Совершенно впустую? Геройский подвиг подразделения, сражавшегося до последнего бойца и последнего патрона, всегда будет служить дивизии примером!
Подполковник окончательно утратил самообладание. Слышать такие слова из уст этого трепла! Священный сан гения примерил на себя какой-то шарлатан! Его прорвало, как плотину. Унольд ударил кулаком по столу так, что аж карандаши подпрыгнули, и закричал:
Я больше не намерен участвовать в этом представлении! Либо мы командуем, как подобает ответственным военачальникам, либо размахиваем руками и бросаемся громкими словами! Но так мы проиграем войну, господин генерал!
Генерал побагровел. Под румянцем проступили пунцовые вены, налились кровью белки его отвратительно округлившихся глаз. Он раскрыл рот, глотая воздух, точно рыба на суше. Сейчас его хватит удар, с надеждой подумал Унольд. Но внезапно кровь отхлынула от сдувшегося генеральского лица, и оно вновь обрело свой привычный желтый оттенок; генерал опустился на стул, обхватил голову руками и съежился. Повисло долгое молчание. Наконец он поднял взгляд. Вид у него был, как у выжатого лимона.
Не будет у вас рюмки коньяка, Унольд? изменившимся тоном спросил он. Нервы мои в последнее время опять расшатались Думаю, мне надо дать себе отдых.
Он медленно поднялся, протер глаза и взял в руки фуражку.
Скажите Люницу, бросил он на ходу, обращаясь к двери, пускай делает, что хочет Все и так бессмысленно.
Подполковник бросил ему вслед уничижительный взгляд и схватил телефонную трубку, чтобы отдать командиру артиллерийских частей полковнику Люницу приказ немедленно оставить высоту 218. Но связи не было.
Глава 3
Отступление на восток!
Штаб дивизии пустился в бега! Иными словами то, сколь поспешно они покинули Бузиновку, назвать было нельзя. Ранним утром, как только послышались первые залпы советских орудий, подполковник Унольд отдал приказ штабным подразделениям немедленно отступать любым удобным путем и собраться в деревне в паре километров к востоку. Несколько машин уже прибыли на место и остановились на главной улице деревни.
Ночью ударил сильный мороз. Дул пронизывающий восточный ветер; окна крестьянских домов покрылись толстым платком инея. В рядах толпившихся рядом с машинами солдат и офицеров царило глубокое непонимание происходящего. До этого дивизия знала лишь победоносное наступление и тяжелые, кровопролитные, но все же неизменно приносившие победу оборонительные бои. А теперь отступление? Такого нельзя было и представить! Еще вчера они смеялись над румынами И вдруг узрели реальное положение вещей, осознали, прочувствовали весь его ужас, но еще не могли этому поверить. Был и еще один нюанс: крохотное, почти незаметное словечко восток. Оно засело где-то очень глубоко и очень крепко и представляло собой бомбу замедленного действия. Даже зондерфюрер Фрёлих, обычно пребывавший в непоколебимой уверенности относительно правильности их курса, был словно парализован. Рот его был приоткрыт, скуластое лицо осунулось, глаза чуть навыкате, взгляд блуждал. Из-под обледенелых усов Эндрихкайта торчала неизменная трубка, однако и та не дымилась но капитан этого даже не замечал.
Унольд взволнованно расхаживал неподалеку. Он был небрит, а лицо его до того серым, что могло потягаться с замызганным кожаным пальто.
Да господи боже! вскричал он. Где же носит этого Факельмана? И Зибеля с его лавочкой! И Харрас с полевой кухней все еще не прибыл! Тошнит меня уже от этого Надо двигаться дальше! Здесь нас в любой момент могут сцапать русские!
Замыкали колонну автобус и легковушка Бройера. Унтер-офицер Херберт и ефрейтор Гайбель зашли в один из домов, чтобы погреться. Бройер, ежась от холода, вышел из машины поразмять ноги. Накануне вечером выдали войлочные сапоги. Ему досталась отличная пара, с кожаными носками и подошвами, но они оказались ему малы. Он даже не сумел их натянуть. Несчастье, свалившееся на дивизию, как гром среди ясного неба, взволновало и Бройера. Перед глазами его вновь мелькнули представшие утром картины: как после первого удара катюш рядовые, размахивая руками, с воплем покатились вниз с холма; как истекал кровью румын, которому оторвало конечности попавшим прямо в сеновал снарядом; как рыдала женщина с ребенком на руках; как посмотрел на него мужик, пускаясь наутек с узлом в руках Его взгляд будто бы говорил: Видишь, старина, я знал, что так и будет! Деревня полыхала, люди в суматохе сновали туда-сюда, неслись куда-то автомобили по затянутой дымом, изрытой минами дороге; мчалась прочь лошадь со вспоротым брюхом, таща за собой кишки Вдруг Бройер расхохотался. Внутреннему взору его вновь предстал подполковник Унольд, скрючившийся на усыпанном известью и осколками полу. Задница его торчала в выбитой ударной волной оконной раме. В ушах обер-лейтенанта по-прежнему звучал растерянный голос командира: Черт подери, кажется, пора уносить ноги!
Хорошо, что им еще было над чем потешаться
У вас как будто все хорошо, герр Бройер! прервал его размышления голос молодого офицера.
А, герр Дирк! Бройер протянул руку военному в белом маскхалате, бесшумно подкравшемуся к нему в войлочных сапогах. Ну и в лепешку же мы угодили! Вам хоть удалось вывезти ваши пулеметишки?
А как же иначе! отозвался лейтенант, командовавший батареей четырехствольных зенитных установок. Но сам я чуть не увяз в этих проклятущих колодцах!
С этими словами он указал на новехонькие сапоги, которые ему были явно велики.
Снимайте их, смелей! воскликнул Бройер. Может, мы могли бы поменяться?
Генерал! Где генерал? Кто-нибудь видел генерала? раздалось впереди. Кричал Унольд, в очередной раз обходивший колонну. Он приблизился к полуразутому Бройеру, скакавшему на одной ноге.
Вы должны немедленно вернуться, Бройер. Уверен, что генерал по-прежнему в Бузиновке. Передайте ему, что мы выдвигаемся в Верхне-Голубую, и, если можно, захватите его с собой!
Бройер натянул второй сапог, похлопал по плечу лейтенанта Дирка, который был явно доволен обновкой, и запрыгнул в машину. На выезде из деревни он наткнулся на капитана Факельмана. Тот был белее мела, а струившийся со лба его пот был холодным.
Парни, парни, вот я угодил! еле переводя дух, вымолвил он. Прямо в руки этим негодяям Они ко мне на своих клячах подобрались метров на тридцать уже! Ох, парни!
С этими словами он указал на следы от пуль на капоте. Вдали на вершине холма гулял ветер, по земле вилась поземка. Справа от него в низине располагалась Бузиновка. В нескольких местах над деревней взмывали языки пламени. Чуть поодаль, на дороге, заняла позицию зенитка восемь-восемь. Не обращая внимания на огонь, который вела с противоположного склона пехота, расчет не отходил от орудия ни на шаг и стоял, подняв воротники и сунув в карманы руки. Лакош притормозил и высунул голову из окна.
Автомобиль с флагом дивизии не проезжал? И с ним две бронемашины?
Не, ответил командир зенитчиков, не вынимая изо рта сигареты. Но мож статься, мы не видели. Мы тут отвлеклись немного.
Бройер вышел из машины и проследил, куда именно смотрел уставившийся перед собой мужчина.
Ах ты ж тысяча чертей, вырвалось у него. Вот это да!
Через гребень холма по ту сторону хутора, точно сироп, лился поток вражеских сил. Кавалерия!
Все не так плохо, господин обер-лейтенант, ответил командир орудия, они так уже в третий раз за сегодня развлекаются.
Так не хотите ль вы по ним разок-другой врезать?
Погодите, пусть они сначала все на эту сторону переберутся! Тогда хоть смысл в нашем ударе будет
Лакош, которого появление русских волновало куда меньше, чем обер-лейтенанта, смотрел в это время в другую сторону.
Вон они, внизу! воскликнул он, указывая на горящие провиантские склады на подъезде к хутору. Бройеру удалось различить две бронемашины. Чуть поодаль, у стены, стоял и генеральский лимузин. Лакош покатил вниз по склону на холостом ходу. Одетый в землисто-серую дубленку с широкими отворотами генерал стоял посреди дороги, подняв бобровый воротник. Ни брошенные автомобили, ни пробегающие мимо него в панике солдаты, ни русские военнопленные, безнадзорно бродившие по окрестностям, его не волновали. Не волновал его и свист пуль, и звон проносящихся высоко над ним зенитных снарядов, пробивавших жуткие бреши в коннице по ту сторону поселения. Он глядел на танкистов, которые в этот момент как раз выволакивали из дымящегося остова провиантского склада окованный железом ящик.
Опять бордо! вознегодовал он, прочтя, что на нем написано. А ну давайте-ка еще разок! Где-то же должен быть еще ящик коньяка!
И внимательно осмотрел ящики с сигарами, которые только что поднес ему солдат.
Карл Пятый! безрадостно хмыкнул генерал. Ну что ж, если выбора нет, и эти скурить можно Но уж постарайтесь отыскать еще пару ящичков бразильских! Они неизменно хороши!
Обер-лейтенант Бройер уже какое-то время наблюдал за происходящим, не находя слов.
Господин генерал! наконец взял себя в руки он. Подполковник Унольд докладывает, что
Вы-то что здесь забыли?! подскочив, обернулся генерал.
Штаб отступает дальше к Голубой. Мне поручено
Да мне насрать, куда там катится этот штаб! покраснев от злости, рявкнул генерал. Катитесь и вы отсюда к чертовой матери!
И хотя Бройер понимал, что приказ ему удастся исполнить лишь в общих чертах, он посчитал, что на этом его миссия выполнена. Не говоря ни слова, он зашагал к машине. Где опять носит этого проклятого шофера?
Лакош! крикнул он. Лакош!
Тут он увидел, как в дыму, валящем из догорающего склада, показался знакомый силуэт. Лицо коротышки было черно от дыма, карманы плаща туго набиты, под мышками зажаты два ящика с сигарами. Бройер, как ни сдерживался, прыснул со смеху.
Хорошему сухарю печка не страшна, пояснил Лакош, сгружая ящики на приступку автомобиля, а вот шоколад, увы, наполовину оплавился!
Из карманов штанов он выудил три банки консервов и бутылку Мартеля.
Кстати, сигары-то бразильские, прибавил он. Господин генерал ведь говорил они неизменно хороши!
Пристанищем, которое отвел отделу разведки и контрразведки фельдфебель Харрас, оказалась одна из так называемых финских палаток, что располагались немного поодаль от станицы Верхне-Голубой, в невысоком сосновом бору. Эти круглые постройки состояли из деревянного каркаса, обитого каким-то картоном с водоотталкивающей пропиткой. Тепла в них хватает, только если они наполовину зарыты в землю, но тут строителям явно было не до таких стараний. Издалека эти хижины походили на деревню кафров.
Унтер-офицер Херберт и ефрейтор Гайбель запаслись дровами и затопили маленькую буржуйку, но леденящий ветер, дувший в каждую щель, разгонял все тепло. Зондерфюрер Фрёлих, укутавшись во все свои одеяла и шинели, храпел на тощей соломенной лежанке, оставленной предыдущими постояльцами. Так как нынче ему не удалось найти применения своему оптимизму, он принял решение по возможности проспать критический момент. Бройер, которого Унольд весь день гонял по разным адъютантским поручениям, по новому своему месту пребывания появился лишь под вечер.
Вот дыра унавоженная! чертыхнулся он. До штаба пятьсот метров, а связи по телефону нет. По мне, пускай так и будет! По крайней мере, оставят нас в покое.
Поставив войлочные сапоги сушиться к буржуйке, он, в чем был, не снимая даже фуражки, шлепнулся на охапку вонючей соломы и тотчас же уснул. Заботливо прикрыв его всеми свободными одеялами, Лакош поинтересовался ужином.
Паек с сегодняшнего дня укорочен вполовину. Обоз так и не вернулся, ответил Херберт. Приятного аппетита!
Этого еще не хватало! воскликнул Лакош. Что ж, тогда придется вот из этого телячье жаркое устроить!
Он извлек из кармана консервную банку и протянул Херберту. Присев у печки на вязанку дров, он сдвинул фуражку на затылок и потер руки. Гайбель восседал на козлах, которые притащил невесть откуда, и рылся в потрепанном бумажнике из искусственной кожи.
Ты, кстати, сегодня с полуночи до двух на посту, бросил он мимоходом.
Кто? Я? возмутился Лакош. Хехё совсем, что ль, рехнулся? Сперва гоняет нас весь день туда-сюда, а потом еще и ночью на вахту ставит? И речи быть не может!
Может, это вместо тех трех суток, которые он тебе давеча сулил, предположил Гайбель, рассматривая в свете огня фотографию. Вот, погляди, гордо сказал он. Это моя жена!
Настроение у Лакоша было испорчено. Он с неохотой бросил взгляд на карточку. На ней была пышнотелая молодица, которую можно даже было назвать симпатичной.
Чересчур хороша для такого чурбана! буркнул он.
Гайбель воспринял это как комплимент и, желая отблагодарить, поинтересовался:
А у тебя нет с собой никаких фотокарточек?
Я тебе что, альбом? взвился Лакош, но потом все же вытащил из солдатской книжки потрепанное паспортное фото и протянул ефрейтору.
Так не годится, ответил тот. Это ж ты!
Угадал, молодчина!
Штурмовик? изумился Херберт, глянув Гайбелю через плечо. Хотя нет, НСМК[10], верно? Шарфюрер, ничего себе!
Ничего от вас не утаить, сухо заметил Лакош.
Я ведь тоже партийный, как-то жалобно протянул Гайбель, возвращая снимок. Я поначалу и не рвался особо, но жена покоя не давала. А сейчас оно даже и к лучшему, все равно клиенты наши все
Вот чего-чего, а этого мне не требовалось, подчеркнул Херберт. Он за это время уже нарезал колбасу из банки и теперь жарил ее над огнем на крышке от кастрюли. Какая кому разница, партийный его зубной врач или беспартийный!
Хорошенькая у вас точка зрения, отозвался Лакош, листая солдатскую книжку. Херберт воспринял это на свой счет.
Ты еще скажи, что ты себе добровольно каждое воскресенье дежурствами отравляешь.
Лакош убрал удостоверение и возмущенно взглянул на Херберта:
Конечно, добровольно! Ты себе, видно, и представить не можешь, что кому-то есть дело до жизни простых рабочих?
Кто б жаловался! Ты на своих разъездах заработал достаточно!
А я и не про себя говорю. Но ты только погляди на силезских шахтеров! Мой отец горняком был, и знаешь ли Им не до смеха!
Ага, а с тридцать третьего у него, значит, жизнь наладилась?
Нет, растерялся Лакош. Не наладилась Умер он давно Но у других-то! вновь оживился он. У других много чего изменилось, могу я тебе сказать! А если б они не навязали нам эту войну, так мы бы в Германии уже и социализм построили!
Если бы да кабы, издевательски произнес Херберт. Если б ты не прихватил консервов, нам бы сейчас жрать нечего было! На, бери кусок, социалист хренов!
Он пододвинул коротышке крышку, от которой исходил запах горелого жира. Достав из кармана алюминиевую ложку и кусок сухаря, Лакош принялся за еду.
Вот как все с этой войной на деле обстоит, продолжил он, двигая челюстями. Почему ее те развязали? Потому что им завидно было, что у нас социализм, вот почему! И только поэтому! Но запомни: стоит нам только победить, вот времена наступят! Адольф все банки и тресты поразгонит, да и вообще всех капиталистов вместе взятых. Все социализирует!
Все социализирует? испуганно переспросил Гайбель. И лавки наши тоже?
Да сдались ему твои лавчонки, телячья твоя башка! с презрением в голосе отозвался Лакош. Тут тебе не коммунизм!
Так и крупные предприятия не сдались тоже, возразил Херберт. Ты что же, считаешь, что Гитлер им позволит на войне нажиться, только чтоб потом все у них отобрать?