Все остальное милости просим, по дебетной линии. То есть только наличными. С зарплаты, ага.
Для человека, у которого на сто процентов реализованы все открытые ему кредитные направления, это фактически означает «все остальное никак».
Майю почти наверняка все это не напрягало бы, будь оно так всегда. Если бы будущее не наступило так быстро. Она помнит себя девочкой, летом, во дворе, с другими детьми, среди пятиэтажек и высоких пушащихся тополей и ничего такого. Кажется, кредиты уже существовали, но родители брали их с осторожностью. Прикидывали, сумеют ли отдать. Теперь прикидывать не надо: алгоритмы уже все посчитали за тебя бери и радуйся.
Майю не напрягало бы это, если бы ей не требовалось прямо сейчас объяснить всю систему пожизненного государственного кредитования человеку, который, похоже, последние лет двадцать провел где-то в ледяной избушке посреди вечной мерзлоты.
Глаза у Эль Греко темные и выразительные, пусть и непонятно, что именно они выражают. Изумление? Разочарование? Когда Майя прерывается, мутант какое-то время глядит на нее, а потом замечает:
Вы живете в довольно специфичном мире. Ты так не думаешь?
«Что еще за вы»?» раздраженно думает Майя.
Пробираясь сегодня по Городу Золотому безо всякого оружия, она, странное дело, чувствовала себя куда спокойнее. Солнца как с утра не было, так и не появилось, но слой облаков тонкий, и света вокруг достаточно. Дневной свет немного непривычный, в нем все кажется совсем не таким четким, как в освещении молла. Но, так или иначе, она имеет возможность разглядеть Фриктаун во всем его беспощадном голом великолепии: груды мусора после вчерашнего, лужи сомнительных жидкостей, несколько вялых весельчаков все никак не закончат беседовать с кирпичными стенами, с закрытыми глазами приплясывать посреди пустой улицы и играть на варгане если то, что делают с варганом, можно назвать игрой. Социотех окутывает этот район молла многозначительной аурой сладостного порока, атмосферой искушений и разврата распоследнейшей степени, но сейчас, днем, Майя видит, с кем тут приходится просыпаться и это, по сути, ничуть не элитарная помойка на старом пустыре, только и всего.
Майя погружается в таинственный сумрак подворотни. Облетающие барбарисовые кусты днем смотрятся куда безобиднее. Она сто лет не видела барбариса и не может удержаться: отщипывает один кислый листочек и жует. Потом, набравшись решимости, шагает к подвальной двери.
Дверь закрыта.
Майя отступает, оглядывает фасад здания. Ага, есть еще одна дверь, на нормальной высоте. Оксана в сто-какой-то-там раз предупреждает о том, что, находясь на территории без покрытия, не рекомендуется заходить внутрь зданий, и Майя выключает звук. Придерживает дверь, но та все равно стукает у нее за спиной кажется, оглушительно.
На лестнице ее не ждут ни грязные одеяла, ни набитые хламом сумки-тележки, ни штабели ресайкл-тары ничего такого, с помощью чего принято обустраивать свое жилище в непокрытых кварталах. Если верить социотеху, а ему верят даже те, кто ему не верит потому что, зараза, неощутимый, как радиация.
Она осторожно поднимается по темному пролету, доходит до первой площадки и озирается. Опять-таки, ничего страшного. Железных бочек с разожженными в них кострами, совокупляющихся прилюдно тел и пакетиков из-под орто не наблюдается. И очень тихо. На площадке три дверных проема, хотя дверь есть только в одном. К ней прилеплен на монтажный скотч клочок бумаги. Шагнув поближе, Майя читает: «тебе сюда». И все.
Ну, ладно. Она дергает дверную ручку.
Теперь перед ней длинный коридор. Она делает два шага, заглядывает в первую по ходу движения комнату. В центре стоят, чуть повернутые друг к другу, два разномастных стула: деревянный цвета ореха, винтажный, и неожиданно новенький офисный. Больше в комнате нет ничего, кроме еще одного дверного проема.
Пожалуйста, садись, раздается из соседнего помещения. Я буду через минуту.
Как будто бы дело происходило в офисе какой-то конторы, и ей предложили подождать в приемной, пока к ней не выйдет менеджер. Майя еще разок взвесила за и против. Опустилась на деревянный стул, который тут же невнятно на это пожаловался.
Ну и вот, теперь приходится отвечать на вопросы об отношении к миру, в котором они живут.
Я привыкла, бормочет Майя, что вообще-то не совсем правда.
Это так? Сидящий на стуле напротив Эль Греко словно читает ее мысли. Когда среда так изменяется в пределах одной взрослой жизни, привыкнуть сложно.
Майе вспоминаются родители. Их поколению как промежуточному этапу тоже открыли какие-то слабенькие кредитные линии на пару направлений. Они не привыкли. Но родители никогда и не стараются привыкнуть, адаптироваться. Побрюзжать на тему «раньше гречка была вкуснее» вот и все, на что их хватает.
А что у вас в подвале? край как искусно меняет тему она. Почему вы не хотели, чтобы я туда
Да наркоманы у меня в подвале, отмахивается Эль Греко. Аддикты, если по-вашему. То есть они там не у меня, а сами у себя, но в любом случае тебе вряд ли там понравилось бы. А вот ты зачем ты в прошлый раз принесла с собой пистолет? Здесь настолько высокий уровень преступности?
Он спрашивает без раздражения, спокойно можно бы даже, наверное, было сказать «по-доброму». Хотя кто его, мутанта, разберет. Майя вдруг чувствует, как на нее накатывает злость, тоже отбрасывает вежливость и огрызается:
Почему ты меня-то спрашиваешь? Сам нездешний?
Кажется, она не сказала ничего смешного, но на губах у мутанта появляется слабая улыбка:
Допустим. Эль Греко одним плавным движением поднимается со своего стула. Давай пройдемся.
Майя искренне не понимает, зачем, но они выходят из дома тем же путем, огибают его и движутся вдоль соседнего здания. До нее не сразу доходит, что внутри определенно кто-то есть. Какое-то шевеление в окнах. И пахнет горелым.
Постоянные резиденты, объясняет Эль Греко, снова читая ее мысли.
На нем черная водолазка и какой-то бесформенный плащ; он похож на персонажа из другой эпохи, притом совершенно безобидного. Майя почти чувствует себя в безопасности. Только вот эти резиденты
В смысле, они отсюда не уходят? уточняет она. Живут здесь?
Эль Греко кивает, глядя прямо вперед. Слишком он спокойный. Собранный, но расслабленный.
Бездомные?
Бездомные всегда интересны, если интересуешься социальной системой, сообщает мутант, поворачивает за угол и направляется к какой-то странной постройке, Майя даже не понимает, что́ это. Согласна? Бездомные это событие, которое система так или иначе не смогла обработать. В системе, обладающей полнотой, человеку в любом случае находится некое место. Он может работать, учиться, сидеть у себя дома, сидеть в тюрьме, быть убит на войне или казнен за преступление и все это детерминированные состояния. Хорош этот человек с точки зрения системы или плох неважно: в полной системе всегда находится ячейка, куда его до́лжно поместить, чтобы он был «где-то». Бездомный это человек «нигде». И это любопытно.
Лично она не видит в пристрастии к орто, «полетаю» или старой доброй алкахе ровным счетом ничего любопытного. Но кто-то ведь и серийных убийц романтизирует.
Эль Греко бросает на нее быстрый взгляд и улыбается более явно:
Это не бездомные. Это дауншифтеры. Ручные революционеры, беглецы с подстраховкой. Живут здесь по несколько месяцев, потом возвращаются в порочную систему.
Майю внезапно осеняет, что́ есть странная постройка перед ее глазами: она вспоминает про метавангардистов и полипену. Сотовая вышка-часовня.
Внутри интереснейшие фрески, сообщает Эль Греко. Современные, конечно. Хочешь взглянуть?
Нет, спасибо.
Майе немного не по себе. Почему ей кажется, что насмешка в его голосе, когда он говорил о дауншифтерах, была адресована ей? Потому что она мнительная. А все-таки?
Нет, ей уже не немного не по себе. Она снова чувствует себя уязвимой как почти всю жизнь, в общем-то, но здесь под рукой нет ни груши, ни гантелей. На Майю снова накатывает приступ слабости. Чертовы скачки давления. То есть в ее случае они не скачки, а провалы. Она опирается ладонью о шершавую залитую полипеной стену. Эль Греко почему-то кивает наверное, своим мыслям:
Так что ты скажешь о преступности?
Ничего не скажу. Переждешь, подышишь, а потом, глядишь, и отпускает. В молле везде покрытие.
Что это означает?
Майя перешагивает через валяющуюся под ногами нить крупного барочного жемчуга (???), останавливается и смотрит на своего спутника. Открывает рот, но Эль Греко успевает раньше:
Предположим, что я совсем не здешний, хорошо?
Они снова трогаются с места и огибают часовню-вышку. Шедевр метавангардистов с антеннами на макушке выглядит необъяснимо, с какой стороны ни посмотри.
К любому кредиту полагается страховка, вздыхает Майя. Она дорогая и ну, хорошая. Много чего включает, покрывает уйму разных неприятных случаев. Хотя и дорогая. Понимаешь?
Эль Греко спокойно кивает.
Если вести себя неосмотрительно например, употреблять орто или шататься не по тем районам, страховка слетит. Процентная ставка тогда подскочит до небес. Аннулированная страховка это очень-очень плохо. Майя ловит себя на тоне, которым разговаривают с дошкольниками. С другой стороны, сам же сказал, что нездешний. Но и наоборот: при действующей страховке реально можно почти ничего не бояться. Если с тобой что-то случится, страховая компания, считай, сама будет выплачивать твой кредит банку. Хотя обычно это по сути одна и та же организация.
И покрытие?..
Это страховое покрытие. Покрытая территория та, где ты находишься в зоне действия своей страховки, кивает Майя. Грубо говоря, безопасная. Это почти весь молл и еще несколько участков снаружи.
Как же эта безопасность реализуется практически?
Кажется, что в тоне Эль Греко слышны нотки искренней заинтересованности. Или это ирония? Майя, конечно, мнительная, но все сильнее склоняется к мысли, что этот тип знает о ней больше, чем должен.
Информационная прозрачность, сухо говорит она. Про прозрачность-то ты знаешь? Всестороннее наблюдение, сужение рамок частной жизни и критериев конфиденциальности? Ну вот. Также необходимо следовать общим рекомендациям не посещать мест, не прошедших ИИ-сертификацию, по возможности закрывать повседневные нужды с помощью веб-сервисов, не вступать в контакт
Она тарабанит заученные фразы, замечая, что теперь они шагают обратно и на кой, спрашивается, ей упала эта экскурсия?
Фрески действительно очень интересные, с укоризной замечает Эль Греко, в очередной раз читая мысли и беспардонно вклиниваясь в ее монолог о правилах безопасного поведения в современном обществе. Зря ты так. И можешь не договаривать про рекомендации в целом я понял.
Вот и хорошо, бурчит Майя, останавливаясь перед дверью, из которой они вышли пятнадцать минут назад.
Мутант тоже останавливается и окидывает ее дружелюбным, слегка насмешливым взглядом:
Ты живешь, по твоим же словам, в районе с покрытием. Видимо, у тебя есть та страховка, о которой ты сейчас рассказывала. Как же получилось, что два дня назад ты пришла сюда с оружием и явно не собираясь следовать никаким рекомендациям?
6
Кофе ему и правда предложили, без обмана: между двумя обращенными назад сиденьями «эскарго» оказалась воткнута «Неспрессо»-кофеварка. Занимавший одно из сидений мужчина мотнул головой:
Угощайтесь. С орехами или обычный. У вас ведь нет аллергии на орехи?
А то вы не знаете, наугад бросил Марк, усаживаясь на сиденье напротив.
Кроме них двоих, в пассажирском отсеке «эскарго» никого не было места водителя и штурмана отделяла от салона дымчатая пластина гибкого стекла.
Мужчина слабо улыбнулся:
Вы не настолько нам интересны, господин Самро. Но, полагаю, вы не аллергик.
Он подцепил пальцем один из бумажных стаканчиков, стопкой сложенных в подставке перед кофеваркой, и нажал кнопку. Устройство тихонько зашипело.
Принимая у незнакомца стаканчик, Марк уцепился взглядом за его руки. По лицу по мелким морщинкам вокруг мышино-серых глаз, коротким волосам цвета никеля, рту, словно прорезанному в коже, мужчине можно было дать лет сорок пять. По рукам лет на десять больше. Руки были рабочие и, судя по покраснениям, работали совсем недавно.
Марк уставился в содержимое стаканчика, гадая, что же он такого совершил, что могло заинтересовать федералов и сколько же придется выпить этой якобы ореховой бормотухи, дабы выяснить это принятыми в их среде обходными путями, ведущими через тернии явного вранья, туманных умолчаний и завуалированных угроз.
Марк Ничего, если я буду звать вас Марком? У меня есть для вас предложение.
Мир перевернулся, изумленно сказал себе Марк и ответил:
Ничего. Если я тоже буду как-нибудь вас звать.
Незнакомец несколько секунд смотрел на него безо всякого выражения, потом снова слегка улыбнулся:
Китин, Олег Иванович. Федеральная служба.
Марк многозначительно кивнул, показывая, что место работы собеседника от него не укрылось как и то, что должность свою он не назвал.
Как по-вашему, кто управляет нашим с вами миром, Марк? негромко и доброжелательно проговорил Китин.
А, нет, показалось, подумал Марк. В этот же момент «эскарго» без заметного знака со стороны Китина тронулся, причем так плавно, что кофе в стаканчике даже не колыхнулся. Марк и не заметил, куда подевался тот тип, что стоял снаружи.
Все зависит от личных верований каждого конкретного обывателя, не так ли? продолжал федерал, очевидно, не ожидая ответа. Есть варианты. Многие считают, что нашим миром правят корпорации и это обоснованное предположение. Мировые политические лидеры тоже звучит неплохо. Хотя духовные лидеры пожалуй, будет верней, поскольку общество у нас все-таки не материалистическое, да? Римско-католическая церковь, объединенные мусульмане, даосское братство.
Марк покосился в окно, на проплывающие мимо приземистые здания старой части города. В небольшом усыпанном рыжей листвой скверике группка детей в спортивных костюмах под руководством наставника выполняла ката. Ребятишки были жутко сосредоточенные.
Кое-кто кто считает, что нашим миром управляют палы, негромко заметил он, переводя взгляд на Китина.
Тот чуть прищурился и, помедлив, согласился:
Да-а, есть и такие. Но знаете, Марк, на вашем месте я не стал бы придерживаться этой точки зрения. Китин размеренно покачал головой. Нет, не стал бы.
Почему?
Во-первых, думать так невыгодно нам, и другим не выгодно, чтобы мы так думали. Потому что в этом случае пришлось бы признать, что контроль в руках тех, кому, по сути, нет дела до происходящего. А такая картина мира губительно сказывается на личном чувстве безопасности и гражданских добродетелях. Во-вторых Федерал задумчиво остановил взгляд на какой-то точке у Марка за плечом. Во-вторых, это чисто логически не совсем так.
Я так понимаю, вы сейчас поясните свою мысль? выжидающе вставил Марк, понюхав содержимое стаканчика.
Посерьезнее, Марк, мягко посоветовал Олег Иванович. Я имел в виду, ведь не сказать же, что человечество управляет амурскими тиграми? Некоторые убивают тигров ради выгоды или тщеславия. Некоторые охраняют тигров. Но в целом Где мы, а где тигры? Улавливаете?
Марк ненавидел, когда посторонние люди указывали ему, когда становиться серьезным. Он сам решал когда, и вообще старался этим делом не злоупотреблять.