По периметру гостиной стоял длинный старинный седир, покрытый тканью в цветочек; на седире сидели отец и Баисе. Исмет сидел на полу, скрестив ноги, и что-то читал. Посреди комнаты стоял мангал, от которого тянуло приятным теплом. Только теперь Исмаил снял с себя пальто.
Погреть тебе немного супа? предложила мать.
Не хочу, спасибо, мама. Я поел по пути, отказался Исмаил. Он бросил взгляд на отца, который с утра сидел на одном месте, как и в предыдущие дни. У Исмаила тоскливо заныло сердце. Казалось, отец даже не собирается вставать с тахты, так и будет сидеть на ней вечно, с четками в одной руке и сигаретой в другой.
Асим-бей почувствовал на себе взгляд сына и хотел было что-то сказать, но его сразил сильный приступ кашля, резкого, сухого, гулкого, от которого чуть не рвались легкие. Казалось, он сейчас задохнется.
Постой, отец, не волнуйся только! Не сгибайся, ты так только затрудняешь себе дыхание. Попытайся остановиться. Исмет, принеси воды, быстро!
Исмаил почувствовал, как его охватывает паника, и тут же рассердился на себя. Ему удалось справиться с волнением. Он наклонился к отцу, положил ему руки на ребра и начал разминать спину, пытаясь заставить отца расслабиться. Только сейчас он заметил, как отец исхудал. Кости можно было пальцами пересчитать.
Наконец приступ закончился. Лицо и глаза Асим-бея сильно покраснели. Исмет принес воду, и отец опасливо сделал несколько глотков, опасаясь нового приступа.
В этом году никак не проходит, с трудом выговорил он.
Исмаил хотел было ответить, но не смог. Он подошел к Баисе, которая тоже сидела на седире поодаль, обложившись тетрадями с контрольными. Чтобы разрядить повисшее напряжение, Исмаил в шутку снял с носа сестры очки в толстой оправе.
Хорошей работы, учительница-ханым! Пожалуйста, сиди, не вставай, иначе тетради разлетятся!
Я очень ждала, когда ты вернешься! Нам надо поговорить, прошептала сестра.
Он предполагал, что предстоит серьезный разговор и лишь кивнул: конечно.
Кашель у отца все не проходит. Этот приступ еще ничего, утром он кашлял так, что изо рта у него пошла кровь. Пожалуйста, возьми его с собой в больницу. Пусть кто-то из твоих наставников его посмотрит, прошептала она.
В этот момент из кухни вошла мать, которая, несмотря на слова Исмаила, принесла ему тарелку тарханы[31] и несколько кусков хлеба.
Поешь, сынок, пока горячий! В такую погоду полезно, согреешься! О чем вы шепчетесь, дети? Баисе, доченька, оставь Исмаила в покое, дай ему поесть, пока суп не остыл!
Спасибо, мама! Я съем суп! ответил Исмаил, уступая матери.
Хорошо, сестричка, не волнуйся, я все решу, добавил он.
«Я все решу!» Этими словами он почти с самого детства всегда успокаивал не только родных, но и многих друзей, знакомых и соседей. И всегда держал свое слово, как бы трудно не было. В любом случае, лучше так, чем оставаться в стороне и просто смотреть.
Май 1928, Измир
Ученики последнего класса начальной школы Исмаил Асим оглу[32] и Эмин Мехмет оглу быстро подчистили содержимое обеденных мисок и вышли в сад. Не только погожий день выманил их сюда, но и тайная сигаретка, которую можно выкурить, пока все в столовой. И хотя вокруг не было ни души, они все равно вскарабкались на раскидистую чинару и, скрывшись в ее пышной молодой кроне, раскурили по сигарете, которые стащили каждый у своих отцов. Затеял все Исмаил. Он очень любил курить, как его отец, и курил при каждом удобном случае, несмотря на наказание, грозившее в случае поимки. Так и сейчас. Они с чувством удовольствия и вины вдыхали дым, не спуская глаз со школьной двери. Через пару затяжек оба свесили обритые налысо головы между веток и прищурились:
Смотри-ка, к нам гости! Целая делегация! Важные птицы, надо думать! Сторож издалека бежит встречать. Весь изогнулся перед ними!
Директор говорил, что сегодня сам губернатор приедет на открытие выставки рисунка и рукоделия. Наверное, это он!
Наверняка! Ой, смотри, сторож их бросил и куда-то ушел, наверное, сообщить директору! Как не стыдно оставлять таких гостей одних!
Исмаил задумался, а потом решительно сказал:
Ну что, пойдем. Пока директор не пришел, мы покажем губернатору выставку. Что тут такого?
А если он вопросы будет задавать? Опозоримся, да и только!
Предоставь дело мне, я все решу!
Они торопливо затушили сигареты о ствол, спустились, отряхнулись и направились к школе. Исмаил впереди, Эмин следом. Исмаил сразу узнал по газетным фотографиям в разгневанном человеке губернатора. Внезапно ему стало страшно. Но пути к отступлению уже не было. Поэтому Исмаил смело подошел к губернатору, стараясь подавить дрожь в голосе, представился и представил товарища и добавил, что сейчас все в столовой, но скоро обед кончится, все вернутся, а пока они с товарищем будут рады показать господину губернатору выставку.
Гнев на лице губернатора сменила широкая улыбка.
Ах, сынок, какая учтивая речь у тебя! Ну что ж, давай, покажи нам эту выставку! Я хочу, чтобы ты рассказал мне и о школе! Сможешь?
Конечно же, господин губернатор!
Когда была основана школа, как звали директора и лучших учителей? Что им преподают? Исмаил выдержал целый град вопросов и на каждый ответил без запинки. Осмотрев выставку, напоследок губернатор спросил, есть ли там и его, Исмаила, рисунок.
Да, господин губернатор!
Исмаил показал свою работу, а затем, чтобы не расстраивать товарища, который все это время молчал, указал и на его рисунок:
А это нарисовал мой товарищ Эмин, господин губернатор!
Очень красиво! Не удивлюсь, если твой товарищ в будущем станет архитектором. Но и ты парень не промах. Ну-ка, скажи, кем ты мечтаешь стать?
Исмаил коротко взглянул на возвышавшегося перед ним величавого человека с пышной свитой
Я хочу стать губернатором, как вы, эфенди! смущенно проговорил Исмаил.
Губернатор усмехнулся:
Будешь много трудиться, прикладывать усилия непременно добьешься того, чего желаешь. Полагаю, ты парень с характером и сможешь всего достичь.
Исмаил молился только, чтобы предательски не покраснело лицо. Тут он увидел, что к ним бегут директор школы и его заместители, которых разыскал наконец сторож. На этом его дело можно считать сделанным. Исмаил хотел отойти в сторонку, однако директор, подойдя к высокому гостю, принес тысячу извинений, а затем представил Исмаила с Эмином: «Это наши лучшие ученики!» А после этого добавил: «Большое спасибо, мальчики! Поцелуйте господину губернатору руку и ступайте в класс. Урок начинается!»
Но губернатор, восхищение которым у Исмаила росло с каждой минутой, продолжал нахваливать мальчика:
Поблагодарите от меня учителя этих мальчуганов! И поздравьте! Ему удалось воспитать двух блестящих юношей! Нашей стране нужны такие ребята, такая молодежь!
Учительницу этих мальчиков зовут Баисе-ханым, господин губернатор, я непременно передам ей ваши замечательные слова, пообещал директор.
Исмаил про себя взмолился, чтобы директор не сказал, что Баисе-ханым его родная сестра. Он всегда немного стеснялся этого. Тем временем губернатор, не дав директору школы возможности говорить дальше, пожал ему руку, погладил мальчишек по голове и уехал.
В конце того волнующого дня Баисе крепко обняла Исмаила:
Оказывается, господин губернатор очень хорошо отозвался о тебе! Мне передали его поздравления! Может, благодаря тебе меня повысят, сказала она, нежно потрепав младшего брата по щеке.
Исмаил даже слегка испугался, не воодушевит ли похвала губернатора сестру еще больше вмешиваться в его, Исмаила, жизнь. И так предостаточно!
Поцеловав брата, Баисе поморщилась:
Ты что, опять курил тайком? Как не стыдно!
Слово даю, больше не буду! Но не забудь, что тебя скоро повысят благодаря мне. Так что папе ничего не говори!
Я сказала, может быть! Пока никто ничего мне не говорил! Не будь таким самоуверенным! Так и быть, дома я никому ничего не скажу, но и ты тоже знай свое место! Что это еще такое курить в одиннадцать лет?! Как тебе не стыдно! Если я тебя еще раз за этим поймаю, тебя не поздоровится!
Исмаил крепко взял за руку первоклассника Исмета, который стоял и терпеливо ждал, пока старшие брат с сестрой закончат разговор. Малыш смотрел на Исмаила с восхищением.
Ты правда познакомился с самим губернатором? Жал ему руку?
Правда! Ничего особенного. Давай, пошли домой. Не отвлекайся!
Но всю дорогу, пока они шли домой, Исмет продолжал засыпать старшего брата вопросами.
Губернатор очень важный человек? А он даст тебе медаль?
Январь 1941, Мода
Фрида открыла окно, чтобы проветрить комнату. Приоткрыв ставни, она выглянула на улицу, и в лицо ей ударил ледяной ветер, так что остатки сна сразу испарились. Она торопливо закрыла окно.
Тишину воскресного утра в Мода нарушал только звон колоколов церкви Святого Павла, эхом разносившийся по безлюдным улицам.
Фрида глубоко вздохнула. Она наслаждалась покоем. Скоро завтрак, за которым опять придется выслушивать бесконечные семейные перепалки. Так проходили выходные вот уже целый месяц. Отец не преминет начать перечислять свои претензии к Ференцу, которого считал подозрительным чужаком, а Эмма будет, как может, защищать своего возлюбленного, а отец укажет ей на то, что она проявляет неуважение и ведет себя с родным отцом слишком грубо, так что лучше ей помолчать. Иногда Эмма плакала, и тогда ее мать принималось утешать дочь, уговаривать мужа и тоже пыталась убедить его, что Ференцу, без сомнения, можно доверять. Но тщетно. Самуэль Шульман оставался непреклонен. Фрида пыталась заниматься, но это было нелегко.
Спустившись к завтраку, она сразу поняла, что споры уже начались. Эмма сменила тактику и больше не требовала справедливости, но, словно провинившийся ребенок, делилась с отцом своей болью. Ференцу никак не удавалось получить из главной синагоги Будапешта документ, который бы доказывал его еврейское происхождение. А контора-посредник, в которую он обратился после разговора с Самуэлем Шульманом, попросила за свои услуги непомерное пожертвование.
Эмма объясняла это тем, что в наше время, когда все стараются раздобыть справку, что они не евреи, тот, кто просит обратное, вызывает подозрения. Разумеется, про такого сразу думают: здесь что-то нечисто, какое-то мошенничество. Поэтому под предлогом того, что сейчас война и община переживает нелегкие времена, у него попросили много денег. Ференц такую сумму не может заплатить. И родители его не могут.
Тут Эмма понурилась.
И ты по-прежнему доверяешь этому человеку? возмущенно спросил отец.
Да, доверяю, упрямо ответила она.
Завтрак закончился в тишине, которую нарушали только звон вилок и ножей и глубокие вздохи Брони Шульман.
Сразу после завтрака Эмма скрылась в комнате, но ближе к обеду спустилась, громко топая каблуками по деревянным ступеням лестницы. На ней были темно-синее пальто и шляпа в тон, на лице не осталось и следа от утренней печали и слез. Длинные изогнутые ресницы были покрыты черной тушью, на губах лежал густой слой помады.
Я ушла гулять. Счастливо оставаться.
Ты ушла с Ференцем? ледяным голосом спросил отец.
Да, с Ференцем и с другими приятелями, Эмма старалась говорить непринужденно. Пойдем в кино на картину «От Майерлинга до Сараево», с Джоном Лоджем и Эдвиж Фёйер в главных ролях. «Жертвы султаната» в турецком переводе. Потом сходим куда-нибудь в кафе, но допоздна засиживаться никто не собирается. Затемнение на всех наводит тоску. К тому же завтра рабочий день.
Прежде чем выйти, она чмокнула сестру и сказала:
Хорошо позаниматься тебе, Фридушка.
А затем, наклонившись к ее уху, прошептала: «Говорю только тебе, Фридушка: мы не сдались. Мы обручимся и без этого дурацкого документа, будь он неладен, а когда пути назад уже не будет, отец ничего не сможет сделать».
Самуэль Шульман, должно быть, понимал, что не сможет запретить своей двадцатичетырехлетней дочери пойти в кино с друзьями, и потому промолчал. Он умело избегал споров, которые могут нанести ущерб его авторитету. Сейчас он принялся раскуривать трубку и, казалось, был занят только этим, но жесты его были нервозными. Броня раскладывала на обеденном столе предметы, которые она принесла из кладовки: картон, ножницы, мерную ленту, клей. На время затемнения для ламп нужно было смастерить картонные колпаки, а на окна повесить темные занавески.
Фрида бросила на мать нежный взгляд. Та всегда умела утешить и найти выход из затруднения. Это занятие немного отвлечет отца, он скоро позабудет об утреннем разговоре. Все же отец упрям невероятно, но и сестра ему под стать. Что касается Ференца, то Фрида почему-то была уверена: под мягкой, интеллигентной внешностью скрывается решительная и даже безрассудная натура. И если отец не отступится от своих требований, семье грозит кризис. Хорошо, что мама сильная женщина, что у нее есть ученики, что она шьет занавески к затемнению и как ни в чем не бывало ведет корабль повседневной жизни: готовит из дешевых продуктов вкуснейшие блюда, печет пирожки, играет «Турецкий марш» Моцарта и поддерживает семью в целом и каждого по отдельности.
Примечания
1
Улус район в европейской части Стамбула, где расположено еврейское кладбище. В начале каждой главы указано место ее действия, как правило, различные районы Стамбула, как на европейском, так и на азиатском берегу. Здесь и далее, кроме особо оговоренных случаев, прим. пер. и ред.
2
Т. е. после 12 сентября 1980 года, когда в Турции случился военный путч, за которым последовали массовые репрессии левой оппозиции.
3
Ходжа традиционное обращение к преподавателю либо наставнику в Турции.
4
В 1930-е годы в Турцию приехало много университетских преподавателей «неарийцев», бежавших из Германии после прихода к власти нацистов. Одновременно в Турции проводилась университетская реформа, в рамках которой турецкие вузы стали активно приглашать на работу иностранных профессоров, в том числе и немецких, которые работали в Турции с согласия нацистского режима.
5
Мелкая турецкая монета, имевшая хождение до 2005 года,
1
6
Симит традиционный бублик.
7
Седир длинный диван, стоящий обычно по периметру комнаты, на котором сидят днем и спят ночью.
8
Война за независимость (19191923) национально-освободительное движение во главе с Мустафой Кемалем против иностранной военной интервенции. Завершилась провозглашением Турецкой Республики.
9
Ханым (тур.) госпожа, хозяйка, уважительное добавление к имени, профессии или званию женщины.
10
Шабат суббота, день отдыха иудеев, наступает в пятницу с заходом солнца и заканчивается на закате субботы, поэтому зимой шабат начинается раньше, чем летом. Встреча шабата праздничный ритуал, частью которого являются зажигание свечей, молитва, трапеза. В шабат запрещено работать и выполнять разные действия.
11
Фаршированная рыба традиционное еврейское блюдо, требующее времени и сноровки в приготовлении.
12
Герберт Скурла (19051981) немецкий ученый и писатель, член НСДАП, сотрудник министерства образования Третьего рейха. Был командирован в Турцию, чтобы проверить работу немецких профессоров-эмигрантов, итогом этой поездки стал отчет под названием «Деятельность немецких ученых в турецких исследовательских институтах». В частности, в отчете подчеркивалась необходимость ослабления позиции эмигрантов в университетах, поскольку они оказывают огромное влияние на академическую жизнь Турции. Одновременно Скурла предлагал формировать «прочное основание для нацистской культурно-политической деятельности в Турции и содействовать политике найма Турцией близких к нацистам преподавателей».