Что так печален, куманёк?
Да загадал мне государь четыре загадки, а сроку всего три дня положил.
Что такое, скажи мне.
А вот что, кума! Первая загадка: что всего в свете сильнее и быстрее?
Экая загадка! У моего мужа карая кобыла есть; нет её быстрее! Коли кнутом приударишь, зайца догонит.
Вторая загадка: что всего на свете жирнее?
У нас другой год рябой боров кормится; такой жирный стал, что на ноги не поднимается!
Третья загадка: что всего в свете мягче?
Известное дело пуховик, уж мягче не выдумаешь!
Четвёртая загадка: что всего на свете милее?
Милее всего внучек Иванушка!
Ну, спасибо тебе, кума! Научила уму-разуму, по век тебя не забуду.
А бедный брат залился горькими слезами и пошёл домой. Встречает его дочь-семилетка:
О чём ты, батюшка, вздыхаешь да слёзы ронишь?
Как же мне не вздыхать, как слёз не ронить? Задал мне царь четыре загадки, которые мне и в жизнь не разгадать.
Скажи мне, какие загадки.
А вот какие, дочка: что всего на свете сильнее и быстрее, что всего жирнее, что всего мягче и что всего милее?
Ступай, батюшка, и скажи царю: сильнее и быстрее всего ветер, жирнее всего земля: что ни растёт, что ни живёт, земля питает! Мягче всего рука: на что человек ни ляжет, а всё руку под голову кладёт; а милее сна нет ничего на свете!
Пришли к царю оба брата и богатый и бедный. Выслушал их царь и спрашивает бедного:
Сам ли ты дошёл или кто тебя научил?
Отвечает бедный:
Ваше царское величество! Есть у меня дочь-семилетка, она меня научила.
Когда дочь твоя мудра, вот ей ниточка шёлкова; пусть к утру соткёт мне полотенце узорчатое.
Мужик взял шёлковую ниточку, приходит домой кручинный, печальный.
Беда наша! говорит дочери. Царь приказал из этой ниточки соткать полотенце.
Не кручинься, батюшка! отвечала семилетка, отломила прутик от веника, подаёт отцу и наказывает: Поди к царю, скажи, чтоб нашёл такого мастера, который бы сделал из этого прутика кросна[6]: было бы на чём полотенце ткать!
Мужик доложил про то царю. Царь даёт ему полтораста яиц.
Отдай, говорит, своей дочери; пусть к завтрему выведет мне полтораста цыплят.
Воротился мужик домой ещё кручиннее, ещё печальнее:
Ах, дочка! От одной беды увернёшься другая навяжется!
Не кручинься, батюшка! отвечала семилетка.
Попекла яйца и припрятала к обеду да к ужину, а отца посылает к царю:
Скажи ему, что цыплятам на корм нужно однодённое пшено: в один бы день было поле вспахано, просо засеяно, сжато и обмолочено. Другого пшена наши цыплята и клевать не станут.
Царь выслушал и говорит:
Когда дочь твоя мудра, пусть наутро сама ко мне явится ни пешком, ни на лошади, ни голая, ни одетая, ни с гостинцем, ни без подарочка.
«Ну, думает мужик, такой хитрой задачи и дочь не разрешит; пришло совсем пропадать!»
Не кручинься, батюшка! сказала ему дочь-семилетка. Ступай-ка к охотникам да купи мне живого зайца да живую перепёлку.
Отец пошёл и купил ей зайца и перепёлку.
На другой день поутру сбросила семилетка всю одежду, надела на себя сетку, в руки взяла перепёлку, села верхом на зайца и поехала во дворец.
Царь её у ворот встречает. Поклонилась она царю.
Вот тебе, государь, подарочек! и подаёт ему перепёлку.
Царь протянул было руку, перепёлка порх и улетела!
Хорошо, говорит царь, как приказал, так и сделано. Скажи теперь: ведь твой отец беден, чем вы кормитесь?
Отец мой на сухом берегу рыбу ловит, ловушек в воду не ставит, а я подолом рыбу ношу да уху варю.
Что ты, глупая, когда рыба на сухом берегу жила? Рыба в воде плавает!
А ты умён? Когда видано, чтобы телега жеребёнка принесла?
Царь присудил отдать жеребёнка бедному мужику, а дочь его взял к себе. Когда семилетка выросла, он женился на ней, и стала она царицею.
Сказка о молодильных яблоках и живой воде
В некотором царстве, в некотором государстве жил да был царь, и было у него три сына: старшего звали Фёдором, второго Василием, а младшего Иваном.
Царь очень устарел и глазами обнищал. Слыхал он, что за тридевять земель, в тридесятом царстве есть сад с молодильными яблоками и колодец с живой водой. Если съесть старику это яблоко помолодеет, а водой этой умыть глаза слепцу будет видеть.
Царь собирает пир на весь мир, зовёт на пир князей и бояр и говорит им:
Кто бы, ребятушки, выбрался из избранников, выбрался из охотников, съездил за тридевять земель, в тридесятое царство, привёз бы молодильных яблок и живой воды кувшинец о двенадцати рылец? Я бы этому седоку полцарства отписал.
Тут больший стал хорониться за среднего, а средний за меньшего, а от меньшего ответу нет. Выходит царевич Фёдор и говорит:
Неохота нам в люди царство отдавать. Я поеду в эту дорожку, привезу тебе, царю-батюшке, молодильных яблок и живой воды кувшинец о двенадцати рылец.
Идёт Фёдор-царевич на конюший двор, выбирает себе коня неезженого, уздает узду неузданную, берёт плётку нехлёстанную, кладёт двенадцать подпруг с подпругою не ради красы, а ради крепости Отправился Фёдор-царевич в дорожку. Видели, что садился, а не видели, в кою сторону укатился
Ехал он близко ли, далёко ли, низко ли, высоко ли, ехал день до вечеру красна солнышка до закату. И доезжает до росстаней[7], до трёх дорог. Лежит на росстанях плита-камень, на ней надпись написана:
«Направо поедешь себя спасать, коня потерять.
Налево поедешь коня спасать, себя потерять.
Прямо поедешь женату быть».
Поразмыслил Фёдор-царевич: «Давай поеду, где женату быть».
И повернул на ту дорожку, где женату быть.
Ехал, ехал и доезжает до терема под золотой крышей. Тут выбегает прекрасная девица и говорит ему:
Царский сын, я тебя из седла выну, иди со мной хлеба-соли откушать и спать-почивать.
Нет, девица, хлеба-соли я не хочу, а сном мне дороги не скоротать. Мне надо вперёд двигаться.
Царский сын, не торопись ехать, а торопись делать, что тебе любо-дорого.
Тут прекрасная девица его из седла вынула и в терем повела. Накормила его, напоила и спать на кровать положила.
Только лёг Фёдор-царевич к стенке, эта девица живо кровать повернула, он и полетел в подполье, в яму глубокую
Долго ли, коротко ли, царь опять собирает пир, зовёт князей и бояр и говорит им:
Вот, ребятушки, кто бы выбрался из охотников привезти мне молодильных яблок и живой воды кувшинец о двенадцати рылец? Я бы этому седоку полцарства отписал.
Тут больший стал хорониться за среднего, а средний за меньшего, а от меньшего ответа нет. Выходит второй сын, Василий-царевич:
Батюшка, неохота мне царство в чужие руки отдавать. Я поеду в дорожку, привезу эти вещи, сдам тебе в руки.
Идёт Василий-царевич на конюший двор, выбирает коня неезженого, уздает узду неузданную, берёт плётку нехлёстанную, кладёт двенадцать подпруг с подпругою. Поехал Василий-царевич. Видели, что садился, а не видели, в кою сторону укатился Вот он доезжает до росстаней, где лежит плита-камень, и видит:
«Направо поедешь себя спасать, коня потерять.
Налево поедешь коня спасать, себя потерять.
Прямо поедешь женату быть».
Думал, думал Василий-царевич и поехал дорогой, где женату быть. Доехал до терема с золотой крышей. Выбегает к нему прекрасная девица и просит его откушать хлеба-соли и лечь почивать:
Царский сын, не торопись ехать, а торопись делать, что тебе любо-дорого
Тут она его из седла вынула, в терем повела, накормила, напоила и спать положила.
Только Василий-царевич лёг к стенке, она снова повернула кровать, он и полетел в подполье.
А там спрашивают:
Кто летит?
Василий-царевич. А кто сидит?
Фёдор-царевич.
Вот, братан, попали!
Долго ли, коротко ли, третий раз царь собирает пир, зовёт князей и бояр:
Кто бы выбрался из охотников привезти молодильных яблок и живой воды кувшинец о двенадцати рылец? Я бы этому седоку полцарства отписал.
Тут больший стал хорониться за среднего, а средний за меньшего, а от меньшего ответа нет. Выходит Иван-царевич и говорит:
Дай мне, батюшка, благословеньице с буйной головы до резвых ног ехать в тридесятое царство поискать тебе молодильных яблок и живой воды, да поискать ещё моих братцев.
Дал ему царь благословеньице. Пошёл Иван-царевич в конюший двор выбрать себе коня по разуму. На которого коня не взглянет, тот дрожит, на которого руку положит, тот с ног валится
Не мог выбрать Иван-царевич коня по разуму. Идёт, повесил буйну голову. Навстречу ему бабушка-задворенка.
Здравствуй, дитятко Иван-царевич! Что ходишь кручинен-печален?
Как же мне, бабушка, не печалиться не могу найти коня по разуму.
Давно бы ты меня спросил. Добрый конь стоит закованный в погребу, на цепи железной. Сможешь его взять будет тебе конь по разуму.
Приходит Иван-царевич к погребу, пнул плиту железную, свернулась плита с погреба. Вскочил ко добру коню, стал ему конь своими передними ногами на плечи. Стоит Иван-царевич не шелохнётся. Сорвал конь железную цепь, выскочил из погреба и Ивана-царевича вытащил. И тут Иван-царевич его обуздал уздой неузданной, оседлал седельцем неезженым, наложил двенадцать подпруг с подпругою не ради красы, ради славушки молодецкой.
Отправился Иван-царевич в путь-дорогу. Видели, что садился, а не видели, в кою сторону укатился Доехал он до росстаней и поразмыслил:
«Направо ехать коня потерять. Куда мне без коня-то? Прямо ехать женату быть. Не за тем я в путь-дорогу выехал. Налево ехать коня спасти. Эта дорога самая лучшая для меня».
И поворотил он по той дороге, где коня спасти себя потерять.
Ехал он долго ли, коротко ли, низко ли, высоко ли, по зелёным лугам, по каменным горам, ехал день до вечеру красна солнышка до закату и наезжает на избушку.
Стоит избушка на курьей ножке, об одном окошке.
Избушка, избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом! Как мне в тебя зайти, так и выйти.
Избушка повернулась к лесу задом, к Ивану-царевичу передом. Зашёл он в неё, а там сидит Баба-яга старых лет. Шёлковый кудель[8] мечет, а нитки через грядки бросает.
Фу, фу, говорит, русского духу слыхом не слыхано, видом не видано, а нынче русский дух сам пришёл!
А Иван-царевич ей:
Ах ты, Баба-яга, костяная нога, не поймавши птицу теребишь, не узнавши молодца хулишь! Ты бы сейчас вскочила да меня, добра молодца, дорожного человека, накормила, напоила и для ночи постель собрала. Я бы улёгся, ты бы села к изголовью, стала бы спрашивать, а я бы стал сказывать чей да откуда.
Вот Баба-яга это дело всё справила Ивана-царевича накормила, напоила и на постель уложила. Села к изголовью и стала спрашивать:
Чей ты, дорожный человек, добрый молодец, да откуда? Какой ты земли? Какого отца, матери сын?
Я, бабушка, из такого-то царства, из такого-то государства, царский сын Иван-царевич. Еду за тридевять озёр, в тридесятое царство за живой водой и молодильными яблоками.
Ну, дитя моё милое, далеко же тебе ехать: живая вода и молодильные яблоки у сильной богатырки, девицы Синеглазки, она мне родная племянница. Не знаю, получишь ли ты добро
А ты, бабушка, дай свою голову моим могучим плечам, направь меня на ум-разум.
Много молодцев проезживало, да не много вежливо говаривало. Возьми, дитятко, моего коня. Мой конь будет бойчее, довезёт он тебя до моей середней сестры, она тебя научит.
Иван-царевич поутру встаёт ранёшенько, умывается белёшенько. Благодарит Бабу-ягу за ночлег и едет на её коне.
Вдруг он и говорит коню:
Стой! Перчатку обронил.
А конь отвечает:
В кою пору ты говорил, я уже двести вёрст проскакал
Едет Иван-царевич близко ли, далёко ли. День до ночи коротается. И завидел он впереди избушку на курьей ножке, об одном окошке.
Избушка, избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом! Как мне в тебя зайти, так и выйти.
Избушка повернулась к лесу задом, к нему передом.
Вдруг слышно конь заржал, и конь под Иваном-царевичем откликнулся. Кони-то были одностадные.
Услышала это Баба-яга ещё старее той и говорит:
Фу, фу, русского духу слыхом мне не слыхано, видом не видано, а нынче русский дух сам пришёл!
А Иван-царевич ей:
Ах ты, Баба-яга, костяная нога, встречай гостя по платью, провожай по уму. Ты бы моего коня убрала, меня бы, добра молодца, дорожного человека, накормила, напоила и спать уложила
Баба-яга это дело справила коня убрала, а Ивана-царевича накормила, напоила, на постель уложила и стала спрашивать, кто он да откуда и куда путь держит.
Я, бабушка, из такого-то царства, из такого-то государства, царский сын Иван-царевич. Еду за живой водой и молодильными яблоками к сильной богатырке, девице Синеглазке
Ну, дитя милое, не знаю, получишь ли ты добро. Мудро тебе, мудро добраться до девицы Синеглазки!
А ты, бабушка, дай свою голову моим могучим плечам, направь меня на ум-разум.
Много молодцев проезживало, да не много вежливо говаривало. Возьми, дитятко, моего коня, поезжай к моей старшей сестре. Она лучше меня знает, что делать.
Вот Иван-царевич заночевал у этой старухи, поутру встаёт ранёшенько, умывается белёшенько. Благодарит Бабу-ягу за ночлег и едет на её коне. А этот конь ещё бойчей того.
Вдруг Иван-царевич говорит:
Стой! Перчатку обронил.
А конь отвечает:
В кою пору ты говорил, я уже триста вёрст проскакал.
Не скоро дело делается, скоро сказка сказывается.
Едет Иван-царевич день до вечера красна солнышка до закату. Наезжает на избушку на курьей ножке, об одном окошке.
Избушка, избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом! Мне не век вековать, а одну ночь ночевать.
Вдруг заржал конь, и под Иваном-царевичем конь откликнулся. Выходит на крыльцо Баба-яга, старых лет, ещё старее той. Поглядела конь её сестры, а седок чужестранный, молодец прекрасный
Тут Иван-царевич вежливо ей поклонился и ночевать попросился. Делать нечего! Ночлега с собой не возят ночлег нужен каждому: и пешему и конному, и бедному и богатому.
Баба-яга всё дело справила коня убрала, а Ивана-царевича накормила, напоила и стала спрашивать, кто он да откуда и куда путь держит.
Я, бабушка, из такого-то царства, из такого-то государства, царский сын Иван-царевич. Был у твоей младшей сестры, она послала к средней, а средняя сестра к тебе послала. Дай свою голову моим могучим плечам, направь меня на ум-разум, как мне добыть у девицы Синеглазки живой воды и молодильных яблок.
Так и быть, помогу я тебе, Иван-царевич. Девица Синеглазка, моя племянница, сильная и могучая богатырка. Вокруг её царства стена три сажени вышины, сажень толщины, у ворот стража тридцать богатырей. Тебя и в ворота не пропустят. Надо тебе ехать в середину ночи, ехать на моём добром коне. Доедешь до стены и бей коня по бокам плетью нехлёстанной. Конь через стену перескочит. Ты коня привяжи и иди в сад. Увидишь яблоню с молодильными яблоками, а под яблоней колодец. Три яблока сорви, а больше не бери. И зачерпни из колодца живой воды кувшинец о двенадцати рылец. Девица Синеглазка будет спать, ты в терем к ней не заходи, а садись на коня и бей его по крутым бокам. Он тебя через стену перенесёт.
Иван-царевич не стал ночевать у этой старухи, а сел на её доброго коня и поехал в ночное время. Этот конь поскакивает, мхи-болота перескакивает, реки, озёра хвостом заметает.
Долго ли, коротко ли, низко ли, высоко ли, едет и доезжает Иван-царевич в середине ночи до высокой стены. У ворот стража спит тридцать могучих богатырей. Прижимает он своего доброго коня, бьёт его плетью нехлёстанной. Конь осерчал и перемахнул через стену. Слез Иван-царевич с коня, входит в сад и видит стоит яблоня с серебряными листьями, золотыми яблоками, а под яблоней колодец. Иван-царевич сорвал три яблока, а больше не стал брать да зачерпнул из колодца живой воды кувшинец о двенадцати рылец. И захотелось ему самому увидать сильную, могучую богатырку, девицу Сине-глазку.