Да, но горючее зря предпочту не тратить.
Ладно. Странно только, что ты не зажег его в поисках койки.
Я и так прекрасно помню, где она.
На самом-то деле я не стал зажигать золотую свечу из соображений самодисциплины. Как ни велик был соблазн проверить, не обожжен ли Идас, не укушен ли, здравый смысл подсказывал: убийца, попавший под выстрел, не смог бы так скоро покуситься на мою жизнь еще раз, а укушенный опережал меня не настолько, чтоб я не услышал, как он поднимается по железному трапу воздушной шахты.
Скажи, ты не против поговорить? Мне еще с прошлого разговора так захотелось послушать о твоем родном мире!
Что ж, с удовольствием, ответил я, если и ты не откажешься ответить на пару вопросов.
До сих пор не оправившийся, я бы с гораздо большим удовольствием прилег отдохнуть, однако возможность разузнать нечто новое вещь не из тех, коими стоит пренебрегать.
Нет-нет, заверил меня Идас, конечно, не откажусь! Наоборот, рад буду ответить на твои вопросы, если ты согласишься ответить на мои.
В поисках безобидного начала для разговора я снял сапоги и улегся на койку, негромко, жалобно заскрипевшую под моей тяжестью.
Тогда скажи, Идас, как называется язык, на котором мы говорим? начал я.
На котором мы с тобой сейчас разговариваем? Корабельным, конечно, как же еще?
А какие-нибудь другие языки ты знаешь?
Нет. Откуда бы? Я ведь родился здесь, на борту, и как раз хотел тебя расспросить: чем отличается жизнь человека, рожденного на одном из настоящих миров? От наших-то, от команды, я много разного слышал, но все они просто невежественные матросы, а в тебе сразу чувствуется человек мыслящий.
Спасибо на добром слове. Однако, родившийся здесь, ты имел немало возможностей повидать настоящие миры. Часто ли среди них попадались такие, где говорят на корабельном?
Правду сказать, я в увольнительные на берег почти не ходил. Мой вид думаю, ты заметил
Будь добр, ответь на вопрос.
По-моему, на корабельном почти везде говорят.
Казалось, голос Идаса звучит чуточку ближе, чем раньше.
Понятно. На Урд язык, который ты зовешь «корабельным», в ходу только среди нас, граждан Содружества. У нас он считается более древним, чем остальные, но до сего момента я сомневался, что это правда, пояснил я и решил повернуть разговор к происшествию, ввергшему все вокруг в темноту. Пожалуй, беседа стала бы гораздо интереснее, имей мы возможность видеть друг друга, не так ли?
О, да! Не зажжешь ли ты свет?
Возможно, чуть погодя. Как полагаешь, скоро ли твои товарищи исправят корабельное освещение?
Его сейчас чинят, и в главных помещениях свет уже есть, отвечал Идас, но кубрики к ним не относятся.
Что же стряслось с освещением?
Казалось, я воочию вижу, как он пожимает плечами.
Должно быть, на шины одной из ячеек главного аккумулятора упало что-то токопроводящее, только никто не может выяснить, что. Но шины пережгло начисто и еще кабели кое-где хотя этого произойти вроде как не могло.
И все остальные матросы сейчас работают там?
Почти вся наша вахта.
Сомнений не оставалось: Идас придвинулся еще ближе. Теперь его отделяло от койки не более эля.
Нескольких отослали с другими поручениями. Так я и ускользнул. Скажи, Севериан, а твой родной мир там красиво?
Очень красиво, но вместе с этим и страшно. Пожалуй, прекраснее всего ледяные острова, плывущие к северу из южных широт, точно океанические странники, караван кораблей с океана. Белые, бледно-зеленые, они искрятся на солнце не хуже алмазов и изумрудов. Соленая вода вокруг них кажется черной, но она так прозрачна, что бока их, уходящие в океанскую глубину, видны далеко-далеко
Услышав во мраке едва уловимый вдох Идаса, я как можно тише обнажил нож.
и каждый высится, словно гора, на фоне василькового неба, припорошенного россыпью звезд. Вот только жить на таких островах невозможно слишком суровы они для людей. Всё, Идас. Я вот-вот засну, а тебе, надо думать, лучше вернуться к работе.
Но у меня еще так много вопросов!
И ты все их непременно задашь. Но в другой раз.
Севериан, а принято ли среди жителей вашего мира обмениваться прикосновениями? К примеру, рукопожатиями в знак дружбы? Такой обычай есть на многих мирах.
И на моем тоже, подтвердил я, переложив нож в левую руку.
Тогда давай пожмем друг другу руки, и я пойду.
Давай, согласился я.
Наши пальцы соприкоснулись и тут в каюте зажегся свет.
Державший в руке боло клинком вниз Идас нанес удар, вложив в него всю тяжесть тела. Моя правая рука взметнулась вверх. Остановить удар я бы не смог ни за что, однако сумел отвести клинок в сторону, и широкое лезвие, насквозь пропоров ткань рубашки, вонзилось в матрас так близко, что я кожей почувствовал холод стали. Идас немедля выдернул боло из матраса, но я перехватил его руку возле запястья, и вырваться ему уже не удалось. Теперь я мог бы без труда покончить с ним, но вместо этого вонзил нож в его предплечье с тем, чтоб он, разжав пальцы, выпустил рукоять боло.
Противник мой вскрикнул пожалуй, не столько от боли, сколько при виде клинка, торчащего из его руки. Я швырнул Идаса на пол и мигом приставил острие ножа к его горлу.
Тихо, велел я, или прикончу без разговоров. Стены здесь толстые?
Рука
Забудь о руке. Зализать раны еще успеешь. Отвечай!
Нет, какое там «толстые» И переборки, и палубы просто листы металла.
Прекрасно. Значит, поблизости никого нет. Лежа на койке, я не услышал ни единого шага. Можешь выть, сколько хочешь. Встать, живо.
Заточен охотничий нож оказался на славу. Одним махом распоров рубашку Идаса вдоль спины, я сдернул ее. Под тканью, как и ожидалось, обнаружились едва наметившиеся груди.
Отвечай, девчонка: кто послал тебя по мою душу? Абайя?
Идас уставилась на меня, высоко подняв белесые брови.
Ты знал?!
Я, покачав головой, отрезал от рубашки полосу ткани.
На. Руку перевяжи.
Благодарю тебя. Незачем. Моя жизнь все равно кончена.
А я говорю: перевяжи. И так вся одежда в крови, а мне с тобой еще работать и работать.
Пытать меня незачем. Да, я была рабыней Абайи.
Посланной погубить меня, чтоб я не привел на Урд Новое Солнце?
Девчонка кивнула.
А выбрана потому, что еще мала и можешь сойти за человека. Кто еще с тобой заодно?
Никто. Я одна.
Я потянулся к ней, но девчонка вскинула кверху правую ладонь.
Клянусь в том Владыкой Абайей! Может, на борту и есть еще кто-то вроде меня, но я их не знаю.
Стюарда убила ты?
Да.
Разгром в моих апартаментах устроила тоже ты?
Да.
Но выстрел из пистолета опалил не тебя. Кто был с тобой?
Просто матрос, нанятый за хризос. Когда ты выстрелил, я стояла за ним, дальше по коридору. Понимаешь, мне нужно было выбросить тело в пространство, но я не знала, смогу ли донести его до люков сама и справлюсь ли с люками. Вдобавок
Тут она осеклась.
Вдобавок что?
Вдобавок, потом ему пришлось бы помочь мне еще кое в чем, не так ли? Ну, а теперь: как ты узнал обо всем? Прошу, объясни.
Зарезать меня у загонов с аппортами пыталась тоже не ты. Кто?
Идас встряхнула головой, будто затем, чтоб разогнать туман, заволокший мысли.
Об этом я не знала вообще.
Сколько тебе лет, Идас?
Не знаю.
Десять? Тринадцать?
Девчонка пожала плечами.
Мы не считаем года. Но ты напрасно говоришь, что мы не люди: мы люди не хуже вас. Мы Иной Народ, подданные Великих Владык, что обитают в море и под землей. Ну, а теперь ответь, пожалуйста, на мой вопрос ведь я же ответила на твои. Как ты узнал?..
Я присел на край койки. Еще немного, и эту долговязую, нескладную девчонку придется пытать а времени с тех пор, как я был подмастерьем Северианом, утекло немало возможно, в ту пору она еще не родилась, и предстоящее дело не сулило мне ничего приятного. Памятуя об этом, я едва ли не надеялся, что девчонка бросится к двери.
Во-первых, твоя речь не похожа на речь моряков. Среди моих друзей был старый моряк, и их манера разговора мне прекрасно знакома, но это история слишком уж долгая. Неприятности убийство стюарда и так далее начались вскоре после знакомства с тобой и остальными. Ты почти сразу сказала, что родилась на борту корабля, однако обычных матросских присказок я ни разу не слышал только от тебя, да еще от Сидеро.
Пурн и Гунни оба родом с Урд.
Затем ты обманула меня, когда я спросил, как найти камбуз. Отчего? Оттого, что намеревалась последовать за мной и зарезать при первом же удобном случае, однако я отыскал собственные апартаменты, и у тебя, должно быть, возник лучший план. Чего уж проще: подождать пока я усну, и обмануть замок что для тебя, числящейся в экипаже, полагаю, не составило бы труда.
Идас кивнула.
Я прихватила с собой инструменты и сказала замку, что послана починить ящик секретера.
Однако меня в каюте не оказалось, а ты, уходя, попалась на глаза стюарду. Что ты искала?
Письмо. Письмо от аквасторов Урд к иерограммату. Я отыскала его и сожгла на месте, в твоих же собственных апартаментах, отвечала девчонка с триумфальными нотками в голосе.
Найти письмо не составляло труда: оно лежало почти на виду. Ты искала что-то еще и считала, будто вещь эта спрятана куда надежнее. Не ответишь, что это я сделаю тебе очень и очень больно.
Девчонка покачала головой.
Можно, я сяду?
Ожидая, что усядется она на рундук или на свободную койку, я согласно кивнул, однако девчонка опустилась на пол и, несмотря на рост, в кои-то веки сделалась похожа на настоящую девочку.
Совсем недавно, продолжал я, ты упорно просила меня зажечь свет. После второй просьбы несложно было догадаться, что тебе хочется убедиться в чистоте удара. Тогда я вставил в рассказ о ледяных островах упоминания об «океанических странниках», так как эти слова часто служат рабам Абайи паролем: давным-давно некто, подумавший, будто я могу оказаться одним из вас, вручил мне карточку, где говорилось, что его можно найти на улице Океанических Странников, а Водал возможно, ты о нем слышала велел мне передать некую весть тому, кто скажет: «Океанический странник увидел»
Закончить цитаты я не успел. На борту корабля все тяжелое становится легче легкого, и потому падение девчонки оказалось медленным, плавным, однако настолько резким, что пола ее лоб коснулся с мягким, негромким стуком. Вне всяких сомнений, смерть ее наступила едва ли не в самом начале моей недолгой хвастливой тирады.
VIII. Пустота в рукаве
Вскочив с койки, я поспешил перевернуть Идас на спину, пощупал пульс, забарабанил кулаком по груди в надежде вернуть к жизни сердце. Увы, спешить было уже некуда: пульса я не нашел, а изо рта девчонки явственно пахнуло отравой. Все мои старания оказались напрасны.
Должно быть, яд она прятала на теле. Не в рубашке разве что сунула пилюлю под язык еще в темноте, чтоб раскусить, не сумев сделать дело. Скорее уж в волосах (хотя что в них можно спрятать при такой-то короткой стрижке?), или в поясе брюк: оттуда она без труда могла незаметно переправить ее в рот, унимая кровотечение.
Прекрасно помня, чем кончилась попытка вернуть к жизни стюарда, пробовать коготь на ней я не осмелился. Обыскал тело, но не нашел почти ничего, кроме девяти хризосов, которые спрятал в кармашек ножен. По словам Идас, за хризос она наняла себе в помощь одного из матросов, а если так, очевидно, Абайя (или кто там из его министров отдал девчонке приказ) снабдил ее десятью. Срезав с нее сапоги, я обнаружил, что пальцы ног Идас необычайно длинны и соединены перепонками. Обувь я осмотрел с тем же тщанием, с каким девчонка пару страж назад обыскивала мои пожитки рассек на кусочки, распорол каждый шов, однако успеха добился нисколько не большего.
Чем дольше я, сидя на койке, разглядывал ее тело, тем сильней удивлялся: где были мои глаза? Как я мог обмануться? Правда, обманула мой взор не столько Идас, сколько воспоминания об ундине, освободившей меня, запутавшегося в стеблях ненюфаров во время купания в Гьёлле, а после перехватившей посреди ночи у того самого брода. Она была настоящей великаншей, оттого Идас и показалась мне долговязой, голенастой девицей, а не огромных размеров ребенком, хотя довольно похожего ребенка мальчишку, и куда младше возрастом держал у себя в замке Бальдандерс.
Должно быть, главную роль тут сыграли волосы той ундины не белые, травянисто-зеленые. Мне сразу следовало бы понять, что столь яркий зеленый цвет ни человеческим волосам, ни звериному меху от природы не свойственен, а если и свойственен, то лишь в результате воздействия крохотных водорослей, называемых тиной, наподобие тех, в крови зеленого человека из Сальта, да и веревка, оставленная в пруду, тоже довольно скоро позеленеет Какого же я свалял дурака!
О смерти Идас следовало доложить. Первым делом мне пришло в голову поговорить с капитаном, а дабы заранее заручиться его благосклонностью, связаться с ним через Барбата либо Фамулим.
Но как только я затворил за собой дверь, мне сделалось ясно: представить меня капитану в выгодном свете ни тот, ни другая не смогут. Разговор в их апартаментах для них был первой встречей со мной, а для меня с ними последней. Выходит, придется разыскать капитана как-то иначе, удостоверить подлинность собственной личности и сообщить, что произошло. По словам Идас, внизу полным ходом идут ремонтные работы, а возглавляет их наверняка кто-то из офицеров Рассудив так, я снова направился вниз, по продуваемому сквозняком трапу, и на сей раз, миновав загородки аппортов, спустился еще ниже. Жара и влажность усиливались на каждом шагу.
Как это ни абсурдно, спускаясь в низы, я почувствовал, что мое тело, почти невесомое на том ярусе, где находилась каюта, сделалось еще легче. Прежде, карабкаясь к верхушке мачты, я заметил, что притяжение корабля слабеет по мере подъема следовательно, по пути вниз, в корабельное чрево, оно должно было нарастать, однако у меня такого впечатления не возникло. Скорее, наоборот.
Вскоре снизу донеслись чьи-то шаги, а опыт последних нескольких страж наглядно свидетельствовал, что любой случайно встреченный незнакомец может желать моей смерти. Остановившись, я напряг слух и выхватил из кобуры пистолет.
Негромкий лязг металла внизу утих вместе с моими шагами, но тут же возобновился частый, неровный, будто поднимающийся мне навстречу по трапу спотыкается на бегу. Раз подо мною что-то зазвенело, точно оброненный меч или шлем; нетвердый шаг вновь ненадолго стих и вновь зазвучал в прежнем ритме. Сомнений не оставалось: спешащий навстречу бежит от какой-то опасности, а я иду прямиком к ней. Здравый смысл велел тоже бежать прочь, да как можно дальше, однако я остался на месте, из глупой гордости решив не отступать, пока не узнаю, что именно мне угрожает.
Долго ждать не пришлось. Вскоре внизу показался человек в латном доспехе, без оглядки бегущий наверх. Еще миг, и я, отделенный от встречного лишь одним пролетом, смог разглядеть его во всех подробностях. Казалось, правая рука его даже не отсечена оторвана начисто: из-под блестящего полировкой брассарда свисали обильно кровоточащие клочья мышц пополам с обрывками сухожилий.
Казалось, опасаться нападения со стороны этого человека, раненого и вдобавок изрядно напуганного, резона нет: скорее уж, он, почуяв во мне угрозу, пустится в бегство. Спрятав пистолет в кобуру, я окликнул его и спросил, что случилось и чем ему можно помочь.
Бегущий, остановившись, поднял голову, взглянул на меня сквозь забрало шлема, и я с удивлением узнал в нем Сидеро.
Сохранил ли ты преданность?! с дрожью в голосе крикнул он.
Кому, друг мой? Зла я тебе не желаю, если речь об этом.
Кораблю!
Преданность кораблю всего-навсего изделию иеродул, пусть и необычайно огромному показалась мне довольно бессмысленной, однако вдаваться в рассуждения об отвлеченных понятиях сейчас явно было не время.
Разумеется! Жизнь за него положу, если нужно! откликнулся я, мысленно моля мастера Мальрубия, некогда пытавшегося втолковать мне кое-что о преданности, простить мою грешную душу.