Фабьен подошёл к столу, отодвинул один из стульев и заглянул под него. Мальчишка лет пяти неотрывно смотрел на месье Лорана и тёр затылок.
Ты ударился? Тот улыбнулся.
Угу, мальчик кивнул.
Не дело тут играть, сынок, не то место.
Мальчик вылез из-под стола и отряхнул пыльные коленки.
А теперь отряхни руки, сказал Фабьен.
Мальчик отряхнул и руки.
Пойдём играть, сказал он, пойдём на улицу.
Не могу, выдавил из себя Фабьен, я сейчас не могу.
Но я хочу! Мальчик топнул ногой и надул губы.
Я знаю, знаю, что хочешь, но я правда не могу пойти с тобой.
Мальчик пожал плечами, развернулся, побежал к выходу и скрылся за дверью.
Фабьен ещё долго смотрел на дверь. Грудь его сжало, он захлебнулся воздухом, опёрся на спинку стула, подвинул его к себе и сел. Шаги мальчишки уже стихли за дверью, да и дверь перестала скрипеть от залетевшего в подвал сквозняка. Месье Лоран расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, потом ещё одну, и ещё, и потёр грудь.
Что ты там делаешь? крикнула ему Ирен.
Фабьен молчал.
Ты слышишь меня? Она подошла, шурша своим длинным многослойным платьем.
Я видел его, Ирен, сказал Фабьен, он опять приходил.
Сколько раз тебе говорить, что это не он, рассердилась мадам Лоран. Не он, понимаешь ты или нет?
Фабьен понимал, но ничего не мог с собой поделать.
Когда же это всё закончится, вздохнул он.
У него ничего не выйдет, сказала Ирен. Вот попомнишь мои слова.
Чччч, тише! Он может услышать
Ну и пусть, пусть слышит! Мне всё равно! кричала она. Ты всегда был тюфяком, Фабьен, ты не смог постоять за нас, и мы все
Ты обещала не на-по-ми-нать мне, он схватился за голову и закрыл уши, ты обещала больше не говорить мне об этом!
Обещала, ну и что? Что ты мне сделаешь, а? Разобьёшь мои стаканы?
Не кричи, по-жа-луй-ста, трясся он, не кричи
Ты трус, Фабьен, чёртов трус, и всегда им был; если б не ты, ничего не случилось бы! Ничего не случилось бы с Жоэлем, ничего не случилось бы с нами
Страх это не порок, Ирен, это проклятие! Моё проклятие! Он стучал кулаком по груди.
Ради бога, Фабьен, к чему этот дешёвый спектакль? Иди лучше столы протирать, нечего здесь ныть!
Фабьен медленным шаркающим шагом поплёлся к барной стойке, взял тряпку, плюнул на неё и пошёл к столам.
А я тебе говорю, что видел его, опять заворчал он. Я не понимаю, почему ты его не видишь, он же был здесь под тем столом, позвал меня, а потом убежал
Ирен делала вид, что не слышит.
Почему он приходит только ко мне? не унимался Фабьен; подбородок его задрожал, глаза раскраснелись. Почему ты не видишь его, Ирен? Или видишь, но делаешь вид, что не видишь
Я ещё не сошла с ума, Фабьен. Хватит нам и одного сумасшедшего!
Кого? не понял он.
Тебя, кого же ещё Ирен приложила палец к губам и прислушалась. Тихо, Ребекка идёт.
Оба они замолчали.
По лестнице спускалась Ребекка.
Бедная девочка, сказал Фабьен.
Нечего её жалеть, шикнула на него Ирен.
Вот чтобы так, каждый раз у меня бы точно духу не хватило.
Вот в этом ты прав, Фабьен: у тебя точно ничего не хватило бы, ты же тюфяк Хорошо, что Бекки не твоя дочь.
Чего ж тут хорошего каждую неделю такое
Тише ты! шикнула она на него, когда девушка подошла поближе.
Может, ей всё же сказать? перешёл он на шёпот.
И как ты ей скажешь, что ты ей скажешь? Совсем из ума выжил? шипела на мужа мадам Лоран.
Взгляд девушки был растерянный, улыбка еле касалась кончиков губ; она зябко смотрела по сторонам, будто вспоминая что-то.
Мама, обратилась она к Ирен, почему на мне опять новое платье? Она разглядывала тонкую шелковистую ткань в мелкий цветок.
Так разве оно новое? удивился Фабьен. По мне, так точно такое же.
Нет-нет, Ребекка замотала головой, я помню, что было другое, разве ты не видишь, Фабьен?
Ей-богу, не вижу, дорогая; платье как платье, такое же, как и было, и ты такая же, как была. Он улыбнулся ей.
Девушка помолчала, прикусила губу и посмотрела на месье Лорана.
Ты что-то хотела, Ребекка? Может, сока или воды? спросил он. Или чего покрепче вина, например?
Ты говорил, что видел его, Фабьен
Кого? переспросил он, надеясь, что неправильно понял, надеясь, что Ребекка совсем о другом.
Жоэля, сказала она. Почему он приходит к тебе? Почему не зовёт меня?
Никто ко мне не приходит, девочка, он подошёл к ней и погладил по плечу. Мне показалось. Я же старый, что с меня взять
А мне вот ни разу. Ребекка понурила голову. Даже во сне. Она замолчала, потом проглотила подступившую горечь и продолжила: Ты же знаешь, что это я
Не надо, Ребекка, не надо, перебил он её.
Я должна, должна сказать
Замолчите все! Ирен разбила ещё один бокал об пол. Никто не приходил и не приходит; его нет, понятно вам, нет!
Уже второй бокал, вздохнул Фабьен.
Я уберу, сказала Ребекка.
Все трое молчали. Девушка знала, что должна сделать, знала, но не хотела никому говорить, не хотела расстраивать их. Как же так получилось, что в тот день ничего не закончилось?.. Ребекка не могла ответить на этот вопрос. То, что она сделала тогда, то, что успела сделать, преследует её и сейчас.
Бар стал наполняться людьми. Они заходили сюда как ни в чём не бывало, смеялись, заказывали выпить, ворчали на нерасторопного Фабьена и самодовольную официантку, подмигивали Ребекке, не получали и взгляда в ответ и вскоре оставляли все попытки дешёвого флирта. Сколько их сменилось за всё это время, она уже сбилась со счёта. Сначала Бекки смотрела на них с завистью, потом с равнодушием, теперь же почти не видела их. Не было для неё иных мыслей, иного мира, кроме того, что каждый вечер возвращал её в тот день.
Смотри, снова он пришёл, сказала Ирен, кивнув в сторону странного посетителя.
Кто? Фабьен огляделся.
Этот псих.
До сих пор не нашёл? Фабьен покачал головой.
Видимо, и не найдёт, ухмыльнулась Ирен.
Жалко его.
Себя пожалей, фыркнула она.
Фабьен почесал шею под подбородком и надрывно закашлял.
Как-то странно болит шея сегодня Ты не знаешь почему?
Не имею ни малейшего понятия, сказала Ирен и пошла забирать заказ.
Взъерошенный человек в измятом пиджаке, в покосившихся набок очках ходил между столиков, заглядывая под каждый. Иногда его вышвыривали из бара, но он не терял запала приходил снова, но уже с другой стороны, подходил к другим столам, спрашивал, кто из какого номера и не находили ли они его бумаг. Теперь же он подошёл к барной стойке, зашёл за неё и стал рыться в бутылках, неосторожно опрокинув парочку.
Уведи-ка его, указала Ирен дочери.
Ребекка осторожно подошла к гостю.
Простите, месье, чуть похлопала она его по плечу, месье, простите
Да-да, суетливый постоялец поднял голову из-под стойки.
Вы опять что-то ищете?
Ищу, ищу Доктор протяжно вздохнул. У меня пропали все записи, около тридцати листов. И я ничего не помню, понимаете, я надеялся вспомнить, но так и не смог Вы, случайно, не видели их? Он прищурился.
Не видела, пожала Ребекка плечами.
А я раньше не видел вас? Доктор опустил очки с переносицы.
Думаю, нет, она улыбнулась.
Странно, вы на кого-то похожи, но я никак не могу вспомнить, на кого.
Может, вам кажется? сказала Ребекка.
Может, вы и правы, согласился он, поправляя очки.
Проводить вас наверх?
Нет, я сам. Он поставил упавшие бутылки на место. Я тут уронил
Ничего, я поставлю.
Человек извинился, откланялся и ушёл.
Слава богу, сказала Ирен.
Аж жалко его, вздохнул Фабьен.
Официантка, крикнул кто-то из-за стола, почему пиво тёплое?
Почему это происходит со мной, ворчала Ирен, направляясь к недовольному посетителю. Тот, уткнувшись в меню, пододвинул к ней пиво.
Ирен потрогала кружку.
Оно ледяное сказала она.
Вы уверены, мадам Лоран? спросил посетитель.
Ирен вздрогнула от этого голоса. Посетитель медленно опустил меню. Чёрные смеющиеся глаза смотрели на неё.
Как поживаете? Он заулыбался редкими короткими зубами.
Ирен не сводила взгляда с этого взлохмаченного, дурнопахнущего человека.
А, это ты, как-то грустно сказала она.
Я, он почесал затылок и цыкнул. Болит, знаете ли, старый шрам на погоду, сегодня ветра`
Ветра́, сказала Ирен.
А вам идёт эта форма, он еле сдержал подступающий смех, вы будто в ней родились.
Будете ещё что-то заказывать? спросила она.
Пиво поменяйте, тёплое, сказал человек и ещё раз подмигнул ей хитрющим глазом.
9 глава
Мой дорогой Андре, я хочу предостеречь тебя от того, что неизбежно случится. Если не случилось уже. Почему неизбежно? Потому что отговаривать тебя бесполезно. Всё, о чём ты написал мне в письме, заставило шевелиться все волосы на моей и без того обезумевшей голове. Да, я стар, это так быстро приходит: беспомощность, беспринципность, безнадёжность, без ножа, я ем теперь стейки без ножа, Андре, просто насаживаю их на вилку и ем. И мне всё равно, что обо мне подумают, хотя все, кто вокруг меня, уже разучились думать. Они, как малые дети, всему учатся заново собирают пирамидки из фигур, раскладывают пазлы, вспоминают, как играть в пасьянс, чтобы утром опять всё забыть. Я в доме престарелых, в очереди на тот свет; ты тоже в очереди, Андре, но твоя очередь ещё далеко, и потому ты не понимаешь этого. Как и не понимаешь того, что творишь. Послушай старика, я был твоим учителем и куратором, ты был единственной надеждой на курсе, хотя так оно и бывает всегда. Тот, кто лучше других, либо сходит с ума, либо превращается в монстра. Умерь своего монстра, сынок, не гневи Бога, ты поморщился сейчас, я знаю. Андре будто слышал, как смеется профессор, словно тот стоял сейчас перед ним. Ну прости меня, старика; да, теперь и я в него верю, я теперь тоже в секте. Ты слышишь, как смеётся твой старик, смешно, правда? Из учёного в проповедники И тебе, знаю, тоже смешно. У меня даже книга их есть. Здесь у всех она есть входит, так сказать, в дорожный набор. В дорожный набор на тот свет. Белые тапки, халат и Библия вот что в итоге нужно, а не стопки старых журналов с хвалебными статьями о себе. Сколько их было, да, Андре, этих статей? Даже ты обо мне писал свою курсовую. Помнишь? Но знаешь, что я чувствовал тогда? Я чувствовал себя мёртвым при жизни; да-да, именно так чувствуют себя те, кого пытаются заживо увековечить. Не стремись к тому, мой мальчик, ничего хорошего в том нет. Тебе придётся конкурировать с мертвецами, с гениями всех времён. Нелегко обогнать призраков, они проходят сквозь стены О чём это я? Ах да, я чувствовал себя почти мёртвым при жизни, но теперь я жив при почти что смерти Парадокс. Нет амбиций нет боли, только тишина и покой. Здесь так спокойно, Андре Навести меня, как будешь в городе, я надеюсь, ты скоро будешь. То, что ты намерен сделать, не укладывается в голове, даже в моей, даже ради науки, к чёрту науку Ты сгниёшь в тюрьме! Одумайся, Андре, это не то, чего
В дверь постучались. Доктор Андре Бёрк положил письмо в нагрудный карман.
Месье Бёрк? В кабинет вошёл невысокий мужчина со взглядом, выражающим то ли смущение, то ли сожаление, то ли желание провалиться в подпол.
Говорите уже, выпалил Андре, зная, что скажет этот раскрасневшийся человек.
Вошедший достал из-за спины распечатанный конверт из плотной почтовой бумаги и передал его доктору. Тот смотрел на тонкий конверт и уже знал, что в нём. Все отказы приходят в тонких конвертах. Согласие, как правило, присылают уже с договором, а тут Он разорвал письмо и выбросил его в корзину.
Они сказали, мямлил вошедший, они сказали, что нет доказательной базы, месье. Что, даже если все лабораторные исследования будут иметь положительный результат, выдвинуть ваш препарат на рынок без практической доказательной базы они не могут. Он якобы слишком сырой. Нужны добровольцы Но вы сами понимаете, что это почти невозможно.
Это полнейший бред! Бёрк всплеснул руками. Что они хотят этим сказать, что я шарлатан? Он раскраснелся. Я три года потратил на этот препарат, ещё год провозился с мышами
С крысами, сэр.
Не важно! Я три года возился с этими тварями, спал в лаборатории, да я жил здесь Никто, слышите меня, никто не может говорить мне, что препарат не имеет доказательной базы!
Нет достаточных клинических испытаний, месье Бёрк. В соответствии с регламентом нужны испытуемые, и если б ещё среди взрослых
Да плевал я на регламент! Мне не нужны взрослые добровольцы; я взрослых хоть завтра найду, и они это прекрасно понимают!
Детей вам, то есть нам детей нам никто не даст.
Если б они только поняли Он подошёл ближе к старшему лаборанту. если бы они только знали, чего лишится медицина, чего лишатся они сами Это же миллионы, сотни миллионов, а если минздрав включит препарат в рекомендуемый перечень
Они сказали, что не могут рисковать. Так и написали, сэр: «Слишком большие риски». Они боятся судов.
А послать ко всем чертям годы моих трудов, годы трудов всей команды они не боятся?
Лаборант замялся и ещё ниже склонил голову.
Что опять? Профессор смотрел на него.
Они распускают вашу группу, месье.
У меня забирают людей?
Со следующего месяца они будут работать на других проектах. Мы разрабатываем новое лекарство от бессонницы
От бессонницы? завопил доктор.
И ещё одно от дерматита
От дерматита? Бёрк почти охрип.
Нужны люди. Вы взяли слишком много людей, университету не хватает рук
Университету не хватает мозгов! Они хоть понимают, что делают? Я пытаюсь перевернуть представление о сложнейшем врождённом недуге, я пытаюсь поставить детей на ноги, а они лечат дерматит?!
Они полагают, это безопасно лечить дерматит. И побочных эффектов там практически нет, кроме повторного дерматита
В углу кабинета доктора в одной из трёх клеток запищала белая крыса.
Кстати, про этих, как вы выразились, тварей, не поднимая взгляда с пола, продолжил лаборант, на вас накатали жалобу защитники животных
Что? Вы издеваетесь надо мной? Доктор Бёрк рухнул в кресло, опрокинул голову и закрыл лицо руками.
Я нет, месье, я не посмел бы заикался старший лаборант.
В свои пятьдесят три года он был всего лишь лаборантом, и его всё устраивало. Доктор Бёрк всегда завидовал таким людям, как месье Элиассон, бесцельным и бесхарактерным.
Они говорят, продолжил, заикаясь, лаборант, они выдвигают обвинения
Кто «они»?
Правозащитники, месье.
Ах, да
Они говорят, мы издеваемся над животными.
Я стою на пороге великого открытия, а им жаль каких-то крыс?
После того как в своём интервью вы рассказали о методе работы, о том, что специально парализуете их
Я делаю это ради людей!
Доктор Бёрк врал, и сам знал об этом никогда он не думал о людях, никогда не хотел никому помочь. Однако то, что впоследствии ему понадобится доказать свою теорию на реальных подопытных, он понимал. Но кто же на такое согласится? Поэтому доктор пошёл на то, на что пошёл. Он покажет этим идиотам, кто есть кто. Единственный человек, чьей поддержки он ждал, чьё мнение для него хоть что-то да значило, был в пансионе для душевнобольных. А скоро он и ему не сможет написать. Андре Бёрк нащупал в кармане письмо, которое не дочитал, когда вошёл этот Майлз, похлопал себя по карману, вздохнул и недвусмысленно посмотрел на лаборанта.
Я, наверное, пойду, раскланялся тот, пятясь спиной к двери.
Идите-идите, отмахнулся от него профессор.
Я думаю, вы ещё возьмёте своё, сэр, всё ещё будет
Больше всего доктор Бёрк ненавидел жалость к себе, тем более от тех, кто этой жалости заслуживал больше, чем он сам.
Идите, Майлз, вы свободны.
Майлз Элиассон ещё долго кивал, ища дверную ручку за спиной.
Дверь наконец захлопнулась. За ней выдохнули, и так громко, что доктор понял их неприязнь к друг другу была взаимной.
Андре Бёрк достал из кармана письмо и развернул его.
это не то, чего ты достоин, продолжал он читать. У тебя великое будущее, сынок; ты загубишь и себя, и всех, кто рядом. Ты очернишь репутацию научного совета университета, мою, в конце концов. Хотя с моей можешь делать всё, что угодно, мне она уже ни к чему. Забавно, правда, Андре? Всю жизнь создавать себе имя, чтобы под конец забыть, как тебя зовут Я забываю многое, Андре, и вспоминаю ненужное мне. Я вспомнил, например, сколько раз вчера почистил зубы двенадцать раз, Андре, двенадцать. Но они не знают об этом; здесь лечат от всего, даже от того, чего нет. Лекарства, которые мне дают, слабо действуют, но это и хорошо, я не хочу потерять последний рассудок. Кто же тогда вразумит тебя, Андре? Богом прошу (зачеркнуто) науки ради, забудь об этой затее. Твоя разработка гениальна, ты сделал так много, неужели ты рискнёшь всем? Нужно подождать год или два, может быть, пять лет, всё изменится, а если не всё, так многое. Может, сменится состав комиссии Конечно, такое редко когда случалось, даже на моём веку. Если кто и менялся в правлении, то только по причине смерти кого-то. Но не надо отчаиваться, Андре, время, и ещё раз время. Оно всё расставит по местам. То, что ты решил работать в одиночку, немыслимо. Без научного сообщества мы никто. Что будет, когда все узнают, и как ты собираешься объявить об этом всем? Даже об успехе (о провале я и думать боюсь), как ты объявишь об успехе своих испытаний? Выйдешь на трибуну с отчётом и скажешь: так, мол, и так, позвольте представить мой незаконный эксперимент А что дальше? Тюрьма, исключение из научного сообщества? Ты пишешь мне об учёных, поступивших точно так же, но рисковали они только собой или своими детьми. Химический состав твоего препарата не имеет аналогов в мире, я читал о нём, я восхищён, только ты мог дойти до такого, моя вера в тебя всегда была велика. Но, Андре, милый Андре, риски слишком огромны, а шансы малы. Никто не рискнёт, никто не позволит