Тебе идёт.
Я замечаю у своей ноги разноцветные камни резинки, которую десятью минутами ранее бросила в него. Он даже не удосужился убрать её отсюда. Кажется, ему совсем нет до этого дела. Удар головой о стойку лобового стекла на скорости сто тридцать километров в час не мог положительно сказаться на когнитивных функциях. Я поднимаю резинку и протягиваю ему. Он открывает окно и выкидывает её на мокрый асфальт парковки у здания ГИБДД, не отводя от меня взгляд. Это так символично.
Окей? спрашивает он.
Пристегнись, второй раз ты не переживёшь, неудачно шучу я и нажимаю на педаль газа.
Аня, а ты ездила за рулём его машины? Уверена, что нет.
Тёплый майский вечер. Мы едем отмечать появление на свет ужасающей розовой карточки. Я еду просто напиться, чтобы потерять память. На мне длинное платье, послушно повторяющее контуры моего тела тонкой вискозой. Высокие вырезы по ногам и утягивающий плотный корсет-пояс на талии, на котором, как мне кажется, держатся последние нотки моего самообладания и надежды на счастливое будущее вместе с Димой. Чёрные босоножки с двумя тонкими ремешками. У меня распущены волосы. Смоки айс. Это всё.
На нём тёмно-синие джинсы Calvin Klein и чёрная толстовка с надписью DSQUARED2.
Мы выглядим как плохие люди. Между нами чёрная дыра.
Мы подъезжаем прямо к входу ночного клуба А2. Дима выходит из чёрной блестящей, злобно прищуренной BMW, медленно обходит её, открывает мою дверь и протягивает руку.
Толпа тусовщиков, стоящих в очереди на унизительную проверку соответствия своих внешних параметров самопровозглашённому статусу этого заведения, смотрит на нас.
Мы кадр из фильма. Фильма ужасов. С элементами драмы. Чёрной комедии. Порно. Артхауса. В этом фильме не будет хеппи-энда. Я вас предупредила, не говорите потом, что надеялись на него. Дима пропускает меня вперёд, мы проходим сквозь толпу, он держит меня за локоть. Охранник протягивает ему руку.
Ночные клубы притягательны тем, что в них музыка орёт громче мыслей. Я заказала ром. Диме я заказала апельсиновый сок. Это такой вид психологического насилия. Апельсиновый сок это пассивная агрессия. Только в контексте наших отношений.
Дима, ты не пьёшь? спрашивает размалёванная девица из компании, в которой мы оказались.
Я отвечаю за Диму:
Он предпочитает тяжёлые наркотики.
Дима улыбается. Я нет. Девица улыбается лишь уголками губ в лёгком недоумении, не зная, как реагировать.
Да я шучу. Его психиатр советует воздерживаться от алкоголя.
Дима закрывает лицо рукой. У девицы больше нет вопросов к моему парню. Мы с ним были бы прекрасной парой, если бы однажды он не захотел меня убить. А я его.
По отработанной нами схеме Дима сидит за столиком и смотрит на меня, а я танцую рядом и смотрю на него. Сеанс телепатической связи.
В нашу последнюю совместную вечеринку за несколько дней до аварии Дима, как и сейчас, сидел за столом. Я танцевала и смотрела в его чёрные глаза. Он смотрел на меня с обожанием и чувством вины за ту ночь, после которой синяки на моих коленях ещё не до конца прошли. Я не знаю, что больше сводило меня с ума: его виноватый взгляд, моя любовь к нему, моя ненависть или неистовое желание мести. Никого больше не существовало. Только я, он и неадекватный парень, решивший нарушить наш сеанс телепатической связи. Парень схватил меня за предплечье, приглашая таким образом потанцевать вместе. Я знала, чем это закончится. Я отстранила его рукой и сказала:
Быстро уходи отсюда!
Этот парень из тех моральных уродов, которые шутят, что если женщина сказала «нет», это значит «да». Он приближался ещё ближе. Я с опаской повернулась в сторону Димы. Он был уже рядом.
Я предупреждала.
Я из тех женщин, чьё «нет» это «нет».
Я из тех женщин, которым не дают шанса объяснить это словами.
Я из тех женщин, чьи плохие парни разбивают костяшки своих рук о лица парней, которые шутят, что если женщина сказала «нет», это значит «да».
Я предупреждала.
Не знаю, помнит ли Дима тот случай. В его взгляде больше нет вины.
Диджей включает песню Krec «Нежность» и объявляет белый танец. Это когда девушки набираются смелости и приглашают танцевать парней, которые не осмелились пригласить первых. Ну или не хотели. Мне всегда было интересно посмотреть на лицо девушки, которой отказали в танце. Парней таких много, я сама не одну тысячу раз выставляла ладонь, как знак «стоп», но девушек таких я не встречала. Думаю, что в таком случае девушка имеет моральное право на убийство. Такой позор.
Диджей говорит:
Дорогие, прекрасные наши девушки. Иногда мы любим вашу инициативу. Пусть каждая из вас сейчас подойдёт к тому, кто нравится, или, возможно, к тому, кого вы уже любите. Будьте смелее!
Я протягиваю руку тому парню, который мне нравится. Возможно, я его люблю. Точно люблю. Ровным счётом так же как и ненавижу. Он прекрасен и ужасен одновременно. Это невыносимо. Невыносимо помнить то, что помню я. Невыносимо видеть его освобождённым от этих воспоминаний. Это просто несправедливо! Он улыбается и встаёт мне навстречу.
Твоя нежность меня пленила с первых минут,
Окутала навсегда!
Он кладёт свои руки мне на талию, я обнимаю его за шею. Мои красные глаза в облачении графитовых теней. Мы кадр из душераздирающей драмы. Наша любовь не предполагала других амплуа. Начиная с той дьявольской ночи, когда он всадил нож мне в сердце.
Почему ты бросила меня?
Где ты была эти дни? Где твоё алиби?
Между нами чёрная дыра. Пропасть. Бездна. Я начинаю подозревать, что причина пропасти между нами не посттравматическая амнезия, а его нежелание помнить. Амнезия как способ начать всё заново. Стереть своё предательство. Я люблю его по-прежнему, так же сильно, как и до той ночи, когда он всадил мне нож в сердце. В машине на следующее утро, когда он приехал ко мне слишком быстро, потому что он ехал не из своего дома, мы совместно договорились этот нож не замечать, но я знала, что он знает, я знала, что он чувствует вину, я упивалась его виноватым выражением лица, его извиняющимся тоном, я купалась в его слабости, а сейчас
Ты просто ничего не хочешь помнить, Дима.
Помню смех,
Помню слёзы твои,
Пора принять, что он больше не хочет быть виноватым. Возможно, он не помнит. Возможно, он делает вид, что не помнит. Если первое, то будет очень жестоко напоминать ему об этом. Если второе Мой гнев и ненависть подступают к горлу, даже когда я просто думаю об этом. Я лелею свою обиду как долгожданного младенца.
Не хочу. Это обязательно? Можно просто начать всё сначала?
Звёзды таяли, а я тонул в глазах твоих,
И весь мир для нас двоих,
Дышал ожиданием встречи, плёл кокон,
И лишь твои ладони меня не били током*
Я улыбаюсь. Он больше не хочет лелеять моего долгожданного младенца. Я думала, что смогу остановиться, думала, что наполнилась этим пьянящим чувством власти над виновным, но дырявое ведро не наполнишь. Жертве всегда мало. Я вытащила нож из своей груди, и теперь там зияет дыра, через которую выливается всё, чем меня стараются наполнить.
Я бы очень хотела, правда. Но, видимо, нет.
Просил повторить, но время не остановить,
Прости, обещаю хранить
Остатки нашего с тобою прежнего,
Нежного бережно*1
Я смотрю на него и пытаюсь идентифицировать свои чувства.
Я хочу, чтобы он умер.
Я хочу, чтобы он жил вечность.
Мои чувства к Диме олицетворение аффективной амбивалентности. Влюбиться в него было актом самоповреждающего поведения.
Дима из прошлого заслуживает моей ненависти.
Дима из настоящего любви.
Есть женщины, виртуозно вворачивающие чувство вины своим мужчинам по самые гланды. Я предпочитаю другой способ излечения. Месть. Или детское «дать сдачи».
Я руководствуюсь принципом неадекватного ответа. Если, например, тебя сильно схватили за руку, оставив синяк, надо взять что потяжелее, например, стеклянный стакан и разбить о голову обидчика, оставив шрам над бровью как вечное напоминание.
Нарушение границ должно иметь жёсткие, порой неадекватные содеянному последствия, иначе это не твои границы, а просто пожелания, не требующие обязательного исполнения.
Я кладу голову на его плечо и закрываю глаза.
Я стою в закрытой кабинке туалета филиала ада. Достаю розовую таблетку из заднего кармана и спускаю её в унитаз. Затем я достаю пачку сигарет из сумки.
Мотаю головой, будто хочу вытряхнуть из неё пару отделов мозга и заказываю ещё одну порцию рома. Дима говорит:
Ты много пьёшь, поехали домой, он уводит меня, взяв за запястье.
Я и не хотела выходить из дома в этот день.
***
Если честно, я не лезла в их отношения, я громко хмыкнула, на что судья резко отреагировала, стукнув своим молотком и пригрозив мне удалением из зала суда. Но могу рассказать одну историю.
Я не хочу это слушать. Я не хочу это слушать. Я не хочу это слушать. Подношу своё левое запястье к носу и делаю глубокий вдох. По-моему, мне нужна помощь психотерапевта.
ГЛАВА 8
На следующее утро Дима везёт меня в институт. Я прогуляла уже четыре дня, решила, что нужно показаться. Я молча тыкаю кнопки в поисках какого-то музыкального сопровождения для нашего сериала «Ничто не забыто. Почти» Т9 на Love Radio. Это идеальный аккомпанемент к нашей драме. Делаю громче. Смотрю на Диму и кричу ему эту песню в лицо, только чтобы не дать ему сказать то, что он хочет сказать.
Вдох-выдох и мы опять играем в любимых
Дима делает тише:
На протяжении всего времени, что мы вместе, Лиза, меня не покидает ощущение, что я должен оправдываться и извиняться. Оправдываться и извиняться.
Он легонько бьёт тыльной стороной ладони по рулю каждый раз, когда произносит «оправдываться» и «извиняться». Я согласна с тем, что он именно должен оправдываться и извиняться. Он обязан это делать, да, я так действительно считаю. До конца своих дней.
Ловим сладкие грёзы на сказочных склонах
Ты спрашивал, почему я бросила тебя? Ты просто забыл, каким мудаком ты был! Я хотела, чтобы ты тогда умер. Вот как сильно я ненавидела тебя тогда, Дима. А ты просто ударился головой, сломал пару костей и забыл. Ну просто замечательно!
Пустой покинуть мир, забыть пустые лица
Я сознательно пытаюсь умалить серьёзность аварии. Удар пришёлся на сторону водителя, левый край капота был полностью вдавлен в салон. Когда я открыла глаза в машине после удара, я не смогла увидеть его из-за кусков искорёженного металла и надутых подушек безопасности. Я увидела только часть его неестественно сложенной правой руки.
Я не верю, что произношу эти слова. Я знаю, что было. Я звонила в больницу. Я узнавала у друзей. Они сдавали для него кровь. Я нет. В его правой руке установлен металлический штифт и сдерживающие винты можно легко нащупать под кожей. На его теле, от груди до пупка, белый тонкий шрам от разреза. Ему удалили разорванную селезёнку.
На его голове, под волосами, чувствуется след от удара о стойку. Тяжёлая закрытая черепно-мозговая травма, повлёкшая за собой генерализованную посттравматическую амнезию. Он две недели был в коме. У него есть степень инвалидности.
Иногда я заслуживаю, чтобы меня захотели убить.
Прости меня, Дима.
Я ненавижу тебя, Лиза.
Я делаю громче и кричу:
Жить без бед нельзя, да я и не хочу!
И если что случится, то ты прижмёшь к плечу,
Залечишь раны
Да? Серьёзно хотела, чтобы я умер?! Что ты такое говоришь, Лиза?
Дима кричит, не сбавляя громкости. Думаю, слышать такое не самое приятное. Но и нестись с оторванным от реальности галлюцинирующим придурком на скорости сто тридцать километров в час тоже так себе удовольствие, знаете ли. Я несу свою жертву как олимпийский огонь. Я лелею свои обиды как долгожданного младенца. Я знаю, что так жить нельзя. Я не знаю, как это прекратить.
Цилиндры его BMW взвывают. Он смотрит на меня дольше, чем кажется безопасным. Он не смотрит на дорогу. Самоповреждающее поведение. Это игра, в которую он снова меня втягивает. Он не помнит, что я не проиграю. Аня завизжала бы, хватаясь за свои чёрные волосы из рекламы Head&Shoulders, завязанные уродской резинкой в конский хвост. Потому что она омега. Я не произнесу и звука. Мне приходится утверждать свои границы заново. Мне приходится рассказывать ему историю о себе заново. Я хотела избавиться от этого, в итоге я попалась в эту ловушку снова. Я ненавижу историю о себе.
Пройдёт боль, и счастье утопит меня.
Счастье быть с тобой, только тебя любя2
Давай закончим это прямо сейчас, я беру его за руку. Мне с тобой ничего не страшно. Даже если ты меня убьёшь. Однажды ты это почти уже сделал.
Дима сбрасывает скорость. В его глазах больше нет тьмы. Он старается начать всё с чистого листа. Тот придурок погиб в синей BMW на набережной, как я и хотела. Проблема в том, что я любила того придурка. Он был поставщиком моих страдательных коктейлей.
Не можешь? Вы все одинаковые, не можете закончить начатое! Я ненавижу тебя!
Внутривидовая агрессия. Аутоагрессия. Вторичная выгода жертвы. Любовь.
Дима останавливается, и я выхожу из машины. Он открыл пассажирское окно и едет рядом со мной.
Лиза, сядь в машину! О чём ты вообще говоришь?!
Дежавю. Это больше не работает.
Я сворачиваю во двор между домами, чтобы избавиться от него. Избавиться от него. Избавиться от него. Я избавилась от него девятнадцать месяцев назад, пока его мозг не смог восстановить цепочку из событий и людей, предшествующую повреждению коры головного мозга. Но он до сих пор не смог выстроить из этих хронологических цепочек причинно-следственную. Любая случайность это закономерность, если рассматривать её в глобальном масштабе. Любая случайность это часть статистики. Если на дороги города выехало сто машин, то три из них попадут в аварию. Для трёх конкретных неудачников эти происшествия случайность. Для управления ГИБДД это закономерная статистика. Когда астероид покинул свою орбиту, то динозавров уже можно было считать вымершими. Когда Дима послал мне воздушный поцелуй, несколько жизней уже были потеряны.
Вечером того же дня я вернулась в ад. Я снова стою на краю танцпола и жизней в ужасном филиале ада, который забирает души. Я пью виски с колой. На мне чёрный кроп-топ с имитацией лифа из плотной курточной ткани и объёмная юбка из той же ткани, нашитая на обтягивающий трикотажный подъюбник и выглядит будто держится на весу. Как и моё моральное равновесие. Я не выгляжу хорошей девочкой. Я снова курю.
Не ожидал тебя здесь увидеть, ко мне подходит Серёжа.
А у тебя ничего в жизни не меняется, да? грубо отвечаю я.
Он не рассказывал обо мне Диме. Не напомнил о моём существовании. Будто меня никогда и не было. Все его друзья хотели бы забыть меня. Я нарушила их идиллию.
Я ненавижу тебя, Серёжа.
Я допиваю свой виски и иду к бару, где стоят парни с нарушенным обратным нейрональным захватом. Один из них оплачивает мою следующую порцию анестезии. Серёжа достаёт телефон и пишет. Я вырываю телефон из его рук:
Тебе нравится быть его шестёркой? Пошли лучше танцевать.
Я обнимаю его за шею и пою вместе с Рианной. Знаю, что он расскажет это Диме.
Будто я нахожусь в рехабе,
Детка, ты моя болезнь
Он отталкивает меня и вырывает телефон. Я знаю, что он уже написал Диме.
Боишься его? я пафосно смеюсь, пытаясь вызвать в нём хоть какое-то сопротивление своей роли омеги. Но его всё устраивает. Не все омеги хотят стать альфой.
Я выпиваю следующую порцию виски, отдаю пустой стакан Серёже и теряюсь в толпе оболочек, чьи души уже забрал дьявол. У меня сегодня карт-бланш на самоуничтожение. Алкоголь и наркотики это виды самоповреждающего поведения. Я танцую с закрытыми глазами и поднятыми наверх руками в толпе бездушных оболочек. У каждого из этих людей, наверное, была веская причина, чтобы уйти от этой реальности, расплатившись за это своей жизнью.