Сидеро продолжил подъем чуть медленнее, спокойнее, однако по-прежнему спотыкаясь. Вблизи мне удалось разглядеть, что сочащаяся из его раны темная жидкость, принятая мною за человеческую кровь, слишком вязка и цвета к тому же не алого, а черного с зеленым отливом. Лохмотья, которые я счел клочьями плоти, оказались обрывками проводов вперемешку с чем-то наподобие ваты.
Выходит, Сидеро, подобно моему другу Ионе андроид, автоматон в человеческом облике! Обругав себя за то, что не понял этого раньше, я, однако ж, вздохнул с облегчением, так как кровью наверху, у себя в каюте, уже налюбовался досыта.
К этому времени Сидеро, одолев последние ступени, взошел ко мне на площадку и, пошатнувшись, остановился рядом со мной. Я в грубоватом, повелительном тоне, неосознанно принимаемом всяким в надежде ободрить собеседника, велел ему показать руку. Сидеро послушался, и я в изумлении отшатнулся прочь.
Боюсь, попросту написав здесь, что рука оказалась полой, я создам впечатление, будто полой она оказалась на манер кости, но это не так. Она оказалась пустой. Тоненькие провода и клочья пропитанной темной жидкостью ваты торчали лишь по краям стальной оболочки, а внутри не было ничего. Вообще ничего.
Как же тебе помочь? спросил я. Иметь дело с такими ранами мне прежде не доводилось.
Казалось, Сидеро задумался. Я бы сказал, что забрало стального шлема к выражению чувств неспособно, но нет: выражение ему придавал угол наклона головы, движения, игра теней, отбрасываемых его чертами.
Для этого нужно в точности исполнить мои указания. Не подведешь?
Разумеется, нет, заверил его я. Признаться, еще недавно я клялся однажды столкнуть тебя с высоты, как ты меня, но мстить раненому, конечно, не стану.
Тут мне вспомнилось, сколь сильно бедному Ионе хотелось, чтобы его полагали человеком, причем многие, и я в том числе, действительно думали, будто он человек, и, по сути, нисколько в этом не ошибались.
Что ж, придется поверить тебе, решил Сидеро.
С этим он отступил назад, и его грудь весь торс целиком раскрылась, словно бутон огромного стального цветка. Изнутри его туловище тоже оказалось пустым: под стальной оболочкой не обнаружилось ничего.
Не понимаю, признался я. Чем я могу помочь?
Смотри.
Подняв уцелевшую руку, Сидеро ткнул пальцем во внутреннюю поверхность одного из стальных «лепестков», части полой груди.
Видишь письмена?
Да, линии и символы самых разных цветов. Но прочесть их я не могу.
Тогда Сидеро описал на словах некий сложный символ и символы, его окружавшие, и после недолгих поисков мне удалось его отыскать.
Вставь туда острый металлический предмет, продолжил Сидеро, и поверни вправо на четверть оборота, не больше.
Прорезь оказалась изрядно узкой, но мой охотничий нож обладал игольно-тонким острием, начисто вытертым о рубашку Идас. Вставив острие в указанную Сидеро щель, я повернул нож, как было велено. Темная жидкость потекла куда медленнее.
Затем Сидеро описал второй символ, на другом лепестке, и во время поисков я отважился сообщить, что никогда не слышал и не читал о таких существах, как он.
Хадид или Ерро могли бы рассказать о нас куда больше. Я всего лишь исполняю свой долг и о подобных вещах задумываюсь разве что изредка.
Понимаю, протянул я.
Ты обижен тем, что я столкнул тебя в трюм. Но сделал я так потому, что ты не подчинился моим указаниям. Мне давно известно: такие люди, как ты, опасны для корабля. А если кто-то из них и пострадает, со мной они обошлись бы нисколько не милосерднее. Как по-твоему, сколько раз подобные люди пытались меня уничтожить?
Понятия не имею, признался я, оглядывая пластину в поисках описанного им символа.
Я тоже. Мы вплываем во Время и возвращаемся, и вновь отправляемся в рейс. По словам капитана, наш корабль единственный. Других не существует. Все корабли, попадающиеся нам навстречу меж галактик и солнц, есть он и только он. Откуда же мне знать, как часто на меня покушались и сколько раз в том преуспели?
Едва мне подумалось, что он заговаривается, противореча здравому смыслу, нужный символ наконец-то нашелся. Стоило вставить в прорезь острие охотничьего ножа и повернуть клинок, утечка жидкости практически сошла на нет.
Благодарю тебя, сказал Сидеро. Все это время мое давление стремительно падало.
Я спросил, не нужно ли ему выпить новую порцию жидкости, чтобы восполнить утраченное.
Со временем да. Однако теперь у меня снова есть силы, а полную силу я обрету после еще одной, последней коррекции.
Объяснив мне, куда смотреть и что нужно сделать, он продолжал:
Ты спрашивал, как мы появились на свет. А сам представляешь ли, как появилась на свет твоя раса?
Смутно. Знаю, что некогда мы были животными, обитавшими на деревьях. Так говорят мисты. Только не обезьянами, так как обезьяны существуют по сию пору. Наверное, кем-то вроде зооантропов, только помельче. Я замечал, что зооантропов неизменно тянет в горы, и там, в горных джунглях, они лазают по деревьям. Как бы там ни было, эти животные обладали способностью общаться между собой при помощи особых криков и телодвижений на что, впрочем, способен даже домашний скот, не говоря уж о волках. Со временем, согласно воле Предвечного, те, кто общался с окружающими лучше всего, уцелели, а те, кто оказался в общении не силен, вымерли.
И это все?
Я покачал головой.
Когда их общение развилось, усложнилось настолько, что сделалось достойным называться речью, они и стали людьми. Теми, кем мы остаемся по сию пору. Изначально наши руки были приспособлены для того, чтоб цепляться за сучья, глаза чтоб, прыгая с дерева на дерево, видеть следующий сук, рты чтоб разговаривать меж собой, а еще жевать фрукты да неоперившихся птенцов. Таковы они и поныне. А как появились на свет ты и тебе подобные?
Почти так же, как вы. Если предания не врут, вахтенным офицерам нужна была защита от пустоты, от пагубных излучений, от вражеского оружия и прочих подобных напастей. Поэтому они соорудили для себя жесткие оболочки. Еще им требовалось стать сильнее и крепче и для сражений, и для работ на палубах. Для этого нас точнее сказать, не нас, наших предков наполнили той самой жидкостью, которую ты только что видел, сообщившей нашим рукам и ногам способность двигаться, как им требуется, но с большей мощностью. Еще им требовалось переговариваться между собой, и нас оборудовали устройствами связи. А затем добавили электросхемы, позволявшие нам выполнять одно дело, пока сами они заняты другим. Устройства, сообщающие нам способность говорить и действовать, даже когда они сами к тому неспособны. И так, пока мы не выучились разговаривать самостоятельно и действовать без человека внутри. Ну, что там? Никак не найти?
Сейчас отыщу, заверил его я (на самом деле нужный символ я уже отыскал, но очень хотел послушать, что он расскажет еще). Выходит, корабельные офицеры носят вас, словно одежду?
Теперь лишь изредка. Ищи звездочку с прямой чертой сбоку.
Помню, помню, ответил я, размышляя, что мог бы предпринять, и меряя взглядом полость внутри его тела.
Пояс с ножом и пистолетом в кобуре внутрь наверняка не войдет, а вот без них я там вполне помещусь
Погоди чуток, попросил я Сидеро. Искать приходится, согнувшись едва ли не вдвое, и вся эта амуниция больно впивается в живот.
Расстегнув пояс, я бросил его под ноги, а ножны и кобуру пристроил рядом.
И, знаешь, будет намного проще, если ты ляжешь.
Сидеро лег, причем, не истекая наполнявшей его жидкостью, проделал это с неожиданной быстротой и изяществом.
Скорее. Мешкать не время.
Послушай, возразил я, если бы за тобой кто-то гнался, он уже был бы здесь, а я даже шагов снизу не слышу.
Изображая заминку, я лихорадочно размышлял. Идея казалась сумасбродной, но в случае успеха сулила и защиту, и маскировку. Латы я носил часто, так отчего б не тряхнуть стариной тем более, эти гораздо лучше!
Думаешь, я бежал от них?
Слова Сидеро я слышал прекрасно, однако внимания им почти не уделил. Совсем недавно я вспоминал, как вслушивался в тишину, и вот теперь действительно услышал кое-что новое, а сосредоточившись, понял, что это за шум. Откуда-то сверху доносилось неторопливое, мерное хлопанье огромных крыльев.
IX. Пустота
Острие ножа уже отыскало нужную прорезь. Повернув клинок, я сорвал с себя плащ и, кувыркнувшись вбок, вкатился прямо в распахнутое тело Сидеро. Взглянуть, что за создание машет крыльями над головой, я даже не пробовал, пока причем с заметным трудом не втиснул голову внутрь его черепа, и лишь затем выглянул наружу сквозь забрало.
Увы, даже после этого мне не удалось разглядеть ничего вернее, почти ничего. Прежде воздух в шахте, здесь, на такой глубине, был вполне прозрачен и чист, но теперь все вокруг подернулось дымкой тумана: некая сила гнала, теснила холодный воздух с верхних уровней вниз, смешивая его с теплым и влажным смрадом, которым дышали мы. Под натиском этой силы туман клубился, кипел, словно вокруг буйно плясала тысяча призраков.
Ни хлопанья крыльев, ни чего-либо другого я больше не слышал. Казалось, моя голова заперта в пыльном несгораемом шкафу, и я гляжу наружу сквозь замочную скважину. Впрочем, голос Сидеро я вскоре услышал но не ушами.
Как описать происшедшее? Даже не представляю. Чужие мысли в собственной голове мне знакомы прекрасно, но на визиты Теклы и прежнего Автарха, не раз пробуждавшихся во мне, пока я не слился с ними в единое целое, это не походило ничуть. На обычные звуки чужой речи тоже. Одно могу сказать (да и то описание выйдет весьма приблизительным): казалось, голос Сидеро достигает тех органов слуха, что находятся под черепом, прямо за ухом, минуя ушную раковину.
Я ведь могу убить тебя.
После того как я тебя починил? Знавал я неблагодарность, но в такие ее глубины еще не заглядывал!
Грудь Сидеро сомкнулась, и я, упершись ладонями в полости плеч, принялся пропихивать ноги в его ноги, точно в штанины брюк. Дело шло туговато. Имей я возможность чуть дольше задержаться снаружи, сбросил бы и сапоги, и тогда все вышло бы гораздо проще, а сейчас Казалось, обе лодыжки уже потрескались.
У тебя нет на меня никаких прав!
Есть, и еще как. Ты сделан, чтоб защищать людей, а кто я, если не человек, нуждающийся в защите? Хлопанье крыльев слышишь? И хочешь сказать, будто подобные создания, вольно порхающие по всему кораблю это в порядке вещей?
Они выпустили на свободу аппортов.
Кто «они»?
Здоровая нога, наконец, распрямилась. С хромой должно было получиться проще, так как ее мышцы изрядно усохли, но пропихнуть ступню в сочленение не хватало сил.
Рыскуны.
Меня свернуло клубком, так что колено уперлось в грудь. Сидеро сел, а затем поднялся на ноги, и в этом положении мне удалось выпрямить вторую, хромую ногу. После этого моя левая рука проскользнула в руку Сидеро как по маслу, и правая вошла в его правую с той же легкостью, но оказалась снаружи: остатки брассарда прикрыли только плечо.
Вот, так-то лучше, сказал я. Подожди малость
Однако Сидеро немедля ринулся наверх, одолевая разом по три ступени.
Я остановился, развернулся и снова направился вниз.
За это я непременно тебя убью.
За то, что я хочу подобрать нож с пистолетом? По-моему, не стоит: они могут нам пригодиться.
Нагнувшись, я подобрал оружие, так что нож оказался в правой руке, моей собственной, а пистолетом мы с Сидеро вооружились, можно сказать, сообща. Поясной ремень едва не провалился сквозь решетку настила, но я без труда подхватил его, вдел в ножны и кобуру и туго пальца не просунуть затянул на талии Сидеро.
Вон из меня!
Я застегнул плащ, наброшенный на его плечи.
Возможно, ты не поверишь, но во мне тоже люди живут, и немало. И это вполне может приносить радость, не говоря уж о пользе. Поскольку я здесь, внутри, у нас есть правая рука. Ты говоришь, что предан кораблю. Я тоже. Зачем же нам с тобой
Из мутных клубов тумана к нам, вниз, спикировало столь же туманное, бледное существо. Невероятно огромные крылья, прозрачные, словно у насекомого, но куда гибче крыльев летучей мыши, сомкнулись вокруг площадки вокруг нас, будто занавеси катафалка.
Внезапно я обнаружил, что снова слышу. Должно быть, Сидеро привел в действие устройства, передававшие звук из его ушей в мои, а может, просто, отвлекшись, позабыл отключить их вовремя. Как бы там ни было, по ушам плетью хлестнул посвист ветра, поднятого взмахом титанических призрачных крыльев. Наверное, точно так же зашипела бы тысяча добела раскаленных клинков, погруженных в бадью с водой.
Вскинув неизвестно как оказавшийся в руке пистолет, я принялся озираться в поисках хоть какой-нибудь цели головы или лапы. Отыскать достойную цель мне так и не удалось, однако чья-то рука а может, лапа, а то и щупальце обхватив мои ноги, подняла нас с Сидеро вверх, словно ребенок куклу. Тогда я выстрелил наугад. Увы, прореха, появившаяся в титанических крыльях, оказалась до смешного крохотной: я бы и вовсе ее не заметил, если б не узкая, дочерна обгоревшая кайма по краям.
Ударившись коленями о перила, я в тот же миг выстрелил снова. Ноздри защекотал запах гари.
Казалось, выстрел опалил мою собственную руку. От боли я вскрикнул. Тем временем Сидеро вступил в схватку с крылатым созданием без моей воли. В руке он держал охотничий нож, и мне на миг сделалось страшно: что, если он отсек мне руку, а эту жгучую боль порождает пот, заливающий рану? Еще миг, и я выстрелил бы в него, но вовремя сообразил, что его рука продолжение моей собственной.
Словно вновь оказавшийся в жуткой власти «Революционера», я бился, насмерть бился с самим собой, больше не понимая, кто я Севериан ли, Сидеро, Текла при жизни или Текла в посмертии. Нас закружило, перевернуло вниз головой
и мы рухнули вниз.
Ужаса, овладевшего мной в этот миг, не описать словами. Умом-то я понимал: падать здесь, на борту корабля, можно лишь крайне медленно, и даже смутно помнил, что на нижних ярусах полет вниз ничуть не убыстрится, однако свист в ушах становился все громче и громче, стена воздушной шахты утратила четкость, слилась в бесконечную мутно-серую полосу.
Да ведь все это было сном, просто сном но сколь странным! Сначала я взошел на борт огромного корабля о множестве палуб со всех сторон, затем влез в нутро металлического человека но вот наконец-то проснулся. Проснулся на ледяном склоне горы в окрестностях Тракса, увидел над собой, в вышине, пару звезд и, полусонный, вообразил, будто это глаза.
А рука? Очевидно, во сне я придвинулся правым плечом слишком близко к костру но никакого костра рядом не оказалось. Значит, жжется не пламя стужа, а туда, где земля помягче, меня перетащила Валерия.
А этот звон? Звонит колокол, самый большой, басовитый из колоколов Колокольной Башни. Среди ночи Колокольная Башня взвилась в небеса верхом на столбе пламени, а к рассвету опустилась на землю невдалеке от Ациса. Теперь бронзовая глотка огромного колокола орет, орет на скалы, и скалы, дрожа, откликаются на его крик гулким эхом
Хотя нет, это же Доркас в кулисах включила запись «За сценой басовито, гулко звонят колокола» А произнес ли я свою финальную реплику? «В будущем, как давно было сказано, с гибелью Старого Солнца погибнет и Урд. Но из ее могилы восстанут чудовища, новые люди и Новое Солнце. Старая Урд расцветет, словно бабочка, сбросившая высохший кокон, и Новая Урд будет названа именем Ушас» Пафоса-то, пафоса!.. Пророк уходит.