Она тусовщица, сообщаю я.
Э-э-э да так и есть. Он держит пустой бокал и чуть покачивается. Может, ноги болят. Трудно прочесть, что написано на его лице: черная грива вокруг рта прячет от взгляда важную часть мимических мышц. Но счастливым этот здоровяк точно не выглядит. Готова спорить, если пол разверзнется под ногами и поглотит его, Сэм напоследок улыбнется с облегчением.
Послушай. Я касаюсь его руки. Как и ожидалось, он напрягается. Пошли. Давай сюда, в сторонку. Ненадолго. Ну, пожалуйста.
Он позволяет мне увести себя от роя ортогуманоидов, силящихся прорваться через социальный пояс астероидов.
Что думаешь про эксперимент? тихо спрашиваю я.
Он меня в дрожь вгоняет вот что. Сэм смотрит сначала на дверь, потом на меня. Ну, тут все ясно.
Мне, если что, не лучше. Да и на Касс взгляни на нее. Думаю, и Джен просто рисуется. Я киваю на группу в другом конце комнаты.
Я прочел часть наших вводных. Он качает головой. Совсем не то, чего я ждал.
Что ж. У меня пересохли губы. Я делаю глоток и смотрю на Сэма, прикидывая. Он больше меня. Я физически слаба (но погодите вот доберусь до приколиста, который прописал мне такие параметры), зато он, насколько я понимаю, хорошо воспитан. Мы можем подстроить правила под себя по максимуму. Ожидается, что мы поселимся в одном жилье с кем-то другого пола. Обустроимся, почитаем инструктажи, выполним предписания и в воскресенье пойдем в церковь, чтобы посмотреть, как дела у остальных. Думаешь, справимся, если будем относиться ко всему как к профессиональной проформе?
Сэм с педантичной аккуратностью ставит пустой бокал на стол, достает планшет.
Звучит славно, но здесь отмечено, что «нуклеарная семья» не только соглашение экономического характера, но и сексуальная связь. Он на мгновение замолкает. А я вот, если хочешь знать, не силен в вопросах интима. Особенно с абсолютно незнакомыми мне людьми.
Так вот почему он так напряжен?
Это что, проблема? Слушай. Я стреляю глазами на полусферу-соглядатая Касс, спасибо, что заметила и показала. Уверена, все это формальности. Они официально оставляют нам шанс исправить все ошибки на церковных собраниях. По воскресеньям, так ведь? А пока, поднимаю на него глаза, я не возражаю против твоих предпочтений. Нам необязательно заниматься сексом, если мы оба этого не хотим. Тебя расклад устраивает?
Какое-то время он смотрит на меня сверху вниз.
Может сработать, тихо говорит он.
Я понимаю, что только что выбрала мужа. Надеюсь, он не подсадной охотник.
То, что происходит дальше, вызывает разочарование. Кто-то, вероятно, наблюдал за групповой динамикой через ту потолочную полусферу, потому что еще через пару килосекунд наши планшеты звенят, привлекая внимание. Нам приказано пройти через дверной проем в задней части лекционного зала парами, с интервалом не менее двух секунд. Мы уже в реальности эксперимента, в административной подсети, за воротами дальнего следования, соединяющими нас с Невидимой Республикой, и за этой дверью есть некая система Т-ворот ближнего действия, готовая доставить нас, куда надо. Я беру Сэма за руку она огромная, но держится за мою вяло, нехотя; кожа немного липкая и веду к двери
Готов? уточняю на всякий случай.
Он кивает с несчастным видом.
Да, пошли уже. Покончим со всем этим.
Мы делаем шаг.
А ты не слишком торопишься покончить, красавчик?
Еще шаг.
Пройдет почти три года, прежде чем все закончится!
Шаг еще один, последний
и вот мы уже стоим в крохотной комнатульке напротив другой двери, окруженные невообразимым хламом. Сэм отпускает мою руку, поворачивается ко мне.
Что, уже? спрашиваю я, и голос мой срывается на недостойный писк.
4. Покупки
Рив и Сэм Брауны такие у нас теперь имена, пара из среднего класса, живущая где-то в промежутке с 1990 по 2010 год, то есть в самый разгар темных веков. Они так называемые супруги, что означает: эти двое живут вместе и состоят в моногамных отношениях, официально одобренных правительством, идеологией и религией; уважаемая ячейка общества.
В интересах эксперимента Брауны в настоящее время безработные, но неплохая финансовая подушка позволяет им с комфортом жить около месяца за этот отрезок времени они должны попытаться найти себе оплачиваемые места. Недавно они переехали в пригород, в коттедж с мансардой и собственным садом, со всех сторон окруженный живой изгородью из рослых деревьев и таким образом отделенный от других, очень похожих друг на друга домов. Жилище стоит вблизи от дороги транспортного коридора без стен, по которому ездят легковые автомобили (знакомое понятие, где-то уже попадалось) и некие грузовики (это еще что за хрень). На этом симуляция заканчивается вся окружающая среда хоть и должна имитировать поверхность целой планеты, небо все равно растяжка, висящая в десяти метрах над нашими головами, а дорога через двести метров в каждую сторону исчезает в тоннелях, скрывающих входы в Т-ворота. Повсюду искусственные барьеры из тернистой с виду растительности, не позволяющие нам натыкаться на стены. Это довольно хорошая симуляция, учитывая, что, согласно данным планшета, она на самом деле заключена в рое обитаемых цилиндров (каковые, в свою очередь, тихо-мирно вращаются в поясах обломков трех-четырех коричневых карликов, разделенных сотней триллионов километров вакуума). И все ж ничего настоящего тут нет.
Наш дом
Я выхожу из шкафа, в котором материализовались мы с Сэмом, и оглядываюсь. Шкаф стоит в каком-то сарае, с грубым полом, выложенным керамической плиткой, и тонкими прозрачными стеновыми панелями (по словам Сэма, называемыми «окнами»). Здесь повсюду всякая всячина горшки с мелкими пестрыми растениями, расположенные на прибитых к стенам полочках; дверь из деревянных планок и листа стекла всего не перечислишь. Перед дверью лежит какой-то мат, похожий на плетеный коврик, чье назначение неясно. Я толкаю дверь, и то, что за ней, сбивает с толку еще больше.
Я-то думала, у нас будет квартира, замечаю я.
Спецами по уединению эти люди не были. Сэм оглядывается, словно пытаясь определить, какие здешние артефакты эпохи ему хоть что-то говорят. Им не была дана анонимность в публичных пространствах, поэтому зона комфорта стянута в одном месте. Это называется «здание», в нем много комнат. А мы сейчас просто в тамбур запёрлись.
Ну, как скажешь. Чувствую себя идиоткой. Внутри дома я оказываюсь в коридоре. Есть двери с трех сторон. Я брожу из комнаты в комнату не веря своим глазам.
У древних были ковры. Предоставленный нам достаточно толстый, чтобы заглушить раздражающий тук-тук-тук обуви. Стены покрыты каким-то тканевым принтом, абсолютно статичным, но не неприятным на вид. Окна передней комнаты выходят на горб земли, засаженный яркими цветами, а сзади на простор стриженой травы. Все комнаты заставлены мебелью массивной и тяжелой, сделанной из резных кусков дерева и металла, то есть из абсолютно глупой и не располагающей к полиморфным модификациям материи. Сплошь прямые линии, все кривое либо миниатюрное, либо механическое. В задней части дома имеется комнатка с множеством металлических поверхностей и чем-то вроде резервуара для воды с открытым верхом, а над верхушками шкафов разбросаны странные машины. Под лестницей еще одно помещеньице, где стоит узнаваемый, но, как и всё вокруг, примитивно-неинтеллектуальный унитаз.
Я пускаюсь в обход по коридору наверху, распахивая двери одну за другой и ломая голову над назначением то одной, то другой комнаты. Все они разделены по функциям, но не строго, а с совмещениями, насколько я понимаю. Меня порядком озадачивает шкаф с продольной перекладиной от стенки к стенке, на которую рядком навешаны загогулины неприятного вида вроде пыточных инструментов. Да, есть чему поучиться. Я сажусь на кровать, вытаскиваю планшет. Невольно спрашиваю себя что теперь, в какую сторону двинуться дальше.
На планшете, будто в ответ на мысль, появились кнопка, стрелка и надпись:
ДЛЯ ВЫЗОВА СПРАВКИ
ПОДНЕСИТЕ К ВЫЗЫВАЮЩЕМУ
КОГНИТИВНЫЙ ДИССОНАНС ОБЪЕКТУ
«Ага, справочная система!» думаю я облегченно, поднося гаджет к загадочному шкафу и нажимая на стрелку.
Это ГАРДЕРОБ: шкаф для хранения чистой одежды. Примечание: грязную одежду можно привести в кондицию в ПРАЧЕЧНОЙ на цокольном этаже посредством обработки в СТИРАЛЬНОЙ МАШИНЕ. У новичков в эксперименте имеется только один комплект одежды. Предлагаемое задание на завтра купить новую одежду в городе.
У меня чешутся ноги. Я импульсивно сбрасываю туфли, радуясь, что избавилась от надоевших каблуков. Стягиваю с плеч черную куртку без карманов, вешаю ее на одну из тех неприятных загогулин и убираю в шкаф. Накатывает внезапное чувство покинутости очень странное, просто донельзя, как и всё здесь. Как там Сэм, интересно? Я удивляюсь своему беспокойству за него он ведь и на вводной лекции мандражировал, а если для него вся эта новая обстановка такая же стрессовая, как для меня
Я жду, пока у меня перестанет кружиться голова, прежде чем вернуться вниз. По пути меня посещает мысль: должна ли я носить в своем доме ту же одежду, что и на публике? У этих людей ярко выраженная дихотомия персонального/общественного у них, вероятно, разные костюмы для формальных и неформальных мероприятий. В итоге куртку я оставляю в шкафу, а туфли, к большому сожалению, снова надеваю.
Я нахожу Сэма сгорбившимся в углу огромного дивана в гостиной, перед массивной черной коробкой с изогнутой линзой, показывающей красочные, но плоские изображения и производящей много невнятного шума.
Ты что делаешь? спрашиваю я, и он чуть из кожи вон не выпрыгивает.
Смотрю игру ноги и мяча футбол, поясняет он. Это называется телевидение.
Вот как. Я обхожу диван и сажусь на него примерно посередине, на расстоянии протянутой руки от Сэма, и вместе с тем на почтительной дистанции, каковая, вероятно, нужна ему при общении со мной. Всматриваюсь в картинки. Поначалу кажется, что на экране механоиды, но потом я понимаю, что это ортогуманоиды из плоти и крови, просто в однообразной одежде двух разных расцветок, красной и белой. Вот один из «красных» размашистым ударом ноги отправляет в столпотворение «белых» что-то напоминающее круглую штурмовую мину. «Белые» начинают пасовать ее друг другу. Действо или ритуал, или игра напоминает ожесточенную классовую борьбу. Зрители, соответственно, орут, жестикулируют и запрыгивают на выстроенные рядами сиденья.
Почему ты это смотришь? спрашиваю я удивленно.
Похоже, это популярное развлечение. Сэм качает головой. Я подумал, если посмотрю, лучше пойму их общество
А что самое важное нам сейчас нужно понять? спрашиваю я, наклоняясь к нему. Суть эксперимента или жилищные условия?
Он вздыхает, берет черный узловатый прямоугольник, наводит его на коробку и ждет, пока изображение станет черным.
Планшет посоветовал мне этот вид досуга, признается он.
А мой сказал, что завтра надо купить себе одежду. У нас есть лишь то, что в данный момент надето, и, видимо, оно быстро становится грязным и вонючим. Данный вид тканей неэкономно утилизировать, так что нужно иметь смену, которую придется найти в городе. Тут мне приходит в голову мысль: А как быть, когда мы проголодаемся?
Есть кухня. Он кивает на дверь в комнату, уставленную техникой, которая меня озадачила. Но, если не знаешь, как всем тамошним пользоваться, можно заказать еду по телефону. Телефон это сетевой терминал исключительно для голосовой связи.
В каком смысле если не знаешь? уточняю я, приподняв бровь.
Я просто повторяю то, что выдал мне планшет, открещивается Сэм.
Дай-ка его мне.
Он слушается, и я быстро прочитываю все, что ему насоветовали. Параграф про домашние обязанности сообщал, что в темные века люди делили работу по принадлежности к тому или иному полу. У мужчин обязанность добывать деньги, у женщин убираться на вверенной жилплощади и вести домашнее хозяйство: покупать и готовить еду, стирать одежду, управляться с домашней техникой, пока мужчина на работе.
Что за дерьмо, выдыхаю я.
Думаешь, плохой расклад? Сэм странно смотрит на меня.
Ужасный, примитивнее некуда. Ни одно развитое общество не ожидает, что половина его рабочей силы остается дома, разделяя таким образом труд. Не знаю, кто им так в головы нагадил, но подход смехотворен. Такое впечатление, будто кто-то перепутал радикальную предписывающую документацию с описательной. Постукиваю пальцем по его планшету. Хотела бы я ознакомиться с серьезными исследованиями местных социальных условий, прежде чем принимать подобную чепуху на веру. В любом случае мы не должны жить так, даже если директива распространяется на большинство здешних зомби. Это ведь просто наставления рекомендательного характера. А так любой уклад содержит исключения.
Сэм о чем-то задумывается:
То есть ты думаешь, что они ошиблись.
Ну, я не собираюсь утверждать наверняка, пока не изучу их первоисточники и не попытаюсь выявить какую-либо предвзятость, но в любом случае не жди, что я тут буду все в одиночку драить. Я расплываюсь в ухмылке, желая слегка смягчить посыл. Что ты там говорил про еду, которую можно заказать по телефону?
На ужин у нас круглая, запеченная, похожая на хлеб вещь, называемая здесь пиццей. В блюде наличествуют сыр, томатная паста и другие вещи, усиливающие вкус. Она горячая и жирная, приходит к нам через ворота короткой дальности в тамбуре ее не доставляют на грузовике, что меня несколько разочаровывает. Ладно, значит, знакомство с примитивными технологиями откладывается до завтрашнего дня.
Сэм впадает в дрему после ужина. Я снимаю туфли и чулки и убеждаю его, что он будет чувствовать себя лучше без пиджака и галстука. Долго уговаривать не пришлось.
Не знаю, почему они это носили, жалуется он.
Я изучу вопрос позже. Мы все еще сидим на диване с открытыми коробками из-под пиццы, балансирующими на коленях, и жирными пальцами отправляем горячие куски блюда в рот. Сэм, почему ты вызвался участвовать в эксперименте Юрдона?
Почему? Он впадает в мимолетную панику.
Ты застенчивый, не умеешь общаться. В правилах же четко прописано придется жить в темные века и взаимодействовать со средой десятую долю гигасекунды, без всяких отвлечений. Тебе не кажется, что ты малость сглупил?
Это очень личное дело. Он скрещивает руки на груди.
Твоя правда. Я замолкаю и смотрю на него. На мгновение он кажется мне таким грустным и подавленным жаль, не могу взять свои слова обратно.
Мне понадобилось сбежать, бурчит он себе под нос.
От чего? Я откладываю коробку и по ковру ползу к большому деревянному ларю с ящиками и отделениями, полными бутылок со спиртным. Беру пару стакашек, открываю бутылку, нюхаю содержимое никогда не узнаешь, пока не попробуешь, и наливаю. Несу их назад к дивану и передаю ему один стакан.
Когда я вышел из реабилитационного центра Он таращится на телевизор, что странно аппарат выключен. Под ботинками у него короткие, из толстой ткани чулки. Его пальцы беспокойно дергаются. Слишком много людей узнали меня. И это меня испугало. Это, конечно, и моя вина, но, если бы я задержался там боюсь, кто-нибудь причинил бы мне боль.
Боль?.. Сэм далеко не тщедушный малый, у него почти львиная грива, но он часто кажется неуклюжим и каким-то уязвимым, что ли. Может, это и хорошо в нуклеарных отношениях велик потенциал для злоупотреблений разного рода, но этот малый такой застенчивый и замкнутый, что едва ли у меня с ним будут проблемы.
Я немного слетел с катушек, признается он. Знаешь же диссоциативную фазу психоза, через какую проходят некоторые пациенты после глубокого редактирования их памяти? Да, «немного» мягко сказано. Я плевать хотел на резервное копирование, дрался все время, и людям часто приходилось убивать меня просто из самообороны. Честно сказать, я выставил себя настоящим дураком. Когда фаза отступила Он качает головой. Честное слово, иногда лучший выход найти укромный уголок и спрятаться. Вот я и нашел убежище. Вероятно, даже слишком укромное.