Фаразар немедленно забыл про свою ярость и сжался в комок, вздрагивая при каждом стуке, который издавала очередная стрела. Ему ничего не угрожало, ведь наконечники не были медными: похоже, что нападавшие совсем не собирались причинять вред своей добыче.
Аноиш, привязанный к камню чуть выше по склону холма, встал на дыбы и заржал. Нилит бросила взгляд вниз и заметила три знакомые фигуры, которые скользили вверх по каменистой осыпи. Двое стреляли из луков, пока третий лез наверх; затем он останавливался и сам начинал стрелять, а двое, тем временем, его догоняли. Эта умная тактика не давала Нилит шанса сбежать.
Нилит стиснула рукоять кинжала и приготовилась к прыжку.
Ей не пришлось долго ждать.
Первая фигура влетела в котловину; желтые полосы ткани, намотанные на ее голову, развевались за ней, словно знамена. Пепельно-серые иглы, торчавшие из ткани, постукивали, когда она, пригнувшись, переводила взгляд с призрака на нее. Судя по облику, это был мужчина. Он занес над головой изогнутый меч.
Он слишком долго медлил. Нилит метнулась к нему, несмотря на обжигающую боль в ноге, и ударила его в грудь, вложив в удар весь свой вес. Она повалила врага на землю и услышала, как его голова с хрустом ударилась о камень. Ее клинок прошел по его горлу, и кровь по дуге взлетела в воздух. Она стащила с плеча мужчины лук, положила стрелу на тетиву, и как только появился второй человек, выстрелила в него. Стрела воткнулась ему прямо в лоб и поднялась, словно флагшток, когда человек запрокинул голову. Он зашатался, а затем исчез во тьме.
Когда эхо его падения затихло, на холме воцарилась тишина. Последний враг прятался где-то внизу, поджидал Нилит. Следующая стрела задрожала в ее руках.
Вставай, прошипела она Фаразару, который по-прежнему лежал рядом, сжавшись в комок.
Что?
Вставай и иди! На них нет меди, тупица!
Нилит яростно взглянула на него, но он не сдвинулся с места. Где-то внизу захрустели камешки.
Хочешь потратить остаток своих дней, служа какому-нибудь козопасу? Шевелись, Фаразар!
Встав, призрак пошел по котловине и тут же взвизгнул: стрела с шипением пролетела сквозь него и лязгнула, ударившись о камень.
Нилит с трудом поднялась и неловко отправила стрелу в ночь. Стрела попала человеку в бедро, и он заковылял прочь, но Нилит уже зашагала вслед за ним по склону, сжимая в руке окровавленный кинжал. Это была гонка двух раненых и хромых, которые боролись за единственный приз возможность выжить.
Найдя более ровный участок, человек решил дать бой. После каждого тяжелого вздоха шевелились обмотки вокруг его рта. Поблескивал изогнутый клинок его меча. Нилит поманила врага кинжалом, и он выругался на незнакомом ей языке.
Размахивая мечом, словно мельница, он пошел в атаку. Нилит отступала, уклоняясь от ударов. Ей нужно действовать очень четко. Здесь нет места для хитроумных приемов, финтов и защит. Если она попытается остановить стальной клинок, он разрубит ее медный кинжал надвое.
Враг издал воинственный клич, но почти сразу умолк: Нилит ударила ногой по стреле, все еще торчавшей из ноги человека. Раздался треск. Взвизгнув, человек замер, и, воспользовавшись этим, Нилит вонзила кинжал ему в живот. Удерживая клинок на месте, она заглянула в его темно-карие глаза. Они закатывались, а иглы на голове, наоборот, опускались, словно увядая. Слова замерли на ее губах она произнесла их, когда уже было поздно.
Прости.
Когда она позволила телу врага упасть на гравий, ее догнала боль. Одна нога была в огне, и сапог казался горячим и мокрым от крови. Проклиная все на свете, Нилит забралась обратно на холм. Добытый в бою ятаган она положила на плечо.
Появление Нилит удивило Фаразара даже больше, чем свист над его головой. Этого следовало ожидать; за столько лет их брака он никогда не видел ее с мечом в руках.
Хочешь еще что-нибудь сказать, муж мой? спросила она и, собрав стрелы, стала искать место, где можно сесть. Помашешь рукой кочевникам? Выкрикнешь что-нибудь в ночи?
Нет, ответил он, глядя на то, как она выливает кровь из сапога.
Нилит заметила выражение его лица и, несмотря на пульсирующую боль и на кровоточащую рану на голени, она невольно рассмеялась.
Похоже, что после смерти ты начал терять память, муженек. Ты называешь меня крассом, стремясь оскорбить меня, но забываешь, что это для меня значит. Наши матери не выталкивают нас из утробы нет, мы сами процарапываем себе путь наружу, и поэтому рождаемся бойцами. Ты называешь меня фермершей, но забываешь, что до Аракса я жила в тренировочных лагерях Сараки и охотилась в сосновых лесах. Ты забыл, кто я, и поэтому недооценил меня, совершив страшную ошибку. Ты хотел получить урок, муж мой, так вот тебе урок. Давай, угрожай мне. Посмотрим, много ли от тебя останется, когда мы доберемся до города.
Нилит усилила свою угрозу, щелкнув ногтем по клинку ятагана. Посмотрев в белые глаза Фаразара, она увидела, что он все понял то, что она не только опасна, но и настроена решительно.
Вздернув губу, Фаразар отвернулся, выглядывая что-то среди звезд.
А ты спрашиваешь, почему я не хотел брать жену из Красса, пробурчал он.
Глава 5. Рынок душ
По последним подсчетам, Аракс состоит из трех тысяч сорока шести округов, не считая Просторов. Во всех них, предположительно, постоянно обитает четыре миллиона жителей, как живых, так и мертвых.
«Устав города Аракс», 1003-й год по аркийскому летоисчислению
Люди в длинных одеждах и перчатках с нашитыми на них медными нитями пришли за нами на заре.
Они вызывали нас по одному, выкрикивая наши имена имена призраков. На свое имя я не откликался, и поэтому меня силой выволокли из клетки. Наши шеи обмотали толстой веревкой, и что-то в ее волокнах вызывало у меня зуд. Когда ее натягивали, она сильно давила на мои пары, словно они снова превратились в плоть. Должно быть, в веревке была медная основа.
Босс Темса и его душекрады не сидели сложа руки. Теперь нас стало двадцать такой улов они добыли за две ночи. Некоторые умерли даже менее двух часов назад; их можно было отличить по безумным глазам и почти прозрачным парам. Они в отчаянии бросали на меня взгляды, но я делал вид, что не замечаю их. Время, проведенное в клетке, ожесточило меня, и я не мог думать ни о чьем горе, кроме своего.
Темса ждал в зале со сводчатой крышей, рядом с которым стояли две крытых повозки. За широкой полуоткрытой дверью виднелась улица, залитая солнечным светом. Темса опирался на трость, ухмылялся в темную бороду недавно расчесанную. Сегодня Темса был в темно-синем, расшитом золотом костюме; на его груди висели серебряные цепи, а на каждом пальце красовались перстни. Трость, на которую он опирался, была сделана из обсидиана. Его борода была умащена, а морщинки в уголках глаз присыпаны цветным порошком. Рядом с Темсой стояла Джезебел с огромной секирой в руке, а позади нее слонялась без дела шайка наемников в черной одежде.
Грузите их, приказал Темса и постучал по колесу повозки, а затем обратился к нам. На рынке ведите себя прилично, поняли? Покупатели щедро платят за идеальных слуг вежливых и смирных. Если будете валять дурака, отправитесь на север работать в порту или на заводе!
Мои собратья-призраки застонали.
Джезебел! крикнул Темса. Вытащи искалеченных вперед и припудри. Солнце нам все портит.
Из строя вывели шестерых, в том числе меня. Одному из нас так сильно рассекли мечом ключицу, что его голова, казалось, может в любой момент упасть. У другого из разреза в животе выглядывали кишки. Кеч со светящимися следами от когтей тоже был здесь. Он, как обычно, с ненавистью и укором взглянул на меня, а я вежливо, одними губами посоветовал ему совокупиться с самим собой. Это из-за него я здесь. Во второй день пребывания в клетке он попытался меня задушить, но, вместо того чтобы умереть, я лишь почувствовал дуновение холодного ветерка у своего горла, и это страшно меня развеселило.
Ко мне подошли мужчины в длинных одеяниях; в руках они держали глиняные миски с голубым порошком.
Изо всех сил стараясь не прикоснуться ко мне, они бросали щепотки порошка на мою шею и живот. Порошок прилипал к моим ранам и даже вращался вместе с медленными потоками моих паров. Белые шрамы на моем теле слегка потускнели, но не исчезли.
Темса подошел поближе, чтобы осмотреть меня.
Тебе это с рук не сойдет, сказал я, глядя на него сверху вниз.
Он, очевидно, уже слышал подобные угрозы бесчисленное множество раз.
Ты орешь об этом уже два дня. Давай, расскажи мне о том, что у тебя дела в Небесной Игле! Какое беззаконие! Просто ужас! Не бойся, тень, скоро до тебя дойдет. А если не дойдет, то новый хозяин сам вобьет в тебя немного ума.
Я пробормотал какую-то непристойность.
Это Темсу не удовлетворило, и он помахал острым металлическим наконечником трости перед моим лицом.
Будешь так ругаться на рынке душ, брошу тебя в медную дробилку. Думаешь, боль это только для живых? Ты еще не знаешь, что тебя ждет после смерти.
Испугавшись, я прикусил язык и позволил работникам Темсы утащить себя. Мы заполнили внутреннее пространство повозки нашим сиянием: десять призраков и охранник. Щелкнул кнут, и повозка выкатилась на улицу, освещенную светом зари.
До сих пор я успел увидеть лишь пару переулков Аракса, острие ножа и грязную клетку и поэтому сейчас крутил головой, чтобы получше рассмотреть окружавшие меня величественные шпили. Мне словно было нужно раз и навсегда доказать, что это не кошмар, не навеянный каким-то демоном сон.
Но они действительно стояли передо мной могучие башни Аракса из песчаника, мрамора и привозного гранита. Какие-то из них были скрученными в спираль и острыми, словно иглы, другие представляли собой пирамиды с широкими основаниями. Казалось, что здания Города Множества Душ соревнуются между собой: каждое из них стремилось достать до солнца. Они тянулись в светлеющее небо, блестяще-желтые с одной стороны и бесцветно-темные с другой. Их красота не укрылась от меня.
Аракс был похож на горный хребет, созданный какими-то мощными природными силами, и здесь могучими были не только пики, но и подножия. Даже на уровне улиц здания пытались карабкаться наверх. Дома и невысокие башни изгибались, скручивались, стараясь пробиться наверх, или, словно моллюски, цеплялись за более древние постройки. Утреннее солнце окрашивало побелку и необожженный кирпич в розовые и оранжевые тона. Почти на каждой крыше были натянуты веревки; то здесь, то там виднелись подъемные механизмы. Между флагами на башнях и шпилями гонялись друг за другом стаи голубей и скворцов.
А над всем этим возвышались дома богачей. Башни отбрасывали на улицы длинные тени. Между ними раскинулась паутина дорог и величественных мостов, тянувшаяся к центру города туда, где дома образовывали корону вокруг Небесной Иглы. Ее вид ошеломлял. Все остальные башни были, по крайней мере, вдвое ниже ее. Она возвышалась над всеми.
Когда мне надоели небеса, я обратил внимание на канавы и понял, как Аракс получил свое прозвище. Толпы призраков плыли по улицам, раздуваясь на каждом перекрестке, словно притоки огромной реки. Живые были лишь мусором, щепками, плывущими среди этих толп. День торговцев, горожан, нищих и путешественников, более удачливых, чем я, начинался с того, что им приходилось расталкивать локтями призраков. Это было жуткое зрелище, которое не увидишь в городах Красса ни в благородном Таймаре, ни в столице Сараке, где улицы просто припорошены, а не наводнены мертвецами. Но, с другой стороны, мы, жители Красса, измеряем богатство не числом душ, а количеством старого доброго серебра.
Я понял, что хочу увидеть больше живых, и стал искать их в светящихся толпах. Рыцари, закованные в медь и сталь, занимали места в своих будках или на перекрестках, где стояли засыпанные песком безголовые статуи мертвых богов. Пекари и кузнецы разводили костры. Владельцы лавок и чайных домиков распахивали двери своих заведений и раскладывали на земле подушки. Рядом с курильнями и игорными домами уже повисла дымка. Какой-то старый хрыч, обернувший голову седой бородой, словно тюрбаном, сидел на пороге одного из домов и играл на чем-то вроде закрученной флейты. Флейта завывала. Перед стариком плясала желтая крыса.
Время от времени через толпу проезжал фургон или телега, запряженные крепкими лошадьми или огромными насекомыми. Последние на моей родине встречаются редко, и поэтому я во все глаза разглядывал жуков с изумрудными рогами, похожими на ветвистые деревья, и на черных волосатых пауков, которые поскрипывали при каждом шаге, и на длинных сороконожек. Время от времени одна из сороконожек вставала на дыбы, размахивая колючими лапами, и шипела на то, что преградило ей путь. Тогда начинали щелкать кнуты, и сороконожка с грохотом опускалась на землю. Бронированные пластины на их спинах вздымались при ходьбе, а ноги раскачивались, словно волны, приближающиеся к берегу.
Мне рассказывали о том, что аркийцы обожают огромных насекомых, которые живут в пустыне. В отличие от них мы, крассы, полагаемся на более умных животных лошадей, пони, коз и даже волков. В их глазах больше осмысленности, чем во взгляде жука. Лично мне казалось, что эти насекомые постоянно принимают решение съесть тебя или нет. Именно так поступали их дикие братья «дюнные драконы», подманивавшие жертв, в том числе неосторожных путников, с помощью светящегося щупальца.
Мое внимание привлекло облачко цветного дыма, и, повернувшись, я увидел бесконечный ряд уличных кухонь. В дверных проемах или под кусками парусины, повешенными на опасно низкой высоте, стояли жаровни простые или с черными решетками. На этих жаровнях лежали вертела и шампуры с насаженными на них кусками говядины, курицы и дичи, замаринованными в ярких красных и желтых смесях. На раскаленных углях жарились ноги мне показалось, что жучиные. На покосившихся столах стояли стеклянные банки с соками всех цветов радуги, окруженные соответствующими фруктами и овощами. Половина из них были мне незнакомы.
Я испытываю опьянение, когда взламываю замки и краду чужие вещи, но в остальном я человек нетребовательный: мне нужен только свежий воздух, еще одно тело в моей постели, и, как можно судить по моему круглому животу, пиво и еда. На проклятом «Лососе» я пускал слюнки, думая о том, как наемся западной еды. Я долго и упорно представлял себе дурманящие ароматы и сладости, которыми славилась аркийская кухня. Однако сейчас мои ноздри не ощущали ничего. Я так долго и упорно втягивал в себя холодный воздух, что даже поймал неодобрительный взгляд охранника, но мой мир так и остался лишенным запахов. Вот еще одна обида, которую можно добавить в общую кучу. Удивительно, как сильно человеку не хватает того, чего он лишился. В ту минуту я был готов нырнуть в нагретую солнцем канаву, только чтобы снова ощутить запахи.
Фургоны остановились на широкой площади, по краям которой стояли старые кирпичные башни; установленные на ней ярко-алые навесы создавали тень. Темса постучал тростью по спинкам скамеек, приказывая нам, призракам, вылезать. У него на лбу выступили капли пота: должно быть, воздух нагревался с каждой минутой, однако я не чувствовал ничего, кроме холода.
Нас, призраков, построили в аккуратную шеренгу по росту, и я воспользовался случаем, чтобы получше рассмотреть рынок душ. Небольшие группы покупателей в дорогих одеждах уже начали собираться у лавок; торговцы старались развлечь клиентов до тех пор, пока не прибыли товары кто-то выносил шкворчащие сковородки для тех, кто еще не позавтракал, кто-то предлагал покупателям кнуты, трости, оковы и кляпы, на которых поблескивала медь.