Спасибо.
Будешь праздновать?
Не знаю. Сегодня понедельник, все усталые, злые Поужинаем. Может, выпьем.
Она вздохнула. В другом мире, возможно, стоило бы набраться храбрости и пригласить его на именинный ужин. Но это в другом мире. Не в этом.
Они ждали. Вокруг толпились мрачные люди. Но Татьяна не испытывала ни грусти, ни горечи. Может, она и была бы такой, как они, если бы стояла одна. Если бы рядом не было его.
И вдруг она вспомнила о войне. Как пойдет дальше ее жизнь?
Откуда ты узнал, что я здесь?
Твой отец сказал, что ты работаешь на Кировском. Вот я и рискнул в надежде, что ты еще не успела уехать.
Почему? беспечно бросила она. Или у нас уже входит в привычку встречаться в автобусах?
У нас? Советских людей? Или у нас с тобой?
Она вспыхнула.
Подошел переполненный автобус, куда, однако, смогли втиснуться два десятка счастливчиков. Молодые люди даже не пытались включиться в общую свалку.
Пойдем, решил он наконец, уводя ее с остановки.
Куда?
Я провожу тебя до дома. Нам нужно поговорить.
Девушка с сомнением покачала головой.
До дома километров восемь, не меньше, заметила она, поглядывая на свои ноги.
Сегодня ты в удобных туфлях? неожиданно спросил он.
Татьяна кивнула, проклиная свою ребяческую неловкость.
Вот что, давай доберемся до улицы Говорова, а там сядем на первый трамвай. Сможешь пройти один длинный квартал? Здесь слишком много народа, и все ждут автобуса или троллейбуса. На трамвайной остановке людей поменьше.
Но он не идет до моего дома, возразила Татьяна.
Зато идет до Варшавского вокзала, где можно пересесть на шестнадцатый трамвай, который как раз останавливается на углу Греческого и Пятой Советской. Или вместе со мной поедешь на втором трамвае. Я сойду у казарм, а ты у Русского музея. Он помедлил. Или пойдем пешком.
Ни за что! решительно отказалась Татьяна. Даже если бы на мне были лапти. Идем на трамвай.
Она уже знала, что не станет пересаживаться ни у какого вокзала, чтобы вернуться домой в одиночестве.
Прождав трамвай минут двадцать, она согласилась пройти несколько километров до шестнадцатого трамвая. С улицы Говорова они свернули на улицу Шкапина, которая шла по диагонали к набережной Обводного канала.
Татьяна не хотела садиться в свой трамвай. Не хотела, чтобы он садился в свой. Она просто хотела идти и идти вдоль канала. Но как ему сказать об этом? Были и другие вещи, о которых ей хотелось поговорить. Она всегда старалась не быть навязчивой. Всегда долго подбирала слова, боялась показаться дурочкой и вообще предпочитала молчать, поэтому порой выглядела либо болезненно застенчивой, либо попросту воображалой. Вот Даша ни о чем подобном не беспокоилась. Говорила первое, что в голову придет.
Но сейчас, пожалуй, стоит прислушаться к внутреннему голосу.
Ее просто подмывало спросить Александра о Даше.
Он начал первым:
Не знаю, как тебе сказать Ты можешь считать, что я вмешиваюсь не в свои дела, но
Александр нерешительно замолчал.
Татьяна вопросительно уставилась на него.
Может быть, это и так, заметила она, но все равно говори.
Таня, скажи отцу, чтобы забрал твоего брата из Толмачева.
Татьяна почти не слышала его, потому что они как раз добрались до здания Варшавского вокзала, тожественного и нарядного, и она мельком подумала, как, должно быть, хорошо сесть в поезд, увидеть Варшаву, Люблин и Святокрест Но тут в голове у нее отпечатались отдельные слова: «брат», «Толмачево», «забрать»
Татьяна этого не ожидала, хотя сама не знала, чего ожидать. Александр упомянул о Паше, которого не знал и даже никогда не видел.
Почему? спросила она наконец.
Есть опасность, ответил Александр после короткой паузы, что немцы займут Толмачево.
О чем ты?
Она не понимала. А если бы и понимала Предпочла бы не понимать. Боялась еще больше расстроиться. Она была так счастлива, что Александр сам, сам пришел встретить ее! И все же что-то в его голосе: «Паша», «Толмачево», «немцы» все эти слова объединялись в одно связное предложение, произнесенное почти незнакомцем с теплыми глазами и холодным голосом. Неужели он не поленился добраться до Кировского, чтобы напугать ее? Для чего?
Но что я могу сделать?
Поговорить с отцом. Пусть срочно забирает Пашу из Толмачева. Зачем он вообще туда его отправил? воскликнул Александр. Решил, что это безопасное место?
Он вздрогнул, и по лицу пробежала быстрая тень. Татьяна пристально наблюдала за ним, ожидая объяснений. Но он молчал. Татьяна откашлялась.
Там лагерь. Там много лагерей.
Знаю, кивнул Александр. Многие ленинградцы отослали туда своих мальчишек.
Его лицо ничего не выражало.
Но ведь немцы еще в Крыму, удивилась Татьяна. Так сказал товарищ Молотов. Разве ты не слышал его речь?
Да, они в Крыму. Но граница с Европой тянется на две тысячи километров. И гитлеровская армия заняла каждый метр этой границы, к югу от Болгарии, к северу до Польши.
Он помолчал. Она ничего не ответила.
Пока что самое безопасное место для Паши Ленинград.
Откуда такая уверенность? скептически бросила оживившаяся Татьяна. Почему же по радио все время твердят, что Красная армия всех сильней? У нас есть танки, самолеты, пушки. Ты не согласен? Она укоризненно покачала головой.
Таня, Таня, Таня вздохнул Александр.
Что, что, что? протараторила она, и Александр, несмотря на серьезность положения, едва не рассмеялся. Она тоже улыбнулась.
Таня, Ленинград так долго жил в соседстве с враждебной Финляндией граница проходит всего в двадцати километрах отсюда, к северу, что мы забыли вооружить юг. Там и кроется опасность.
Если это так, почему ты отправил Дмитрия в сторону Финляндии, где, как ты говоришь, сейчас все спокойно?
Но разведка все равно необходима, возразил Александр, и Татьяна почувствовала, что он чего-то недоговаривает. Видишь ли, я считаю, что с севера Ленинград достаточно защищен, а вот на юге и юго-западе нет ни одной дивизии, ни одного полка, даже батальона. Понимаешь, о чем я?
Нет, ответила она вызывающе.
Поговори с отцом насчет Паши, повторил Александр.
Оба замолчали, шагая бок о бок по притихшим улицам. Даже солнечный свет казался приглушенным, даже листья не шевелились, и только Александр и Татьяна медленно двигались вперед, приостанавливаясь на каждом перекрестке, не поднимая глаз от тротуара. «Хоть бы это никогда не кончалось», подумала Татьяна. А о чем думал он?
Послушай, почти прошептал Александр, насчет вчерашнего Прости, что так вышло. Что я мог сделать? Твоя сестра и я я не знал, что она твоя сестра. Мы встретились в «Садко»
Понимаю. Конечно. Не стоит объяснять, перебила Татьяна. Он сам заговорил о Даше и это главное.
Стоит! Прости, если если я тебя расстроил.
Нет, вовсе нет. Все в порядке. Она рассказывала о тебе. Она и ты Татьяна хотела было сказать, что она рада за них, но слова застряли в горле. Кстати, о Дмитрии. Он симпатичный, правда? Когда он вернется из Карелии?
Зачем она все это говорит? Чтобы позлить его? Татьяна сама не знала. Просто хотела сменить тему.
Понятия не имею. Когда выполнит задание. Через несколько дней.
Что-то я устала. Давай дождемся трамвая.
Разумеется, отозвался Александр. Здесь рядом остановка шестнадцатого.
Они уже сидели в трамвае, когда он снова заговорил:
Татьяна, у нас с твоей сестрой ничего серьезного нет. Я скажу ей
Нет! вскрикнула она чересчур громко; двое немолодых мужчин, сидевших впереди, обернулись и как по команде подняли брови. Нет, повторила она уже спокойнее, но не менее решительно. Это невозможно. Она прижала руки к щекам, но тут же отняла. Она моя старшая сестра, неужели ты не понимаешь?
Я был единственным ребенком у родителей.
Его слова эхом отозвались в ее груди.
Она моя единственная сестра, уже мягче пояснила она, и относится к тебе серьезно.
Стоит ли распространяться дальше? Вряд ли, но, судя по его расстроенному лицу, придется.
Мальчишек много, добавила она, с деланым безразличием пожав плечами, а сестра одна.
Я не мальчишка, процедил Александр.
Ну, мужчин, поправилась она; каждое слово давалось ей с трудом.
А почему ты считаешь, что будут и другие?
Татьяна от неожиданности растерялась, но сдаваться не желала.
Потому что вас столько же, сколько и женщин. И я точно знаю, что другой сестры у меня не будет. Не дождавшись ответного замечания, она осмелилась спросить: Тебе ведь нравится Даша, верно?
Конечно. Но
Значит, перебила девушка, все улажено, и не стоит об этом говорить.
Она тяжело вздохнула.
Ты права, нехотя согласился Александр.
Татьяна порывисто отвернулась к окну.
Думая о том, кем бы хотела быть в этой жизни, Татьяна всегда вспоминала о дедушке. О спокойном достоинстве, с которым он неизменно держался, несмотря на то что жизнь многим его обделила. Он мог бы стать кем угодно, но предпочел работать учителем математики. Татьяна не знала, профессия ли заставила его видеть мир в черно-белом свете, или это было самой сутью его характера, которая определялась тягой к математическим абсолютам, но, как бы то ни было, Татьяна неизменно им восхищалась. И когда в детстве ее спрашивали, кем она хочет стать, когда вырастет, всегда отвечала:
Хочу быть как мой дедушка.
Она знала, как повел бы себя дед в этом случае. Он никогда бы не переступил через свою сестру.
Трамвай миновал площадь Восстания. Александр попросил ее выйти за пару остановок до 5-й Советской, около краснокирпичного здания детской больницы имени Раухфуса на углу 2-й Советской и Греческого.
Я родилась в этой больнице, сообщила Татьяна.
Скажи, тебе нравится Дмитрий?
Прошла добрая минута, прежде чем Татьяна решилась ответить.
Какого ответа он ждал? Это было важно для него или он хотел оказать дружескую услугу приятелю? Если он спрашивает ради Дмитрия и Татьяна скажет «нет», наверняка обидит парня, а этого ей вовсе не хотелось.
Если Александр допытывается ради себя и она ответит «да», значит обидит его, а этого ей не хотелось еще больше. Что обычно делают девушки в таких случаях? Играют кокетничают специально держат парней в напряжении?
Между Александром и Дашей что-то есть. Обязана ли она быть откровенной с ухажером сестры?
И нужен ли ему честный ответ?
По-видимому, да.
Нет, произнесла она наконец. Больше всего на свете она боялась оттолкнуть Александра. И по его лицу она заметила, что ответила правильно. Хотя Даша советовала к нему присмотреться. Что ты думаешь?
Нет, недослушав, ответил он.
Они остановились на углу 2-й Советской и Греческого проспекта. Впереди, почти напротив ее дома, поблескивал церковный купол. Татьяна не могла вынести мысли о том, что он сейчас уйдет. Теперь, когда он пришел, попросил о невозможном и получил отказ, она боялась, что больше его не увидит. И она снова останется одна. Нет она не даст ему исчезнуть Не сейчас.
Александр, тихо спросила она, глядя ему в лицо, твои родители все еще в Краснодаре?
Нет. Не в Краснодаре.
Она не отвела глаз. Его взгляд словно проникал в ее сердце.
Таня, я сейчас не могу всего объяснить, как бы мне этого ни хотелось.
Попробуй, выдохнула она.
Только помни: нынешнее состояние Красной армии неподготовленность, хаос, неразбериха все это невозможно понять, не зная событий последних четырех лет. Ясно?
Татьяна стояла, боясь пошевелиться.
Нет. Какое отношение это имеет к твоим родителям?
Александр подступил чуть ближе, закрывая ее от солнца.
Мои родители мертвы. Мать погибла в тридцать шестом, отец в тридцать седьмом.
Она едва его слышала.
Расстреляны. НКВД. Но теперь мне пора. Хорошо?
Потрясенное лицо Татьяны, должно быть, остановило его, потому что он похлопал ее по плечу и угрюмо усмехнулся:
Не тревожься. Иногда все идет не так, как мы хотели бы, какие бы планы ни строили, как бы ни добивались цели. Верно?
Татьяна молча кивнула. Ей почему-то казалось, что он имеет в виду не только своих родителей.
Александр, ты хочешь
Мне пора, повторил он. Еще увидимся.
Ей не терпелось спросить когда, но она лишь пробормотала:
Увидимся.
Девушке не хотелось идти домой, снова сидеть на кухне, в комнате, в замкнутом пространстве. Хорошо бы снова оказаться в трамвае, или на автобусной остановке, или даже в военторге, на улице, где угодно, только с ним.