Фомину пришлось замедлить и без того неспешный шаг, когда ярко раскрашенный экскурсионный автобус с высоко расположенными окнами опередил его и, тяжело вздохнув тормозами, остановился чуть далее пролома в естественно сформированный анклав. Через открывшуюся дверь автобуса, с ликованием поверх уличного шума начали выгружаться на асфальт туристы из Центрально-Барбитанской республики. Они тотчас принялись за энергическую гимнастику для своих туловищ, чередуя это занятие с отлавливанием друг друга в фотообъективы на фоне граффити. Павлу пришлось спуститься с лирического облака на тротуар, чтобы изобрести путь между ними и пройти, наконец, к калитке рядом с закрытыми воротами.
По другую сторону калитки изогнутая в плавную дугу и вспученная от древесных корней заасфальтированная дорожка привела к безлюдному и сильно затенённому большими клёнами скверику с крошечным газоном посередине. За ним дорожки расходились: поворот на развилке направо направлял к торцу жёлтого здания, где уже второй год находился вход в клинику. Табличка на входе отсутствовала, так как боковая лестница в торце была распечатана временно, до окончания ремонта главного входа.
Для данной долготы и широты не было ничего необычайного ни в безлюдности середины дня, ни в том, что к Фомину обратилась с вопросом о дороге к клинике стоящая перед развилкой молодая женщина среднего роста, лет тридцати тридцати пяти. Точнее сказать затруднительно: открытая по-летнему розоватая нежная кожа без единого изъяна не смуглая и не бледная только усиливала впечатление, ощущение молодости. На ней светло-бежевый сарафан на тонких бретельках из лёгкой ткани поверх ярко-белой открытой блузки с короткими рукавами. Гладкая светлая заколка удерживает собранные у затылка тёмные волосы. Ключицы рельефно заметны, однако, подобно заколке, закрепляли зримый вердикт об идеальном сложении при отсутствии мышечно-спортивных признаков искусственности. Крошечные следы порывистости, неровного темпа, намёк на угловатость: в движениях, в голосе. Но это не угловатая неуверенность подростка, что поднимается на готовую осыпаться песчаную дюну между детством и взрослостью. Когда ему гомункулус внутри нашёптывает, отвлекает, толкает под руку; словно требуется непрестанно с ним договариваться, указывать ему положенное место в конуре. Нет, уж если сравнивать то это краткое замешательство хозяина, только что обнаружившего неподобающее поведение верного пса, короткий миг перепроверки, но никоим образом не сомнение в своей способности настоять на своём.
Другие детали, являющие женщину на развилке, в настоящем не имели смысла. Павел, единожды направив взгляд на лицо, в последующем имел фантастическое убеждение, что непрерывно смотрел в её глаза те несколько минут, пока они шли рядом. Глаза восторженное ожидание чуда! Апологеты приземлённости будь то врач-материалист или опошляющий всё поручик Ржевский из анекдотов не преминул бы заявить, что сия восторженность является самым что ни на есть заурядным следствием избыточной активности щитовидной железы. И тот, и другой абсолютно бы ошиблись: секретная особенность пары глаз с коричневой радужкой объяснялась тем миром, который она тщательно вбирала, впитывала! Сочиняла окружающий мир подобно художнику, а не копировала его, начиная с того времени, когда вдруг стали увеличиваться груди, когда вдруг обращение к ней с «девочка» тотально стало меняться на «девушка». Этот мир был достоин восхищения хотя бы потому, что был ценим ею. И заражал бесчисленностью красок, звуков, запахов, и завлекал, подманивал к себе своей непознанностью!
Фомин проводил её до двери кабинета главного врача клиники. За целых три минуты прояснилось, что спутница Анна Рейнер, журналист. И здесь она потому, что есть договорённость об интервью.
Дифференциальный диагноз между оптической иллюзией, физиологией зрения и чудом. Полчаса с того момента, когда он пожелал ей доброго дня оказалось достаточно, чтобы поставить диагноз подтверждённый: учащённый пульс, отсутствие внутреннего диалога и, наоборот, присутствие Анны на внутренней стороне век. При открытых глазах она продолжала улыбаться рядом. Как такое может быть, что улыбка в лице в глазах ли, в губах остаётся живой, не иссушивается статичными минутами? Не подлежит препарированию. Как ритм хронометра, как сердечный ритм.
Аналогия с аритмией, извлечённая из пресса для изготовления гербария: пропуск между двумя событиями длиною почти в час. Достаточное время, чтобы договориться с коллегой о замене, заглянуть в обезлюдевшую приёмную главврача и торопливо, моментами срываясь на пробежку, устремиться к единственной поблизости остановке маршрутного автобуса, в противоположную от бессмертного адмирала сторону.
Как призналась она в благословенном «потом»: «Я шла, оглядываясь». Пропустила один автобус, увидев его издалека. Признание поверх, что он вовсе и не к автобусу направлялся.
Преимущество заполненного автобуса, близость, когда выбор без выбора: либо глаза в глаза, либо в перламутровую кожу. Конечно, она достаточно перламутровая, чтобы думать об инопланетянке и достаточна, чтобы отдалиться, отделиться световыми годами от земных пассажиров. Эта перламутровость завораживала и завораживала, утягивала за собой и, наконец, поглотила его:
Я собираюсь сказать нечто такое, что будет странно звучать с обращением на вы
Автобус притормозил, но мог и не тормозить она уже всё знала: из числа тех женщин, что выходят из морской пены сразу в совершенстве необходимого знания. (Не всезнайство!)
Мы можем перейти на ты.
У тебя кожа перламутровая А глаза твои медовуха Так и сказал: «медовуха», а не мёд. Ему довелось пробовать много чего: и ром, и шнапс, и текилу, и ещё что-то, чего не припомнить за исключением медовухи. Воспоминание о сплаве на лодке по уральской речке, где друзья отправились в деревню за хлебом, а Паша остался на берегу. Друзья вернулись в наиполнейшем счастье, наполненные медовухой и рассказами о ней, но без неё.
Они придумывали потом. И каждый потом говорил, что уже знал всё, что будет потом.
А сейчас «ты» соединило стремительно, проникновенно.
У тебя есть дела, которые нельзя отменить?
Что ты собираешься делать завтра?
Я собираюсь открывать глаза и видеть тебя
(Сказанное одновременно естественный хор?) Глаза в глаза никто не отвёл.
Они сошли, как только открылась дверь. Два длинношеих аномальных подсолнуха, подозрительно повернутых яркими дисками друг к другу посреди низкорослого зеленящегося поля.
Путь до ближайшего отеля. Мимо замученной тётки с двумя сумками и двумя пакетами по одному комплекту в каждой руке. Замученной, всё же, не до конца: когда они поравнялись, то женщина приостановилась, застыла, застигнутая врасплох проникающим излучением, аномальным сполохом северного сияния поверх светового дня.
Невозмутимый администратор за стойкой. Такая же невозмутимая кровать.
Раздевание медленное, ещё медленней. Медленное соревнование это кто медленнее. Клавиши позвоночника. Кончики, подушечки пальцев прикасаются к клавишам. Неправда: только одна подушечка среднего пальца, тогда как два других справа и слева только теплятся от соседства. Накрывает первое прикосновение парящей над прохладной стремниной ладони Пальцы, ладони другого человека, необидно минуя доступные и парикмахеру волосы, освобождают, опоясывают виски, открывают и согревают затылок. Берут и не отпускают. Впервые проникновенность первого поцелуя Открывание, открытие.
Содрогание. Изберёт ли мим-сурдопереводчик способ рассказа про дрожь двух человек на морозе, либо предпочтёт показать непроизвольное вздрагивание от неожиданного громкого звука, от треска падающего дерева за спиной в обоих случаях получится непростительная примитивная ложь подстрочника. Прав будет тот переводчик, что не поддастся соблазну подстрочника и расскажет о резком, без разбега, прыжке в нисходящий поток водопада. Прыжке, длящемся внутри потока. Водопад Анхель подойдёт для этой цели более других.
Беспечные догонялки коротких вопросов и смеха Интрига наполненной дыханием тишины Время для засвидетельствованных улыбкой ответов и короткого отдыха
Вероятно, заснули они почти одновременно, без поясняющих слов тогда, когда четырёхугольник окна за тонкими шторами начинал подсвечиваться пунктуальным восточным постояльцем.
Стоило им заснуть, и последовал отсчёт по вертикали, неизменно вверх, перпендикулярно линиям на удаляющейся планете. По мере отдаления, сначала перестала быть различимой родинка на чьём-то плече. Далее, по очереди, теряются из виду подрагивающие ресницы и капелька пота на лбу, не имеющая сил скатиться на подушку. Не различимы ни живот, ни ягодицы. Ни природная смуглость, ни белизна фарфора. Ни мужчина, ни женщина. Нет уже ни стен, ни потолка. Наступает последний, короткий миг, когда можно скорее угадать, чем разглядеть отпущенную нитку раздвигающей город реки, сиреневой на рассвете.
Но две замкнутые в безупречном изумлении жемчужины остаются хорошо различимы на бархатно-угольной подложке ювелирного мироздания. Для жемчуга расстояние не главное. Так, в глазах, резко прикрытых после яркой вспышки, вызванной непредусмотрительно зажжённой в темноте спичкой, сама вспышка продолжает жить
Что происходит с Павлом Николаевичем Фоминым? Что это было, что будет?
Несмотря на разницу в возрасте (оказалось, что Анне тридцать пять) перламутровое знакомство устроилось для них при зеркальных обстоятельствах: огни прежних привязанностей погашены, а координаты утрачены; развеяны над непроходимой тайгой обязательства тех отношений. И уж дождь и ветер разнесли в эталонное никуда золу минувших любовей и склонностей.
2
Стоит лишь поддаться врождённому стремлению следовать от загадочной полуистины к увёртливой истине, и необходимости исторического расследования не избежать!
Из материалов следственного дела сразу следует вырезать подростковые грёзы, подстрекаемые распухшими половыми железами подобно тому, как корни весенней берёзы, не считаясь с потерями через топорную прореху в коре, мчат сок наверх, к почкам. В школьные годы Павел и ещё один мальчик, натуральный грузин, стали бриться первыми среди одноклассников. Снабжённый зримыми атрибутами мужественности на щеках и подбородке, Павел первым из класса был призван на срочную службу в армию. Первенство обусловлено не атрибутами, а возрастом поступления в школу. К тому же, он не поступил в учебное заведение, что давало бы отсрочку. В последний школьный год за всеми мыслимыми пределами его воображения будущий отказ намерениям жизнелюбивой и распалённой женщины с синими глазами морской сирены, которая недвусмысленно проявит своё желание, тонкая кисть которой уверенно пристроится и найдёт пристанище на бедре мужчины и В тот подростковый год у него отсутствует способность представить, что отказаться будет легко. И всего-навсего потому, что не хватило между ними чего-то «волшебного».
Больше года прошло с последней встречи Павла Фомина и Риты Горенко.
Важно для понимания именно нашего, современного Фомина, что связи скоротечные, секс одноразовый не про него. И дело не в каких-либо принципах, прописанных в библиотечных скрижалях; из тех, что заранее пошиты и подготовлены для демонстрации на нравственном подиуме. Дело не в «Принципе» с большой буквы, который покровительственно и многообещающе подмигивает вассалу всякий раз, когда тот пользуется зеркалом. Всё проще: он такой, никакой специальной заслуги здесь нет. Везунчик. Хотя маловероятно, что такое самоопределение приходило ему на ум.
Из армии Павел вернулся повзрослевшим. Многозначность этого частого слова роднит его с полной бессмыслицей, так как вызывает необходимость многосложного истолкования. Зато очень определённо у него оттаял осязаемый и конкретный интерес к жизни, прихваченный двумя рефрижераторными годами за забором воинской части, где-то ветшающим бетонным, где-то подгнивающим деревянным. Там, где заплатам было не за что уцепиться, просто натягивалась колючая проволока. Для большего подобия в картине не хватало вышек с часовыми.
Интерес к жизни побуждал к общению с бывшими одноклассниками. (Банально: если бы и те пролежали в морозилке меж двух календарных лет, то посредством оттайки потеря аннулируется, все акторы уравниваются!) Встречался не только со своими друзьями, вопреки прежнему избирательному делению младосверстников на друзей, врагов и пустоцвет. Последнее определение предтеча сленгового слова «овощ». (Ботанические ассоциации самомнение людей, склонных без достаточных оснований полагать превосходство животного мира над растительным и даже присваивать ему властный статус. Власть поверхностно убедительная, квазинеоспоримый вывод на основе наблюдения, что человек с топором способен срубить дерево.)
На одну из вечеринок у кого-то дома пришла Рита.
В стародавние школьные времена вожаком она не была, училась, мягко говоря, не блестяще, хоть была «крепка и быстра умом». Эти её качества востребовались не один раз в сложных школьных ситуациях: таких, как коллективный прогул или противостояние с классным руководителем. Скорее всего, в её семье будущее благополучие дочки виделось сквозь догму замужества, а не через колики примерной учёбы.
Если прежде она помнилась безальтернативно как невысокая девчонка, то сейчас, на этой вечеринке, у Павла возникла короткая запинка в подборе слов для описания: между «лилипутка» и «миниатюрная женщина». Быстрое сканирование отклонило первую, несправедливую ассоциацию, ибо от «лилипутка» расстояние в половину ногтя до «карлицы», с указанием не только на размер, но и на аномалию. У Риты же, от бюста, ясно прорисованного под тонкой трикотажной блузкой, до бёдер, также выделенных тонкими брючками, все пропорции соответствовали притязательным стандартам женской притягательности. Обыкновенность лица так и хочется сказать была подчёркнута. Такое иррациональное ощущение возникало, когда приглашённый Ритой зритель запутывался, терялся между широкими, слегка на выкате зелёными глазами за изгородью длинных подкрашенных ресниц и яркой помадой в облицовке губ. Губы иногда шевелились сами по себе, создавая впечатление текста и понуждая прислушиваться. В целом, от Риты исходило обманчивое ощущение безопасности, поэтому начинающий практикант в чтении по губам сочинял в голове свой собственный, выгодный для себя смысл послания. Тёмные волосы, ближе к чёрным, достигали плеч, что, как выяснилось позже, позволяло достаточно часто менять прически. Вольноопределяющийся психоаналитик способен усмотреть в частой смене причесок нестабильность и поиски себя, но всё прозаичней: Рита полагала, что так она посылает мужчинам сигнал о загадочности. Согласно распространённому в местах Ритиного обитанья женскому поверью, мужчина должен тотчас броситься на разгадку, как хищная рыба на сверкающую блесну. И действительно, смена причёсок надёжно стимулировала активную поклёвку, если мужчина находился в фазе жора, говоря рыбацким языком. Рита была не просто непоколебимым носителем подобных убеждений об эффективном обращении с мужчинами, но и охотно их распространяла для своих подруг, приятельниц и соседок, когда заходил разговор о нюансах приватной жизни.