Меня вдохновляют такие мысли, вдохновляют фантазии о лучшей версии меня. О том человеке, который не теряется в толпе, а выделяется из неё.
Я иду по Лодочной улице в своей реальной жизни и вижу, как две маленькие девочки играют во что-то вроде пятнашек. Заметив меня, они замирают, отходят к краю дороги и таращатся во все глаза. Я прохожу мимо, глядя себе под ноги, и краснею от их внимания.
«Ты полный ноль, слышу я голос в своей голове. Ты не тот высокий темноволосый самоуверенный киногерой. Ты ноль, который никому не интересен. А если ты становишься кому-то интересен, то наверняка по не слишком приятному поводу».
Мне кажется, что девчонки смеются надо мной и моей бейсболкой, что они корчатся от смеха и ржут так сильно, что чуть не описываются. Я снимаю бейсболку и остаток пути несу её в руке.
Магазин находится в конце улицы на другой её стороне. Я читаю вывеску на стене.
Лавка Леннарта.
Сердцем с Ботсвиком с 1939
Я открываю дверь и вхожу, над головой звякает колокольчик, а из глубины помещения доносится мужской голос:
Привет.
Я не отвечаю и направляюсь к холодильникам, достаю пакет молока и пару йогуртов один для себя, другой для Гарда. Меньше всего мне хочется расстраивать маму отсутствием внимания к младшему брату. Потом подхожу к полкам с хлебом.
Возьми этот. Глухой голос раздаётся так неожиданно, что я вздрагиваю. Я поворачиваюсь и вижу пожилого мужчину, который протягивает мне зерновой хлеб. Я пеку его сам, объясняет он. Во всём Ботсвике лучше не сыщешь!
Мужчина старый, но у него широкие плечи, здоровенные руки, а густые седые волосы торчат во все стороны может даже показаться, что у него на голове шапка.
Совсем свежий, добавляет он с улыбкой, после чего вроде бы теряет ко мне интерес. Он разочарованно кладёт буханку обратно на полку и собирается повернуться ко мне спиной.
Я в-возьму его.
Старик замирает на полдороге.
Очень хорошо, говорит он и с любопытством поглядывает на меня, пробивая товары на кассе. Турист? Я тебя раньше не видел.
Нет. Мы вчера переехали сюда.
Переехали? старик вскидывает брови. Вы переехали в Ботсвик?
Да, мы вчера в-въехали в наш дом.
Понятно, говорит он, продолжая изучать меня. Видишь ли, люди переезжают сюда не часто. Мы не очень привыкли принимать новых соседей.
Да?
Да, кивает он. После закрытия фабрики в этом городе больше пустых домов, чем живых людей, а это говорит само за себя. Но добро пожаловать в Ботсвик, где лето это лучший день в году, он посмеивается над своей шуткой. А в каком доме вы живёте?
Здесь рядом, отвечаю я. Папа отсюда родом. Он вырос в Б-Б-Ботсвике.
Да что ты говоришь!
Что-то есть в этом старике. Большие ручищи, добрые мягкие глаза Мы стоим и болтаем, и внезапно я понимаю, что рассказываю ему о папе, которого зовут Гуннар, о том, что он будет учителем в школе, и о маме, которую зовут Маргарет, и о том, что она пишет картины и выставляет их в Осло, Тронхейме и Бергене. Слова потоком льются из меня, из какого-то места в моей голове.
Старик молчит. Он кивает и улыбается уголками губ. Судя по всему, ему нравится разговаривать со мной. И мне это не кажется.
Значит, Гуннар наконец вернулся? спрашивает он. Ты похож на него, тебе говорили об этом? У тебя его глаза.
Вы знаете моего папу?!
Ооо, я прекрасно его знаю, хотя не видел много лет. Я его дядя.
Я озадаченно смотрю на старика. Мой рот открывается, но из него не вылетает ни звука.
Я брат твоей бабушки. Ну, один из братьев: в нашей семье, знаешь ли, было десять детей.
Но т-тогда вы мой
двоюродный дедушка, заканчивает он. Точно. Неужели мир такой маленький? Он улыбается, а я вспоминаю табличку у двери.
Это в-вы Леннарт?
Нет. Леннартом звали моего отца Он замолкает и задумывается. Твоего прадедушку, вот кем он тебе приходится. Он держал этот магазин сорок два года, а я стал им заниматься, когда отец отправился в лучший мир. Меня зовут Улаф. Улаф протягивает мне руку через прилавок.
Моя ладонь тонет в ней:
Хенрик.
Очень приятно, Хенрик! А вот теперь я сгораю от любопытства: какой же дом выбрал Гуннар для своего великого возвращения?
Дом на вершине холма, вон там, я указываю рукой, как будто у Улафа лазеры вместо глаз и он может видеть сквозь стену.
Улаф замолкает и поворачивается к окну. Он долго смотрит на улицу, а потом спрашивает меня:
Который?
Белый. На самой вершине. Лодочная улица, тридцать семь.
Улаф кладёт пакет молока в мешок в полном молчании. Его рука едва заметно дрожит.
Вы знаете, где это?
Он протягивает мне мешок через прилавок.
Да, да, медленно отвечает он. Я знаю каждый дом на этом острове. Я прожил здесь всю свою жизнь. Радостное выражение уходит с его лица, он больше не смотрит мне в глаза. Дом, который вы купили, старый.
Насколько с-старый?
Как сказать, пожимает он плечами. Старше меня, а мне семьдесят два. Конечно, с ним многое произошло с тех пор, как я был маленьким его ремонтировали и всё такое, но дом всё тот же. Голос его грубеет. Дом выглядит точно так же, как и всегда.
А кто там ж-жил до нас?
Разве ты не знаешь? тихо спрашивает Улаф, и глаза его распахиваются. Потом он машет рукой: Эх, да много кто. Голос его вновь смягчается, а я хмурюсь. Он чего-то не договаривает? Люди въезжают в этот дом и выезжают, вот в чём дело, говорит он. Неожиданно появляется грузовая машина, и жильцы начинают бегать туда-сюда с чемоданами в руках. Так происходит со всеми домами в Ботсвике. Когда становишься старым, как я, весь этот город превращается в жалкие воспоминания. Он уже просто место с пустыми домами, через которое надо проехать, чтобы попасть куда-нибудь ещё.
Глава 4
Дверь захлопывается у меня за спиной. Я присаживаюсь на скамейку у магазина, достаю из кармана мобильник и втыкаю в уши наушники.
Я пересчитываю недели по пальцам. До начала учебного года их осталось шесть. Чем же я буду здесь заниматься? Спотифай начинает проигрывать музыку, а я сижу и смотрю на ворону, которая приземлилась у края канавы рядом с каким-то пакетом. Она прыгает вокруг него, внимательно оглядывается по сторонам, нет ли опасности, после чего начинает драконить пакет. Я несколько минут слежу за вороной, из наушников грохочет музыка. Я наблюдаю за сражением птицы с пакетом.
Улаф, его ведь так зовут?
Во время нашего разговора его лицо менялось. Голос стал тише и глуше, а рука затряслась, будто он чего-то испугался. Что же произошло?
Кто-то трогает меня за плечо. Неожиданно прямо передо мной оказывается пара горящих зелёных глаз. Рядом на скамейке сидит девчонка. Она смеётся наверняка заметила, как я вздрогнул. Что творится с людьми в этом городе? Они подкрадываются к тебе как хищники.
Рот девчонки открывается и закрывается, а музыкальное сопровождение делает всю картину похожей на сцену из немого фильма. Я выдёргиваю наушники из ушей.
Они умные, правда же? говорит она.
В тот же миг я чувствую себя полным идиотом. Я не могу выдавить из себя ни слова. Как давно она сидит на скамейке? Она обращается ко мне? Я оборачиваюсь, но поблизости больше никого нет.
Ну, вороны, объясняет она и кивает на противоположную сторону дороги. Вороны одни из умнейших птиц во всём мире. Можешь поверить?
Вообще-то не м-м-могу, выдавливаю я, ненавидя дрожь в своём голосе. Но заикание я ненавижу ещё больше.
Я кое-что читала в интернете про одну шведскую пару, говорит она и снова переводит взгляд на ворону.
Это даёт мне возможность получше разглядеть её. У девчонки рыжие волосы, а глаза подведены чёрным карандашом. Веснушки. Вообще-то она довольно симпатичная, думаю я, а она снова поворачивается ко мне, чтобы проверить, успеваю ли я за её мыслью.
Множество ворон позвонили в дверь к одной шведской семейной паре.
П-позвонили в д-дверь?
Она оживлённо кивает:
Вороны звонили им в дверь каждый день. Они стучали клювами в звонок, и женщине это нравилось. Всякий раз, когда они звонили, она их кормила. Её мужу, наоборот, совершенно не нравилось, что к ним в дверь ломится воронья банда, и он начал на них кричать. Орал и ругался, и даже бросал камни им вслед. А вороны ничего не забывают. Как мы уже знаем, они умные. Девчонка стучит пальцем по виску. У мужа и жены было по машине, продолжает она. И в один прекрасный день мужчина подошёл к своей машине и увидел, что птицы полностью её обгадили. Машину его жены они не тронули. Он зверски разозлился, но это повторялось день за днём они гадили на его машину, а автомобиль жены оставался чистым. Он стал парковать машину далеко от дома, но это не помогало. Вороны помнили, как он кидал в них камнями, и гадили на его машину, где бы она ни находилась, но никогда не трогали машину его жены. С ума сойти, да?
Точно, говорю я. А это п-правда?
Если бы это было неправдой, наверное, об этом бы не писали. Но меня там не было, так что гарантировать не могу, она пожимает плечами и резко поворачивается в мою сторону: А ты чем занимаешься? Наслаждаешься каникулами?
Теперь моя очередь пожать плечами, я не вполне уверен, на какой вопрос надо отвечать.
Несколько секунд она изучает меня любопытными живыми глазами. Буквально не отводит от меня глаз.
Ты кто?
«Хе-Хе-Хе-Хе произношу я про себя, лицо у меня раскраснелось. Хе-Хе-Хе»
Хенрик! говорю я очень быстро и с облегчением вздыхаю. И вдруг до меня доходит, что она уже слышала, как я заикаюсь, правда же?
Ты не местный.
Нет, мы переех-хали сюда, отвечаю я, и лицо снова предательски краснеет.
Сердце у меня бухает как барабан. Не так уж часто я болтаю с девчонками. Не так, не на таком близком расстоянии, не наедине и не настолько откровенно. Она называет своё имя, но я так нервничаю, что тут же его забываю. Я делаю вид, что у меня чешется щека, и подношу руку к лицу, чтобы скрыть румянец.
Девчонка засовывает руки в карманы своей чёрной кожаной куртки:
Можешь сделать мне одолжение?
Будь крутым, Хенрик, думаю я и пожимаю плечами:
Ну да.
Можешь купить мне зажигалку?
Купить тебе зажигалку? удивлённо повторяю я.
Ага, зажигалку, кивает она. Знаешь, это такая штучка: нажмёшь на кнопочку и появится маленький огонёк. Ты наверняка видел их раньше.
Она показывает жестами то, о чём рассказывает. Щёлкает воображаемой зажигалкой.
Я знаю, что такое зажигалка, быстро выпаливаю я и снова краснею.
Чудесно.
Ты всегда п-просишь чужаков купить тебе зажигалку? заикание возвращается и ворует у меня слова.
Улаф мне не продаст. Она вздыхает и проводит рукой по волосам. Я стараюсь думать о чём-нибудь кроме заикания. Это не так уж просто. Я упражняюсь с того дня, когда начал говорить.
Ну ладно, давай.
Она копается в сумке и вынимает двадцать крон.
Возьми самую дешёвую, говорит она и опускает монетку мне в руку.
Я встаю, откашливаюсь и собираюсь что-нибудь сказать, но не знаю что, поэтому просто молча возвращаюсь в магазин.
Я возвращаюсь обратно и протягиваю ей зажигалку.
Фиолетовая, говорит она. Необычный выбор.
Рыжая девочка щёлкает зажигалкой, пока не появляется пламя, а потом идёт дальше по улице. Я стою и смотрю ей вслед. На ней облегающие джинсы. На фоне чёрной куртки кажется, что её волосы горят как огонь.
Она оборачивается:
Ну, ты идёшь?
Кто, я? спрашиваю я.
А что, здесь есть кто-то ещё?
Её глаза предупреждают, что смех на подходе, и лицо у меня наливается жаром. Ты идиот, Хенрик. Хочется дать себе самому по лбу. Конечно, она обращается ко мне.
Она идёт вперёд, я подхватываю мешок и спешу вслед за ней. Мы прошли всего несколько метров, и я понимаю, что должен что-то сказать, всё равно что, главное сказать. Между нами повисла ужасная тишина. Голова у меня работает на полную мощность.
Ну, скажи уже хоть что-нибудь, ради бога!
А п-почему Улаф отказывается п-продавать тебе зажигалки? Я буквально выдавливаю из себя слово за словом.
Ему не нравится, что молодёжь курит. Он говорил мне это много раз, а однажды, когда учуял от меня запах табака, щёлкнул по лбу. «Детям нельзя курить, знаешь ли, произносит она глубоким голосом, передразнивая Улафа. Видишь, что здесь написано? Курение убивает. Посмотри на картинку. Такими твои лёгкие станут через десять лет, вот такими гнилыми они будут». Но я видела его на веранде. Он сам там курит.
Ты куришь?! не поверил я. Я бы так не удивился, даже если бы она прижалась ко мне и чмокнула в щёку.
Она смеётся над этим вопросом:
А как ты думаешь, для чего мне понадобилась зажигалка?
Не знаю, отвечаю я. П-поджечь дом?
Она снова смеётся.
Больше ничего смешного мне в голову не приходит, и я молча иду вперёд. Каждый порыв ветра доносит до меня запах её духов. Мне нравится, я начинаю скучать по этому запаху, как только он исчезает. На какой-то миг я даю волю фантазии. Я представляю, как касаюсь носом её шеи и втягиваю в себя её запах. Я отбрасываю эту мысль и с любопытством смотрю на неё:
Сколько тебе лет?
Четырнадцать, отвечает она. А тебе?
Тринадцать, бормочу я.
Она снова меня удивила. Она ведёт себя так, будто ей намного больше лет, почти как взрослая. Наверное, я кажусь ей десятилеткой. Но это не важно, думаю я, на самом деле это не важно. Она симпатичная девчонка. А я ноль, я невидимка.
Нам сюда, говорит она и вынимает из кармана пачку сигарет.
Она сворачивает на тропинку, которая ведёт к красному лодочному сараю у моря. Я останавливаюсь и тут же представляю, как мама случайно проезжает мимо и видит меня с сигаретой в руке. Она бы не поверила своим глазам, даже если бы я затянулся и выдохнул дым ей в лицо.
Ну, ты идёшь или нет? торопит девчонка.
Я подтягиваю рукав свитера и смотрю на часы, хотя для этого нет никаких причин. Родители наверняка уже меня потеряли.
Нет, я н-н-н Я замолкаю. Горло сжимается. Я н-н-н Я не могу найти слово, оно исчезло где-то по дороге от мозга ко рту. Я сглатываю и предпринимаю ещё одну попытку: Я н-н-н
Я понимаю, что бой с собой проигран. Я смотрю на девчонку и думаю, что она наверняка отвела взгляд. Если люди не заканчивают за меня фразу, они всегда так поступают стараются не смотреть мне в глаза и ждут, когда я справлюсь со словами.
Но девчонка смотрит прямо на меня.
Нет, я не могу, произношу я наконец.
Ну, тогда в другой раз, говорит она и пожимает плечами.
Она поворачивается и идёт вперёд по высокой траве. Вскоре она пропадает из виду.
Спустя несколько минут я плетусь вверх по Лодочной улице и шёпотом разговариваю сам с собой. «Я не могу я не могу я не могу» Слова ни разу не цепляются за язык и не остаются во рту. Почему так? Почему я всегда начинаю заикаться в самый неподходящий момент? Потом я начинаю шептать: «Ну, тогда в другой раз ну, тогда в другой раз..» Она говорила серьёзно? Неужели она на самом деле хочет ещё раз со мной встретиться?
Сзади слышится звук быстрых шагов. Я резко замираю. Рыжеволосая девочка останавливается рядом. Она тяжело дышит, и от неё воняет табаком.
Что с-с-случилось?
Она пытается восстановить дыхание:
Я пойду с тобой. Хочу посмотреть, где ты живёшь.
Чего?
Ну да, говорит она, всё равно мне больше нечего делать.
Глава 5
Видели бы меня сейчас парни из старого класса, думаю я, поглядывая на девчонку, которая шагает рядом со мной по Лодочной улице. Вот иду я, невидимка Хенрик, вместе с девчонкой. С настоящей живой девчонкой! Не с одной из легко одетых девиц, бегающих и расстреливающих зомби в видеоиграх. С настоящей. Я здесь всего второй день, а жизнь уже становится лучше. В животе порхают бабочки. О господи! Я понимаю, что не отвожу от неё глаз, поэтому быстро отворачиваюсь и молчу до тех пор, пока мы не доходим до поворота к моему дому.
Вот здесь мы ж-ж-живём, слова кажутся чужеродными элементами во рту. Надо привыкать, теперь это мой дом.