Вот я тупица здесь же нет ассемблеров. Торопливо роюсь в шкафах, нахожу пару чашек и ставлю одну из них под носик.
Тупица, тупица, приговариваю я, не зная, подразумеваю себя или конструктора этой машины, давным-давно умершего.
Вскоре подъезжает такси, и Сэм отправляется на свой тренинг. Я недолго брожу по дому и пытаюсь узнать, что в нем для чего служит. Оказывается, стиральная машина имеет физические переключатели, которые нужно настроить, чтобы она правильно работала. Это сугубо для воды, а еще нужно добавить к одежде так называемый «порошок», вместо того чтобы выставить нужную настройку на ткань. О тканях, созданных для жизни, я уже прочла на планшете, и меня немного мутит после этого есть что-то потустороннее в ношении одежды из мертвых животных. Существует штука под названием «шелк», которая, по сути, представляет собой рвоту насекомых; от одной мысли о ней у меня мурашек по коже бежит еще больше. В общем, здесь нужно носить только искусственное.
Вскоре мне становится скучно. Дом совершенно некоммуникативный (в реальной жизни я бы назвала его аутичным), а развлекательные ресурсы, мягко говоря, примитивны. Я пытаюсь позвонить, думая, что свяжусь с Касс и посмотрю, как она себя чувствует. Это безопасно Майк, скорее всего, тоже отбыл на тренинг. Но телефон отвечает лишь идиотским «пип-пип» пару долгих минут (я пытаюсь привыкнуть к странным древним единицам времени). Может, она спит или пошла по магазинам? Или вообще мертва? На мгновение я задумываюсь: вдруг после того, как Сэм позвонил, Майк саданул ее головой о тренажер и разрезал на куски в подвале. Или задушил во сне.
Почему меня преследуют эти ужасные фантазии? Со мной что-то серьезно не так. Во многом потому, что я чувствую себя в ловушке. Изолирована, заперта в загородном доме, а мой муж ушел на работу. Нет, неправда: на самом деле меня ищет злоумышленник или убийца, потому что что? То, что произошло до операции с памятью? Я застряла в изоляции и борюсь с собственным невежеством просто смех.
Я должна убраться отсюда.
Через десять минут я стою на крыльце в ботинках и брюках, не соответствующих здешнему дресс-коду. На плече у меня сумка, в которой лежат бумажник и самый острый нож, какой я нашла на кухне. Смехотворное оружие, учитывая состояние мускулов моих рук (они болели так, будто я разрабатывала их молотком), но пока у меня нет ничего лучше. Если повезет, преследователи окажутся в такой же ситуации и я получу время для подготовки, прежде чем они решат сделать свой ход.
Правило первое в списке хорошо подготовленных беглецов знай отходные пути.
Я не вызываю такси. Вместо этого иду на обочину дороги и оглядываюсь. Район тихий и немного странный. С обеих сторон растут огромные лиственные деревья, а прямо за садом, прилегающим к дому, растительность становится дикой и неухоженной. Незримые беспозвоночные стрекочут там как сломанные механизмы. Силюсь вспомнить, в каком направлении нас увозило такси. Вон в том. Я поворачиваю налево и иду по обочине дороги, готовая отпрыгнуть, если вдруг появится машина.
Вдоль дороги есть другие дома. Они примерно того же размера, что и наш группы прямоугольных ящиков с отверстиями, закрытыми стеклом в рамах, и странно изогнутыми крышами. Они выкрашены в самые разные цвета, но все равно выглядят блеклыми и дикими, как сброшенные гигантскими моллюсками раковины. Ни в одном из них не наблюдается никаких признаков жизни, так что, думаю, их роль сугубо декоративна. Я понятия не имею, где живет Касс, досадно. Я могла бы пойти к ней в гости. Может, от меня до нее рукой подать. К сожалению, каталогизатор лишь одна из служб, которую убрали из моего модема, и Сэм был однозначно прав, упомянув дикую «территориальность» древних. Если они вызывали стражей порядка лишь за то, что кто-то плохо одет на публике, что у них полагается за вторжение на чужие владения?
Пройдя несколько сотен метров, я достигаю возвышенности. Дорога продолжает идти горизонтально, входит в крутой ров и наконец ныряет в темный тоннель на склоне горы. Взглянув в сторону, я вижу, что с деревьями что-то не так. Вот он, похоже, край нашей симуляции. С трудом представляю, что у меня под ногами сложная техника, заключенная в оболочку из строительного алмаза; цилиндр длиной в милю, вращающийся в пустоте, ледяной тьме космоса. Пустота следующие несколько десятков миллионов километров, затем коричневый карлик, немногим больше газового гиганта, далее десятки триллионов километров до ближайшей звездной системы. Масштаб мой первый враг.
Я вхожу в тоннель и вижу перед собой поворот, после которого становится очень темно. Это тревожно: я не заметила несуразности с ним, хотя чутко отслеживала все, что хоть как-то выбивалось. Двигаю правой рукой по изгибу стены тоннеля, ввинчивающегося в темноту; иду медленно; метров через пятьдесят он начинает уходить в другую сторону. Прохожу еще один поворот, уже видя свет в конце, и вскоре бреду по дороге, по обеим сторонам от которой стоят здания, отличающиеся по форме и размеру. Передо мной табличка со словами ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ДЕРЕВНЮ (деревня это маленький городок, а центр деревенский район с магазинами по крайней мере, я так себе это представляю).
Я много чего успела прочитать как примерная гражданка и знаю: есть несколько магазинов, в которые мне нужно наведаться. Для начала строительный. Дело в том, что древние люди не могли просто попросить какой-то нужный шаблон у ассемблера, а должны были сами создавать объекты из простых компонентов. Это означает необходимость инструментов для работы. Солидный набор инструментов на удивление легко превратить в хороший арсенал. Пока не раскрою свою личность, вероятно, здесь я в безопасности, но «вероятно» недостаточно, когда альтернатива смерть. В любом случае я все равно не сплю по ночам, потому что боюсь этого.
В хозяйственном магазине я провожу около получаса, обнаруживая, что продавцы-неписи не запрограммированы запрещать женщинам покупать топоры, ломы, катушки со стальной проволокой, аппараты для дуговой сварки, вспомогательное оборудование для механической обработки и любой другой инструмент, который находится в поле зрения. Набор, который я покупаю, сто́ит дорого, он огромный и очень тяжелый, но мне говорят, что все это привезут сами и установят в нашем гараже вспомогательном здании, доступном снаружи, где я еще не была. Я благодарю персонал и добавляю к заказу несколько кусков необработанного металла да пару отрезков пружинной стали.
Когда я выхожу из магазина с заказанным для дома основным инструментом и топором, спрятанным под пальто, ближайшее будущее выглядит гораздо более оптимистичным. Утро ясное и теплое: из лиственных деревьев между зданиями доносятся крики маленьких пернатых динозавров. Впервые с тех пор, как я сюда попала, чувствую себя хозяйкой собственной судьбы.
И именно в этот момент я сталкиваюсь с Джен и Энджи, идущими рука об руку по тротуару к деревенскому зданию с вывеской над дверью «РЕТРОКАФЕ».
О, Рив, привет! Джен спешит навстречу, широко раскинув руки, чтобы обнять меня, а Энджи с тонкой улыбочкой ловит ее сзади за руку и осаживает.
Крепко обнимаю ее, надеясь, что топор она не почувствует, но увы.
Что на тебе надето? И что это там у тебя?..
Я ходила в строительный магазин, объясняю я, принужденно-вежливо улыбаясь. Раньше я покупала Сэму разные инструменты для этого, как его для сада, и они не помещались в мою сумочку, поэтому пришлось сунуть топор в чехол, а чехол за пояс, вот. Определенно, надо попрактиковаться во вранье. А что у вас?
У нас все здорово! довольно сообщает Джен, отпуская меня.
Хотели зайти, по кофейку пропустить, добавляет Энджи. Пойдешь с нами?
Конечно, соглашаюсь я. Нет культурного способа сказать им «нет». Кроме того, я не контактировала ни с одним человеком, кроме Сэма, в течение ста килосекунд и хотела бы узнать, что у них на уме. Поэтому я иду за ними в «Ретрокафе», где мы сидим в боксе, выложенном блестящим красным винилом, за белоснежным полимерным столом, а официанты то и дело спрашивают, чего мы желаем.
Как идет адаптация? спрашивает Энджи. Мы слышали, у тебя вчера были проблемы.
Слышали-слышали, милая. Джен улыбается, кивая. На ней ярко-желтое платье и шляпа на голове, чем-то напоминающая баллистический шаттл. Она нанесла на лицо порошковую краску, чтобы улучшить цвет губ (красные) и ресниц (черные), и на ее коже распылено что-то, пахнущее как взрыв в цветнике. Больше не повторится?
Нет, конечно, фыркая, отвечает за меня Энджи. Такое бывает лишь поначалу. Пару раз, наверное, со всеми случалось, я ж права? Она искоса смотрит на официанта. Мне двойной шоколадный латте со льдом, из натуральных бобов, со взбитыми сливками и без сахара.
Мне то же самое, успеваю сказать я, прежде чем Джен начинает перечислять все пункты прейскуранта над прилавком, меняя каждое предложение три раза. Она долго не умолкает, а я тем временем смотрю на Энджи. На ней пиджак с юбкой. Здесь такая комбинация зовется «костюмом», хотя женский костюм отличается от мужских. Энджи смотрится серьезнее, чем Джен, но блестящие куски металла, прикрепленные к мочкам ее ушей, смазывают впечатление. Полагаю, это должны быть украшения, хотя выглядят эти чужеродные вставки довольно болезненно.
Что это в ушах? спрашиваю я.
Называется «серьги», объясняет Энджи. Тут есть салон, где протыкают уши, а потом в них можно вешать разные украшения. Как только дыры заживают, добавляет она, слегка морщась. Они пока немного болят.
Погоди, ты хочешь сказать, что оно не приклеено к коже и материя уха не наращена поверх него? И еще оно из металла, да?
Да, говорит она, бросая на меня странный взгляд. Я не знаю, что на это ответить, но, к счастью, отвечать не нужно: Джен разбирается со своим многоступенчатым заказом и поворачивается, сосредотачивая все внимание на нас.
Я так рада, что мы встретили тебя сегодня, дорогая! щебечет она, подаваясь ко мне вперед. Я навела кое-какие справки так вот, мы здесь далеко не единственная группа испытуемых. Их шесть, и все они завтра соберутся в церкви. Нам не хотелось бы, чтобы кое-кто нас подвел!
Ты на что намекаешь? спрашиваю я ошеломленно.
Она говорит, что придется соблюдать приличия, сообщает Энджи, одаряя меня еще одним выразительным взглядом, не поддающимся толкованию.
Не понимаю.
Джен чуть хмурит брови.
Дело не только в том, что случилось вчера, подчеркивает она. Каждый имеет право на маленькую промашку. Но, оказывается, в дополнение к усреднению баллов в группе, каждая группа в приходе может рассказать о том, чего достигла за прошедшую неделю. Другие группы будут оценивать чужие успехи и голосовать за начисление и списание бонусных очков.
Рекуррентный сценарий дилеммы заключенного с прикрученной коллективной ответственностью, добавляет Энджи, как раз когда непись-официант крутит кран у одного из полированных стальных резервуаров за барной стойкой, рождая шипение гидравлики. По мне, весьма элегантное решение.
Дерьмовое, так и вертится на языке, но я лишь сдержанно киваю и говорю:
О да, оно и видно.
Придется защищать ваше вчерашнее поведение, а другие группы могут или накинуть нам очков, или вычесть их в зависимости от того, считают ли они, что мы этого заслуживаем. И от того, думают ли они, что мы затаим обиду, когда наступит их очередь на обсуждение.
Коварненько.
О да.
Именно поэтому, дорогая, вновь берет слово Джен, ты не станешь появляться на людях, нарушая дресс-код, и положительно раскаешься во вчерашней глупой ошибке можно без грязных подробностей. И мы, само собой, внесем свою лепту, поддержав тебя и постаравшись похоронить дело так глубоко, как сможем, под грудой грехов остальных групп. Не так ли? Она смотрит на Энджи. Мы новая группа, и нас, как чую, будут подначивать. Одна Касс уже порядочно набедокурила.
А что не так с Касс? настораживаюсь я.
Она не приживается, говорит Джен.
Энджи явно хочет что-то добавить, но Джен еле заметным жестом пресекает ее.
Если она будет тебе названивать и нести чушь просто игнорируй. Она делает это лишь для того, чтобы привлечь внимание, и скоро прекратит.
Она сказала мне, что Майк угрожает ей, говорю я, глядя Джен в глаза. Непись-официант тем временем приносит нам первую кофейную чашку.
Вот как? Джен отвечает прямым суровым взглядом, и на ее лице ясно проступает стальная жестокость. Какое нам до этого дело? Группа пострадает из-за их размолвок. И это еще фигня в плане последствий.
А что еще не так?
Социальный рейтинг повышается за занятие сексом, говорит Энджи застенчиво-нейтральным голосом. Ты еще не поняла?
За секс, говоришь. Я, наверное, кажусь возмущенной или шокированной, или что-то в этом роде, поскольку сталь исчезла из мины Джен, уступив место тупой веселости.
Только с твоим мужем, дорогая. Она отпивает кофе и оценивающе смотрит на меня. Мы заметили еще кое-что. Я не хочу вас с Сэмом торопить, но
Кого я трахаю не твое дело, прямо говорю я. Мне приносят кофе, но сейчас я не чувствую жажды. Мой рот такой сухой и едкий на вкус, будто я только что прожевала полкило сырых кофейных зерен. Я подобающе оденусь на церковное собрание и скажу всем присутствующим, что клянусь исполнять правила и следовать обычаю. Но Я стучу ладонью по столу перед кофейной чашкой Джен в опасной близости. Никто и никогда не станет указывать мне, чем я должна заниматься за опущенными шторками. Идет? Я постараюсь не стоить вам слишком больших штрафов, ребятушки, но и только.
Повисает ледяная пауза. Я делаю неосмотрительно большой глоток горячего кофе и обжигаю нёбо.
Ну, я понятно выразилась? уточняю на всякий случай.
Кристально ясно, дорогая. Глаза Джен блестят неподдельной злобой.
Я заставляю себя ответить ей улыбкой:
А теперь, может, найдем, о чем цивилизованно поговорить, пока будем пить кофе и есть пироженки?
Хорошая идея, блеет Энджи. Она выглядит слегка потрясенной. После обеда как насчет того, чтобы купить тебе что-нибудь подходящее для похода в церковь? На всякий случай. Между тем я хотела узнать, пользовались ли вы с Сэмом своей стиральной машиной? У нее есть некоторые интересные особенности И вот она уже как ни в чем не бывало обсуждает методы подсчета очков в женском мире, генерируемых теорией игр и контролируемых нелепой групповой порукой.
Когда ланч подходит к концу, мне кажется, я раскусила обеих. Энджи хочет добра, но слишком расчетливо переживает за собственное благо. Боится выйти за рамки, не хочет рисковать рейтингом и беспокоится о том, что о ней подумают люди. Такие черты делают ее легкой мишенью для Джен, которая внешне яркая и агрессивно экстравертная, но внутри скрывает дикую потребность в одобрении, заставляющую ее запугивать людей, покуда те не подстроятся под нее. Джен такая же безжалостная, как и все, с кем я встречалась после операции на памяти, таких хирурги-храмовники открыто используют в своих целях. Что еще тревожнее бледные призраки воспоминаний указывают на то, что я знала подобных людей раньше, но подробностей не дают. Кто они были, что значили для меня все кануло в бездну амнезии.
Эти цыпы, по молчаливому обоюдному согласию, назначают себя моими личными помощницами в походе по магазинам на послеобеденное время. Они не грубы, но очень уж настойчивы и не скрывают желания скорректировать мое поведение, заправить его в рукав дозволенного, чья длина отмерена кем-то другим не ими.