Как водится, бывшие ученики семьдесят третьей средней общеобразовательной школы Нижнего Вяземска выстраивали между собой измерительную иерархию.
Статус Риты среди одноклассников был высок. Для неё два года достаточный срок для того, чтобы не только выйти замуж, в чём не было ничего исключительного, но и поступить, ко всеобщему удивлению, на экономический факультет. А также родить дочь. Статус Паши усиливался тем, что он был единственным «воякой» в компании. Настолько сильно, что его самомнение лакомилось ощущением своей исключительности. Однако, ему хватило толики мудрости не подчёркивать своё «превосходство», а только черпать из него.
Их взаимная симпатия имела свою детскую предысторию. Паша запомнил одну из драк, коих в старших классах случалось немало. Два его давних оппонента на этот раз забыли о своей индивидуальности и скооперировались между собой для выбивания окончательной победы. Ритка остановила бесчестную пару нарушителей «цивилизованного способа ведения войны». Конечно же, она не использовала силу, ибо, как упоминалось, росто-весовые характеристики не являлись основополагающими в её природной конструкции. Что-то она такое сказала; но подействовали не сами слова, а решительность, готовность зайти в своём негодовании в такие дали, которые ей самой были неведомы и потому крайне опасны непредсказуемостью. У Паши было естественное облегчение от прекращения драки с малоприятной перспективой. Но не благодарность. Заступничество девчонки нарушало каркас мальчишеского самолюбия. Тем не менее, надо отдать должное тому мальчишке, и обесценкой он не соблазнился. Уважение к Рите укоренилось не в рыхлой почве заступничества, а в скальных осыпях решимости.
Та давняя, «послевоенная» вечеринка не имела иных последствий, кроме как явности взаимной симпатии, подтверждения. Много лет спустя, когда они стали близки, Рита рассказала о своём школьном воспоминании.
Канва его общедоступна. В художественном музее прикладного искусства, куда класс отправился на экскурсию, обнаружилась пропажа какой-то фарфоровой уточки. Посредством привлечения житейского опыта, который, понятное дело, у детей отсутствует по определению, стоило бы задуматься: а когда именно была совершена кража? Но тогда подозрение упало на нескольких человек, ушедших из музея раньше остальных; раньше, чем дряхлая смотрительница разглядела пустоту на месте преступления. В числе подозреваемых оказались и Паша, и Рита. И со стороны учителей, и со стороны родителей прессинг на всех участников экскурсии был очень сильный. Из страха и дабы отвести угрозу от себя дети стали подыгрывать взрослым и выдвигать версии относительно возможного кандидата в злоумышленники. Подозрения направились на Риту с концептуальной лёгкостью из-за того, что она не появилась в школе на следующий день, заболела сразу после экскурсии. Паша категорически не поверил, что Рита могла что-то взять. Он не только не последовал общей тенденции, но ещё и приврал: сказал, что они с Ритой всё время ходили по залам рядом и видели друг друга. Нарциссически полагал, что его слова имеют вес. В угаре (так будет точнее, чем сказать «в процессе») учительско-родительского расследования эти слова дошли до Риты. Когда Пашино враньё и его значение добралось до больной, «Мне стало тепло-тепло, и я выздоровела за один день, вот как!».
Попытка вспомнить, какое из этих двух событий случилось раньше рукопашный бой на троих или утиная телепортация ни к чему не привела.
За те годы, что последовали за возвращением Фомина в гражданскую ипостась, они несколько раз встречались при схожих обстоятельствах. Всякий раз радостно улыбались друг другу и даже танцевали. Танец с напряжёнными руками, жесткими ногами Обоюдно понятная неловкость, неуклюжесть, несвойственная им в другое время. Слышится, как желание перебирает копытами и цокает по рёбрам в грудных клетках партнёров.
Обоюдное бессловесное соглашение беречь черту. Нерушимость границы. Пакт о ненападении. Отказ от идеи совместного ужина. И даже от такого дипломатического подвоха, как предложение выпить обеденную чашечку кофе вместе.
Под поверхностью, под поверхностными словами Маргариты протекал поглощавший её мощный, полноводный поток женской заботы о доме, о семье, о будущем дочери Иссякли встречи одноклассников Нельзя сказать, что вследствие этого другие причины выглядят посущественней но они не видели друг друга много лет Павел остался один в две тысячи третьем; его сыну тогда было шестнадцать. После того год ли не успел миновать или прошёл почти целый год прежде, чем они с Ритой встретились вновь. Уж если и уступать в том, что «случайность» имеет право на место в словаре, то самый подходящий момент: Фомин заключил договор на проведение управленческого тренинга в региональной компании, где Маргарита прочно обосновалась в отделе по работе с персоналом, о чём знать он не мог. Его остов, его круп, по расхожему верованию полностью обновлённый за те два десятилетия, что они не виделись, подвергся тотальной шоковой процедуре: так подействовало обнаружение константы в облике Риты.
После работы она без колебаний приняла предложение подвезти её.
С пассажирского сиденья: Рита переехала в другой район, у неё умер отец, у неё родилась вторая дочь, она развелась, она много бывала у мамы; мама помогала заботиться о младшей дочери. Она говорила много, а то, о чём не говорила, расспросов и не требовало. Тихое призовое «угу» завизировало пряный поворот, изменение в первоначальном маршруте.
Это был единственный раз, когда они оказались вместе у него дома. Рита разглядывала книги за стеклом шкафа:
О, сколько книг Обожаю Забровского А тебе он нравится? и, пока Паша собирался что-то ответить, нет, я не хочу пить чай, и коротко прикоснулась своими губами к его губам. Отстранила его руку, когда та, расстегнув верхнюю пуговку на её блузке, перебралась ко второй. Она первой забралась под одеяло но не быстро, да и не страстно. Скорее мягко, будто согреваясь под ним. Мягкие прикосновения этого вечера, мягкий вечер Штиль у мыса Горн, штиль на стыке двух океанов. (Доступная метафора для тех, кто отродясь там не хаживал.) Ложась, она ничего не говорила. Хватало рук, поворота и запрокидывания головы, покачивания ног. Хватило скольжения карамельных животов, обживания леденцовых спин.
В последующем определилось: особенностью Риты было то, что она не выказывала явственной инициативы. От неё не исходило никаких эротоманских идей и экзальтированных побуждений. Или почти никаких. Пусть это будет преувеличение, но суть его верна: не так, чтоб у неё не было предпочтений, а так, что она предпочитала всё, что имелось; всё, что тотально оказывается доступно. Её стилем было не отдаваться, а принимать. Как принимала она изящество маслины в греческом салате и безупречную корочку постного стейка, когда официант опускал их со своего подноса на поверхность углового столика рядом с подсвеченным декоративным фонтаном.
Нет, это не означает, что в её лексиконе слово «хочу» отсутствовало: «Паш Как хочется красного вина». В такой момент Фомина никак не смущало, что у Риты и полмысли про него не было. Не смущало, что она одинаково знает о его любви к сухому красному вину и о его принципиальном отказе от алкоголя тогда, когда ему, как в этот раз, предстояло вести машину.
У неё было ещё много особенностей. Это совсем не про певуче-мяукающие нотки, которые поднимаются из скромной области между шеей и подъёмом груди Риты: «А вот мои осо-о-бенности Как насчёт моих осо-о-бенностей Очень осо-о-бенные особенности». Алхимическая придурь ли или обёрточная академическая нежить, что вот такого рода особенности и образуют сухой остаток чувства собственной уникальности? Мысль эта плоская, сродни листовке с уведомлением о предстоящем счастье, пропущенной разносчиком рекламы через узкую щель поцарапанного почтового ящика.
За мягкой, тихой встречей «под одеялом» последовали другие: частые, нетерпеливые. И всегда не в своих домах. Отказ встречаться дома у него или у неё, вскользь и коряво объяснённый ею страхом привыкнуть. Отель и глаза администратора (что такого там можно увидеть?) тоже не вызвал у Риты энтузиазма. Причина отказа? Почему? Казалось бы, вот два совершеннолетних человека без брачных партнёров. Но приверженцам рациональной практичности в данном пункте лучше просто прикрыть глаза. Оставив этот пункт не проговорённым, они по умолчанию согласились с недопечённым объяснением их дети.
Совпадение нашлось в стремлении не вовлекать в свои отношения других людей. Проект по имитации необитаемого острова. Когда у Фомина взяло верх намерение «оглянуться», понять происходящее, то сначала, первым, появился образ в житейской расфасовке: прятаться в бутылку. Но образ оказалось трудно приспособить куда-либо, так как повсеместное осуждение длительного запоя вынуждает алкопротагониста подводить под себя недолговечный пьедестал героизации для поддержания склизкого равновесия. А в их с Ритой отношения героизация никак не втискивалась. Однако ограничение, узость, узкое горлышко здесь налицо это он признал, перенёс этот элемент из житейского бутылочного образа. Но, тогда, это никак не демонстративный взрыв недостаточно охлаждённого шампанского, а ускоряющийся, но управляемый подъём обещаний кофейной шапки в сужающемся горлышке джезвы. Ландшафт чувственности, застеленный многослойным лирическим эпосом. В исполнении Павла и Маргариты слепки трагедии, комедии и даже фарса утолщали стены «башни из слоновой кости», перестроенной под двоих.
Часто, особенно когда было тепло, их встречи начинались с прогулки. Говорили о разном, рассказывали истории из своей жизни, но каждый знал, что наступит тот самый момент. И каждый ждал, что он наступит. Нельзя сказать, что близящаяся вспышка, вспышка близости случалась всякий раз в новых обстоятельствах: надо обладать талантом сценариста и большим бюджетом для сериала, чтобы культивировать новизну. Тем не менее, акт страсти разыгрывался в разнообразных декорациях; иногда благоразумие со стоном вминалось в землю под овладевающим натиском плоти. Вероятность появления нежеланных свидетелей Риту никак не стесняла: то, что ещё не случилось не существует; риск абстрактное существительное.
Однажды Паша с Ритой приехали на окраину города, в парк, что от русла Кады плавно поднимается по склону: зарастающий, запущенный, с несколькими пережившими вандалов скульптурами. Ветшающий дворцовый флигель, давным-давно законсервированный до лучших времён, небольшая ниша в его ослепшем фасаде. Перед нишей плотный кустарник сирени, ещё не зацветшей, но заблаговременно развернувшей полог из свежих светло-зелёных листьев. Меж стеной флигеля и переплетением кустарника краткий промежуток, минута, когда они уже преодолели минимализм всех необходимых приготовлений и, казалось бы, уже ничто, никакой из мыслимых природных катаклизмов не способен остановить наслаждение. Минута, когда лишь полное обесточивание мозговых механизмов, требуемых для осуществления сравнений, гарантирует иллюзию абсолютной уникальности этой минуты.
И в это время Нет, ничего особого, если не считать, что по зарастающей дорожке, где местами проглядывали островки красной кирпичной крошки, проходили две сестры. С расстояния в полтора десятка метров одной из них на вид казалось лет восемнадцать, а другой лет десять. Старшая, Горгона Демиопа жертва и палач, петля и табуретка. (Родители записали её Георгиной; Горгоной её нарекли в школе.) Имя младшей неизвестно. Также, не разглядеть, кем она станет.
Ой, наверно там белочки, рванулась к близкому кусту сирени младшая.
Её предположение вполне понятно; парк и белки сожители по цивилизации.
С длинным замахом Горгона приложилась оплеухой. И со злостью, нанизанной кольцами на переходящий в ненависть, шипящий визг, как на шампур, проорала: «Заткнись, дура, не твоё дело!». (Громкий шипящий крик, прижигающий слёзы как не окаменеть?)
Совсем рядом, близко человеческая трагедия, куда более непригодная быть публичным достоянием, чем обнажённость человеческих тел вне преуменьшенных в камне пропорций парковых скульптур, что так влекли к себе озабоченных бездельем вандалов. Злоключение Павла металось, свершалось в замкнутом объёме тотального бессилия, пожравшего гнев: он не смог представить, как выйдет, накидывая одежду, застёгиваясь на ходу, и что сделает в защиту маленькой любительницы белочек Подходящие декорации пошлой связи всего сущего. Между облезлым фасадом разрушенного дворца и окаменелостью безответной оплеухи
Как-то подсказка из романа французского лауреата привела их на крышу старого восьмиэтажного жилого дома почти в центре города, на ту её сторону, с которой была видна главная городская площадь.
Как сообщали путеводители, город основан баскскими переселенцами на семи холмах. По факту их было только шесть: насаждалась версия, что один из них растащили на песок для строительства. В действительности же, архивное свидетельство корыстно и последовательно принесено в жертву историческому трафарету с красивым числовым вензелем. По легенде, предводитель басков, возможный предок Павла, неукоснительно вёл соплеменников на восток, подстрекая их открытым ему свыше знанием того, что синонимичные «рай» и «прародина» имеют конкретную локацию на востоке. Там, где живёт солнце. (Уважительная причина, чтобы прервать вековую самоизоляцию.) Он был честным человеком и отвёл бы спутников до места назначения, да на слиянии двух рек скоропостижно оставил их без присмотра после неудачной битвы: расшибся, когда споткнулся о камень, атакуя здешнего престарелого дракона, дремавшего в пещере на склоне своего холма. Тогда-то, после недолгого обсуждения, отцы семейств согласились на компромиссный полурай и принялись разгружать обоз. В летописи отражено, что баски называли своё поселение Ona Ibai, что в переводе означает добрая река. Первым упоминанием Буэнос-Вяземска в летописях мы обязаны генерал-губернатору, не отличавшему баскских переселенцев от испанцев и известному обилием благих намерений. В одной из летописей засвидетельствовано, что этот великодушный человек обнаружил Ona Ibai на охоте, преследуя единорога, кои водились в тутошних краях в изобилии наряду с драконами. (В отдалённых чащобах до сих пор можно повстречать мелких единорогов крылатого подвида. Что касается охотничьего трофея генерал-губернатора, то чучело того самого единорога долгое время занимало центральный холл Буэнос-Вяземского краеведческого музея, подвергшегося разграблению и горевшему в год Танцевальной Смуты, названной так из-за привычки штурмовиков сопровождать свои злодеяния вальсами да мазурками.) Именно этого человека, расположившегося хорошо перекусить под большим вязом, ошибочно и считают основателем города. С началом Первой Русско-Испанской войны по императорскому указу Буэнос-Вяземск был переименован в Нижний Вяземск.
Согласно принятому городскими властями закону, каждому новорождённому имплантируют баскский геном, что автоматически уравнивает его в привилегиях с потомками основателей Ona Ibai. Именно так Вероятно, именно поэтому в жилах Фомина текла кровь басков. Вероятно, следовало бы выждать несколько абзацев, а ещё лучше страниц, и только потом уточнить, что это происходило не во всех родильных домах Нижнего Вяземска, а только в тех, где рождались сторонники конспирологических теорий. Не утерпел Хотя, с другой стороны, откуда ещё может взяться исконное стремление многих нижевяземцев воевать с Испанией за независимость?