Даниил Азаров
У меня нет имени
У меня нет имени
1
Он брёл сквозь чернеющий зимний лес с остервенением обречённого. Проваливаясь по колено в снег, цепляясь за тонкие голые ветки, упрямо шёл вперёд. Спотыкался и падал, но снова вставал и шёл дальше. Его одежда давно промокла и совсем не грела. Джинсы ледяными струпьями облепили ноги, хрустели на каждом шагу, замерзая всё больше и больше. Про лёгкие кроссовки можно даже не вспоминать. Самой тёплой вещью была куртка, но толку от неё было немного. Сзади болтался большой походный рюкзак. Он явно мешал мужчине, становясь с каждым шагом всё тяжелее и тяжелее. К тому же, невероятно болела нога.
Он остановился, привалившись к дереву, глубоко вздохнул.
И без того худощавое скуластое лицо заострилось ещё больше. Глаза лихорадочно блестели, от усталости под ними появились тёмные круги. Мужчина был крайне измотан, и если бы не смуглая кожа, его могли бы принять за мертвеца. Или вампира. Хотя как раз мертвецом он мог стать очень скоро. Гораздо раньше, чем сам того хотел.
Я выберусь, я обязательно выберусь. Чёрта с два меня поймают.
Эти слова он повторял себе, словно мантру, всю дорогу. Хотя сам уже не верил в то, что твердил сквозь зубы.
Усталость валила с ног. Он понимал, что если остановится, холод убьёт его. Нежно, неторопливо, утянет в сон и всё.
Но, может, всё-таки присесть? Просто на минутку присесть и перевести дух. В этом ведь нет ничего страшного? Опустится у этого ствола на землю, посидит и пойдёт дальше. Надо только чуть-чуть отдохнуть.
Он начал оседать на белый рыхлый снег. Такой гостеприимный снег.
Луна насмешливо скалилась сквозь бесконечные голые ветви деревьев.
Отдохни.
И потом пойдёшь дальше, обязательно.
Просто присядь вот тут, а я посторожу твоё коченеющее тело.
Отдохни.
Рука опустилась к бедру, нащупала на джинсах дырку с опалёнными краями. Кровь вокруг уже запеклась, но маленькая струйка всё ещё стекала, окрашивая снег под деревом в нежно-розовый цвет. Рука замерла на секунду, как бы раздумывая, а затем указательный палец с силой ткнул внутрь раны. Выбрасывая последние остатки адреналина в кровь, яркая вспышка боли почти ослепила его.
Мужчина заревел, как раненый бык, оттолкнулся от дерева и снова побрёл вперёд, раскидывая перед собой снег и припадая на раскалённую от боли ногу.
Он уже не понимал, куда идёт. Только инстинкт самосохранения гнал всё дальше и дальше, уводя от преследователей. Тот же инстинкт загонял вглубь чёрной зимней чащи. Но об этом у него не было сил беспокоиться, главное идти вперёд. Оторваться от погони, а там что-нибудь придумается.
Главное идти вперёд.
Вдруг споткнулся о дерево, заметённое снегом, нелепо раскинул руки, покатился кубарем вперёд в небольшой овраг. Встать уже не было сил. Проклятый рюкзак давил к земле. Ухватившись за кустарник, с трудом вылез и увидел над оврагом поляну, а там
Мужчина чертыхнулся и протёр лицо от снега, налипшего от падения в сугроб.
Это было удивительно.
Как мираж, посреди беспощадного белого безмолвия, посередине поляны, стоял небольшой деревянный храм с крестом на верхушке. И из его окон струился уютный тёплый свет.
2
Он даже не запомнил, как прошёл, хотя скорее прополз, последние десять метров до спасительного тепла. Мужчина молился, чтобы дверь оказалась открытой, потому что замёрзнуть на ступеньках храма это ни в какие ворота.
С трудом поднявшись на крыльцо, замер и прислушался к звукам в храме. Затем дрожащими от холода руками достал из-за пазухи пистолет, еле-еле передёрнул затвор, толкнул дверь. Она отворилась неожиданно легко. Мужчина, не удержав равновесия, завалился внутрь.
В нос ударил сильный запах благовоний, корицы (откуда здесь могла быть корица?) и ещё чего-то неуловимый сладковатый аромат. Может, от резкой перемены температуры, а может, от нахлынувших удушливых запахов закружилась голова. Перед глазами всё поплыло, он тяжело осел прямо в прихожей, беспомощно выставив перед собой оружие.
Внутри и впрямь было очень тепло, даже жарко. Большая комната отапливалась маленькой печкой, труба которой уходила в забитое фанерой окно. Рядом с ней стоял грубо сколоченный обеденный стол с парой керосиновых ламп. Только они освещали комнату, если не считать ещё с десяток плоских свечей в металлических бра. Рядом с печкой была собранная на скорую руку кухонька с маленькой газовой плиткой и парой шкафчиков.
На стенах храма висели иконы, а посередине стоял небольшой алтарь, около которого возился худощавый человек преклонных лет.
Хозяин обернулся на шум и всплеснул руками.
Ох ты ж! Не ждали, не гадали, а к нам гости!
Он был совсем не похож на священнослужителя. Толстые шерстяные носки, тренировочные штаны, байковая рубашка и тёплая жилетка.
Как загнанный зверь, мужчина с пистолетом прижался к стене, огляделся. Остановился на иконах на секунду, увидел хозяина храма, попытался поднять пистолет.
Ну-ну, тише, грозный какой, ласково проговорил тот.
Старик аккуратно забрал оружие, положил рядом, подхватил под руку незнакомца и, крякнув, поднял его с пола.
Ну и тяжёлый же ты, зараза!
Они прошли пару шагов, гость застонал, наступив на раненую ногу, начал снова оседать.
Да ёшки матрёшки! выругался старик.
Еле удерживая мужчину, посмотрел вниз и увидел штанину, насквозь пропитанную кровью.
Час от часу не легче! И откуда ты только взялся на мою голову? проворчал хозяин.
Хотя, он снова оглядел незнакомца, ехидно усмехнулся, может, и будет от тебя толк. Поглядим.
Вдвоём они доковыляли до двери в задней части комнаты. За ней была маленькая тёмная спальня без окон с двуспальной кроватью и тумбочкой, на которой стояла ещё одна керосиновая лампа.
Старик помог гостю скинуть рюкзак и сесть на край кровати. Достал из кармана тренировочных штанов спички, снял стеклянную колбу, зажёг чёрный фитиль керосинки.
Когда снова повернулся к раненому, тот уже крепко спал, прислонившись к стене.
3
Мужчина проснулся. Открыл глаза, но ничего не изменилось: вокруг был по-прежнему лишь плотный мрак.
Испугавшись, начал вертеть головой, увидел тоненькую полоску света, скорее всего, из-под двери, немного успокоился. Ещё пара минут ему потребовалась, чтобы вспомнить, где он и что с ним случилось.
Поморщившись от зудящей боли в ноге, сел на кровати. Он обнаружил, что из одежды на нём остались только трусы, а правая нога крепко забинтована. Стараясь не ступать на больную ногу, прохромал к полоске света.
Старик возился у печки. Помешивая что-то в булькающей кастрюльке, напевал себе под нос и, услышав скрип двери, обернулся с широкой улыбкой.
А ты горазд спать! Как нога? Я уж постарался, как мог.
Раненый не ответил на улыбку, проковылял к столу, снова поморщившись, медленно сел на лавку.
И где же это ты научился пули вынимать, а?
Ну, развёл руками священник, поживёшь тут с моё не такое сможешь делать. Ужинать будешь?
Старик поставил на стол две тарелки с густой мясной похлёбкой. Достал из шкафчиков пару ложек, уселся напротив гостя.
Тот хмуро и подозрительно посмотрел на тарелку, тяжело вздохнул, протянул руку старику через стол.
Миша.
Анатолий Николаевич, то есть Анатолий, снова улыбнулся старик.
Толя, стало быть, добавил раненый, взял ложку и осторожно, чтобы не обжечься, попробовал похлёбку.
А вкусно! удивлённо проговорил он.
Это было проще, чем вытаскивать из тебя пулю, довольно хмыкнул старик.
Может, расскажешь, что с тобой случилось? Незваные гости у меня не часто бывают, чтоб ещё и такие, Анатолий замолчал в ожидании.
Знаешь, ответил Михаил, мой отец, старый козёл, любил говорить: «Задавая вопрос, будь готов к ответу». Так вот, ты уверен, что готов?
Есть многое в природе, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам, процитировал в ответ хозяин.
Это ты к чему?
Долго жил, много видел. Но ты можешь попробовать меня удивить.
Затейно лепишь, дед. Инкассаторов мы кинули, только не тех, кого надо.
В смысле?
Ну, как тебе объяснить? Одна машина может сегодня ехать в обычный банк за деньгами, а завтра, Михаил замялся на секунду, к более серьёзным людям. А наш наводчик, дебил, перепутал дни
И вы взяли не те деньги, закончил за него Анатолий.
Быстро смекаешь, усмехнулся Михаил.
Он доел похлёбку, оставил ложку в тарелке и отодвинул её от себя.
В общем, нашли нас быстро, успел свалить только я. Да и то недалеко. Погоня, стрельба всё как в кино, короче. А кстати, где мой....
Там, в комнате, стоит, не переживай. Мне тут деньги ни к чему.
Священник тоже доел, собрал тарелки и отнёс их на кухню.
Что думаешь дальше делать?
Ну, раз меня до сих пор здесь не нашли, значит, можно отсидеться, ногу залечить хотя бы.
Гость быстро глянул на Анатолия.
Если ты не против, конечно.
Да боже упаси, оставайся, само собой. Скрасишь моё одиночество.
А кстати, ты сам-то здесь что делаешь?
Михаил посмотрел на иконы вокруг, на алтарь и триптих впереди.
По идейным соображениям? Или тоже спасаешься от чего-то?
Анатолий Николаевич вернулся к столу с двумя кружками.
Держи, травяной чай. Успокаивает, тонизирует и всё такое. Подул на свою, продолжил: Наверное, больше по идейным. Утомил меня город, бесконечная суета. А здесь хорошо, тихо, спокойно. Летом так вообще красота.
И что, сам себе молебны тут проводишь? хмыкнул Михаил.
Ну почему сам себе? Кто знает, тот приезжает ко мне иногда на службы, детей покрестить. Я тебе скажу, что нонче человек не особо доверяет городским церквям и священникам. Церковь себя в целом Как же это слово Анатолий задумался.
Дискредитировала, подсказал ему Миша.
Да! Именно. Все эти скандалы, слухи, дорогие машины В общем, народ стал ездить за верой подальше от больших городов.
Твоя правда. Так получается, люди у тебя всё-таки бывают?
Сначала Анатолий не понял, что имеет в виду его гость, но потом улыбнулся и покачал отрицательно головой.
Не переживай, зимой почти никого. Сам же видел: дороги ко мне прямой нет, а по таким сугробам кому захочется тащиться?
Ладно, Михаил опёрся о стол и встал, стараясь не нагружать раненую ногу, что-то я опять залипать начал, пойду прилягу.
Хромая, он пошёл обратно в комнатку. На полпути вдруг обернулся:
Слушай, Толь, а если я там кровать занял, то ты
Всё нормально, махнул рукой хозяин, я раскладушку себе поставил у печки, пока там посплю. Поправишься переедешь на моё место.
Михаил кивнул и поковылял дальше.
На этот раз он сам зажёг керосинку, проверил рюкзак, недоуменно покачал головой.
Надо же, и правда, ничего не взял, даже ствол вернул, пробормотал мужчина себе под нос. Чудной дед.
Прилёг на жёсткую деревянную кровать и почти сразу уснул.
4
За ночь керосиновая лампа успела догореть. Он снова проснулся в полной темноте. Нога болела уже не так сильно, но всё ещё ощутимо.
Хромая, вышел из комнатки как раз, когда Анатолий Николаевич поставил на стол большую сковородку с яичницей. Увидел нового соседа и добродушно пожурил:
Я уж подумал, помер ты там, что ль, всё спишь и спишь. Садись завтракать, пока не остыло.
Не дождёшься, хмыкнул в ответ Михаил.
Они позавтракали. Анатолий сварил кофе.
Толь, а где шмотьё моё? спросил Миша, прихлёбывая обжигающий напиток.
Так вон же, у печки висит. Я джинсы-то почистил, но не обессудь. Уж как получилось.
Да какой там, Толь? замотал головой его гость, и так мамкой за мной ухаживаешь.
Анатолий молча кивнул, начал собираться на улицу.
Я пойду за дровами схожу, тут рядом. Ежели чё, кухня вся твоя. Вон, под окном, видишь шкафчик? Это ледник, с холодильником здесь беда, сам понимаешь. В общем, там продукты, бери, коли понадобятся. И не шали.
Погоди, туалет где у тебя?
А, это ты на улицу выйдешь, прям за домом стоит.
Анатолий Николаевич натянул валенки, махнул рукой и вышел в ослепительную белизну январского дня.
Михаил допил кофе, оставил кружку на столе, пошёл снимать вещи с натянутых над печкой верёвок.
Через полчаса он стоял на крыльце храма в раздумьях, как ему дойти до туалета. Ведь снега намело столько, что, казалось, сделай шаг провалишься по пояс. И в этом его также убеждала цепочка глубоких следов, оставленных гостеприимным хозяином. Но тот был в валенках, а у Михаила лишь кроссовки, от которых мало толку.
Правда, особых вариантов не было. Конечно, по малой нужде он бы и с крылечка сходил, если бы хотел только по малой
Чертыхнувшись про себя, сделал первый шаг, тут же провалившись почти по колено в снег. Ну, хоть не по пояс.
Продолжая ругать эту зиму и проклятый снег, обогнул дом, увидел небольшой туалет с остроугольной крышей, покрытой огромной шапкой снега.
Не хватало ещё, чтоб меня в туалете крышей придавило, пробурчал и пошёл (хотя, скорее, продолжил пробиваться сквозь снег) к своей цели.
Продрогнув, быстро сделал все свои дела и с ужасом понял, что такие походы теперь ему придётся совершать не меньше пары раз в день. А если дед напортачит со стряпнёй, то даже чаще.
Он вышел, в сердцах хлопнул хлипкой деревянной дверцей. С крыши, тихо хрустнув, поехал наст снега. Ухнул прямо рядом с мужчиной, разметав всё под собой.
Сука! вскрикнул от испуга, отскочив в сторону, насколько ему позволяла раненая нога. Нервы ни к чёрту! продолжил он диалог сам с собой, но вдруг осёкся на полуслове.
У туалета, как раз там, где упал снег, что-то чернело. Аккуратно, косясь на крышу, он подошёл поближе и остолбенел от вида находки.
Привалившись к стенке, явно от кого-то прячась, сидел замёрзший насмерть ребёнок. Девочка. Михаила замутило от увиденного, он опёрся рукой о туалет.
Может, тоже заблудилась? Не смогла дойти до крыльца?
Перевёл дух, подошёл к замёрзшей девочке поближе. Нет. Она точно здесь пряталась от кого-то или от чего-то. Сжимая в руках простенькую тряпичную куклу, словно украдкой пыталась выглянуть из-за угла. В сторону храма.
Но почему так и не вышла? Что её испугало? Что заставило сидеть тут и замерзать под непрерывным снегопадом?
Он вспомнил, как сам недавно чуть не остался лежать под деревом, укутанный белым холодным саваном.
Говорят, под снегом человеку становится тепло, он засыпает и замерзает. Вот как эта девочка. Только у неё глаза открыты.
Всё-таки его вырвало.
Спустя пару минут, когда более-менее оклемался, Михаил заставил себя подойти к ней вплотную. Лёгкая курточка, штаны и валенки. В одной руке она сжимала куклу, а в кулачке другой конец цепочки, свисающей с шеи. «Крестик», отрешённо подумал Михаил, не отрывая глаз от девочки.
Смутное и очень плохое предчувствие зашевелилось внутри.
Присел, пытаясь понять, куда она смотрела перед самой смертью. Вроде бы в сторону храма. Хотя нет, чуть дальше, скорее за него.
Он присмотрелся и увидел огромный сугроб у заднего фасада дома.
Не обращая внимания на боль в раненой ноге, поспешил в ту сторону. Вблизи оказалось, что это был не сугроб, а здание, похожее на сарайчик или сильно занесённую снегом пристройку к дому.
Михаил пытался найти дверь, пока не наткнулся на большой амбарный замок. Поразмыслив пару секунд, достал из джинсов складной нож, выдвинул отвёртку. Недолго провозившись с замёрзшей железкой, всё-таки услышал долгожданный щелчок и скинул замок на землю.
Вошёл внутрь, потихоньку привыкая к мягкому полумраку после яркого дня снаружи. Вдоль стен стояли полки, уставленные бесчисленными банками с консервами и зимними заготовками. В дальнем углу он увидел три пары лыж.
Две взрослых и одна детских.
Внутри него что-то оборвалось.
Толя, Толик, Анатолий. Ну, держись, сука!