Скажи мне, вдруг произнес Токемада, когда, поблагодарив хозяев за ужин, гости уже поднялись из-за стола, как согласуется твоя доктрина чистой совести и ненападения с тем, что ты пришёл сюда на поединок со мною? Думаю, ты и сам понимаешь, что уж завтра ты от меня трактатами не отобьешься и дуэль будет ни на жизнь, а на смерть?
Хороший вопрос, Нисан смотрел в глаза самураю всё также светло и спокойно. А ответ таков: я не собираюсь убивать тебя ни завтра, ни послезавтра, ни от всей души надеюсь когда-либо в будущем.
Токемада застыл на месте.
Потом медленно произнёс:
Так Я думал, Китай выставил бойца
Видно было, что японец еле сдерживается, когда он повернулся к хозяину дома.
Почтенный Ошоби, не смеялись ли вы над честью самурая Шогана, когда представляли нас друг другу? Я самурай высшего ранга, и мне не пристало обнажать меч против поединщика ниже меня уровнем профессионализма и достоинства!
Самурай Токемада, спокойно и жестко ответил старый Ошоби, если у тебя возникли сомнения в моей чести и чести моего клана, я к твоим услугам в любое время дня и ночи и надеюсь, не разочарую тебя. Что же касается Нисана, то имя и достоинство его известны Шогану, который и утверждал твою кандидатуру на этот поединок. Вот грамота Шогана, читай. А это китайская грамота с печатью императора Китая.
С минуту Токемада напряженно смотрел в развернутый свиток. Потом медленно свернул его, приложил ко лбу и губам место печати Шогана.
Поднял глаза на Нисана.
На Ошоби.
И поклонился.
Прошу простить меня, с усилием произнес самурай.
Я принимаю твои извинения, ровно ответил Нисан. Не волнуйся, моё искусство не разочарует тебя. Мы здесь не для того, чтобы убивать, а чтобы выяснить, чей стиль совершеннее, не так ли? Признаешь ли ты поражение, если я не дам тебе убить себя и оставлю тебя в живых?
Я буду драться с тобой до смерти. Я вернусь домой победителем или умру! стиснув зубы, ответил самурай.
Спокойной ночи, Нисан поклонился хозяевам и, не оглядываясь, вышел на террасу.
***
Нази взяла два маленьких ночника и проводила гостей в приготовленные для них комнаты. Когда она вернулась, отец по-прежнему сидел за столом, неподвижно и тяжело глядя на свои сцепленные в замок руки, лежащие на краю стола.
Девушка стала собирать и уносить тарелки, стараясь действовать бесшумно и не потревожить дум отца. Постепенно и она глубоко ушла в свои мысли, лицо её успокоилось и просветлело, тень беды растворилась на нём без следа. Поднявший глаза Ошоби заметил эту перемену в дочери, удивленно поглядывал на неё, потом позвал по имени.
Нази, я знаю твои мысли сейчас.
Да, негромко ответила девушка. Они немудрены. Но это просто какое-то чудо!.. И он совсем не похож на буддийского монаха
Нисан вовсе не буддийский монах, спокойно произнёс Ошоби. Он принадлежит к Ордену Танцующих Монахов, основатель которого Аподисава Шри Кай Ши выходец с севера Индии, странствовавший по всему Востоку неприметным скитальцем с зоркими глазами и сердцем. Учитель Аподисава уже в престарелые годы обосновался в монастыре Кай Ши Нунь с небольшой группой своих учеников и стал вести особо аскетический образ жизни. Говорили, что после его смерти ученики полгода не прикасались к телу учителя, думая, что он находится в медитации. «Танцующие монахи» видят мир как прекраснейшее и гармоничное творение Высшего Бога и ставят целью привести человека в состояние гармонии с собой и окружающим миром. В отличие от буддизма, не признающего ни Бога, ни гармонии, ни самого мира и стремящегося погасить и человеческую искорку в этом мире, «танцующие монахи» любят жизнь и верят в её бесконечное и прекрасное продолжение после физической смерти, а саму смерть считают переходом человеческой души в какую-либо иную форму и состояние, близкие по гармоничности состоянию души при жизни.
Тогда я знаю, чем будет душа Нисана в пакибытии, засмеялась Нази. Он будет солнечным лучиком, чтобы будить нас с вами по утрам, если мы проспим Нет, я серьёзно говорю это, отец! Знаете ли вы, что он сотворил сегодня чудо?
Закончив свой рассказ, девушка добавила:
Я не знаю, откуда он черпает такую силу проникновения в человеческие души и как удается ему лечить их одним неведомым прикосновением, но без его помощи мне пришлось бы сегодня очень трудно. Иногда мне казалось, что Нисан просто поддерживает нас с вами под локоть и говорит то, что хотели бы сказать мы
Да? нахмурился Ошоби. Тебе это тоже показалось?
Он покачал головой и вдруг развел сведенные было брови, вздохнул.
Что ж, это большая честь для нас получить приязнь «танцующего монаха». А имя Нисана хорошо известно в кругах высоких знатоков боевых искусств. Недаром Шоган, услышав имя поединщика, которого выставил Китай, нимало не колеблясь, тут же назначил бойцом за честь Японии своего лучшего самурая.
Признаться, я удивилась, что китайцы в этот раз выставили не бойца Шаолиня.
Не каждое столетие рождается Великий Воин, Нази! Мастера Шаолиня признаны во всем мире, но и я не нахожу сейчас в стенах его бойца сильнее Нисана. Хотя стиль его не кун-фу точнее, не совсем кун-фу
Вот как?! изумилась девушка. Но что?
«Танцующего монаха» надо видеть в бою. Поверь мне, ты не забудешь этого зрелища никогда. Само по себе чудо уже то, что мы, смертные, иногда видим этих небожителей, улыбнулся Ошоби.
Они посмотрели друг на друга и неожиданно оба поняли, что говорят совсем не о том, что вызывает такую боль в душе.
Ошоби вновь помрачнел.
Они долго молчали, слушая, как поёт где-то в щели одинокий сверчок. Ночной ветер из незакрытого окна мягко покачивал лепестки ветки сакуры на столе.
Это будет страшный поединок, девочка моя, наконец глухо произнёс Ошоби. Боюсь, как бы не поколебались основы мироздания в этой дуэли. Никогда ещё не сходились в бою такие разнородные стихии. Китайцы выставили «Носителя духа», потому что хорошо знают, каких бойцов культивирует при своём дворе сегодняшний Шоган. Меня ничуть не удивило, в каком шоковом состоянии оказался самурай Токемада, распознав до конца своего соперника. Не познал рассудком да и никогда не познает! а душа содрогнулась! И ещё как!! Он желал бы видеть против себя головореза Мунчхона, а нашел
своего отца Сёбуро, тихо закончила Нази. Отец! горько воскликнула она. Не судите его строго! Ведь он не виноват в том, что
что из него сделали монстра?! гневно воскликнул, уже не сдерживаясь, Ошоби. Нет, Нази! Нисан сказал ему в глаза, что за каждый свой шаг и выбор человек должен отвечать! Сёбуро рос в той же среде, но сделать из него машину для убийства не удалось никому! Шоган так и не смог простить ему наличие живой души и живой совести, успешно перенеся вытаптывающий сапог на его сына!.. О, небо! что это будет за поединок! Вся мощь сокрушительной фанатичной японской агрессивности рухнет на этого светлого мальчика, и носителем этой мощи будет сын Сёбуро Токемады! До какого дня я дожил!
Отец!.. Но, быть может, дух Сёбуро ещё проснётся, и когда-нибудь
Нет, вдруг совершенно спокойно и твёрдо произнёс старый Ошоби. Так человек, полностью смирившийся с неизбежным, берёт себя в руки после редких болевых всплесков. Нет, девочка моя. Не лелей напрасные мечты. Чудес не будет. Сёбуро мёртв. Не ты ли говорила мне вчера об этом?
Он подошёл и поднял её за плечи.
Оставь посуду слугам. Иди и отдохни перед нелёгким днём. Помни только твёрдо одно: мы Независимые Свидетели не имеем права давать волю эмоциям и пристрастиям в течение поединков, какой бы ход не принял бой. Эти поединки не наши, и мы даже не судьи. Мы только чёткие беспристрастные свидетели, глаза, уши и память. Храни сердце от лишних ран. Ты поняла меня?
Да, отец. Спокойной ночи!
Спокойной ночи
***
Нази вышла на террасу, опоясывающую дом, медленно прошла по лунным квадратам и теням к своему любимому месту, где сад, омываемый широким мощным потоком, почти вплотную подступал к дому. Шумела в темноте чёрная пенящаяся вода, ветви деревьев роняли в неё хлопья цветочных лепестков.
«Хошипупозови его по имени»
Опершись на деревянные резные перила, девушка скорбно смотрела в заводь. Ночь обступила её душу мертвящим кольцом. Гасла надеждаУмирал умер дух высокой чести самурайства
«Великие неприятности ждут тебя, если ты позовёшь его по имени»
Умер дух Сёбуро Токемады Для чего тогда жить?..
«Слёзы твои прольются дождём, тебе не сдержать их»
Негромкие шаги раздались в конце коридора, они медленно приближались. Не поворачивая головы, Нази пыталась угадать, кто это. Вдруг поняла и почувствовала, как горячо и сильно забилось сердце.
Шаги замерли за её спиной.
Эти места действительно очень красивы, произнёс самурай Токемада. Они напоминают мне долину моего детства. Мне жаль, что я не знал об этом раньше. Я бы чаще бывал здесь.
Нази продолжала смотреть на струящийся поток. Потом негромко сказала:
Когда я была ещё ребёнком, каждый год ко Дню Любования Цветами мы с мамой и отцом делали из коры маленькие лодочки и устанавливали на них разноцветные фонарики. Когда наступали сумерки, все ребятишки округи спускали свои кораблики вниз по течению потока и загадывали вслед им заветные желания. Это было необычайно красиво и трепетно! Огоньки уплывали, и струящиеся отблески их ещё долго змеились по чёрной воде. Помню, в этот вечер в садах всегда нежно и печально звучала флейта
Самурай шагнул из темноты и встал рядом с девушкой, тоже положив на перила локти.
Мы тоже делали с мамой фонарики, только подвешивали их на бамбуковые трости. Если не было военных действий или особых поручений Шогана, отец обычно приезжал на День Любования в отпуск. Возле нашего дома тоже протекал широкий ручей, и отец устроил над ним навесной арочный мостик. Мы стояли с мамой в сумерках на этом гулком мостике с фонариками и ждали стука копыт по дороге. Иногда он мерещился мне: так сильно билось сердце
Он задумался и замолчал.
Так они и стояли ещё некоторое время неподвижно над чёрной струящейся лентой воды, и глянцевый атлас её, вихрясь и пенясь в ночи, не отражал в себе ничего.
***
Ранним утром, облачившись в ритуальные одежды клана Ошоби, Нази зашла в комнату отца. По сладковатому мареву ароматических благовоний, ещё наполнявшему собою воздух, она поняла, что отец уже совершил утренние молитвы. Сам Ошоби задумчиво сидел возле окна лицом к двери, поджидая дочь. Увидев её, улыбнулся и хотел было уже по традиции спросить, как прошла ночь, но, внимательнее приглядевшись промолчал и тоже посерьёзнел. Подошел, положил руки на плечи дочери, долго смотрел в её глаза. Потом благословил и повязал ей лоб узкой белой лентой с вышитым на ней иероглифом «Беспристрастность». От жертвенника, ещё курящегося тонкой струйкой благовонного дыма, принес меч с перевитой черной тесьмой рукоятью и узорчатой рапидой. Тускло сверкнули вороненые старинные ножны. Нази приняла оружие из отцовских рук, поцеловала и продела в перевязь.
Уже возле дверного проема девушка обернулась.
Позвольте мне задать вам один вопрос, отец. Я знаю, что вы никогда не пытались говорить с Матэ о его отце. Скажите мне почему?
Ошоби собранно глянул в её глаза:
Ты ошибаешься, Нази. Я пытался.
Мрачные тени каких-то воспоминаний скользнули по его лицу. Она не отрывала глаз, но старик сказал единственное:
У меня росла дочка. Я хотел, чтобы она жила.
Девушка опустила глаза. И тоже тихо, но требовательно добавила:
А потом?
Потом было уже поздно. Ты видела вчера сама. Матэ Токемада сын Шогана.
Она промолчала, медленно повернулась и пошла к двери.
Ошоби вышел следом.
Было ясное свежее утро. Первые лучи солнца пробились сквозь древесные заросли и засияли в миллиардах капелек росы.
Где они? негромко спросила Нази.
Молятся. Монах на полянке с той стороны дома. А самурай Ошоби махнул рукой вдоль террасы.
Нази обернулась, нашла глазами фигуру японца, вздрогнула и тревожно глянула на отца.
Тот хмуро и задумчиво смотрел в указанную сторону.
Сквозь резные перила террасы хорошо виден был весь поток, сейчас яркоцветный, живой, с пятнистыми камешками на мелководье. По течению его искусственной преградой был устроен водопад, и почти сразу же в месте падения воды русло делало резкий изгиб. Феерия радужных брызг стеною висела в воздухе, усыпала водяной дробью несколько широких плоских плит, всегда чёрных от влаги, и пышные подушки ярко-зелёного мха. Дивной красоты уголок этот был творением мастерских рук хозяина дома, и именно на этих каменных матах так любил по утрам медитировать в дни своего гостевания в доме Ошоби самурай Сёбуро Токемада
Сейчас один из камней был занят Матэ. Весь в белом сегодня, с закрытыми глазами, в позе сэйдза (сидя на коленях и пятках, руки на середине бёдер). И расслаблен, и собран одновременно; видно, как хлещет по его корпусу жёсткая водяная пыль.
Нази огорчила мрачность отца, не отрывавшего сосредоточенного взгляда от фигуры молодого самурая, словно тот занял неподобающее ему место за гостевым столом. Матэ не мог ни о чём знать, его выбор был абсолютно случаен! Но Нази не поняла, что именно эта случайность, инстинктивность выбора места для медитации так поразила старого Ошоби
Он вздохнул и отвел глаза. С левой стороны террасы уже слышались лёгкие шаги Нисана. Они обменялись поклонами и приветствиями. Китаец был всё также светел и улыбчив, но в глазах его уже не было ни тени вчерашней беззаботности, они стали твёрдыми, быстрыми, собранными глазами бойца.
От изумления Нази невольно поклонилась ему ниже обычного.
Самурай уже стоял с другой стороны от хозяев. Волосы его искрились миллиардами мельчайших водяных пылинок. Капельки дрожали и на лице, руках, мечах. Его словно совсем не беспокоило, что вся одежда на нём пропитана влагой. Глаза, поднятые на Нисана после традиционного поклона, казались отражением глаз китайца, в них те же зоркая твёрдость и сосредоточенность. Вообще поединщики, казалось, видели сейчас только друг друга, какие-то незримые нити протянулись между ними, они жадно ловили взгляды друг друга и отвечали словно друг другу; так жених и невеста нетерпеливо ждут окончания суеты брачного пира, чтобы остаться наконец наедине для самого важного в их жизни.
Отец и дочь тоже почувствовали это. Старик коротко кивнул. Нази поклонилась ему и первая шагнула с террасы, ведя за собой бойцов к месту поединка их славы или гибели.
***
Всякий раз, проходя этим путём через сад, затем девственный предгорный лес, затем редколесье побережья чувствовала Нази странную иррациональность происходящего. Так естественно было всё вокруг: колышущиеся под тёплым душистым ветром листья и травы, золотистая рябь солнечных пятен на каменистой узкой тропинке под её легко ступающими ногами, стремительно порхающие перед самым лицом непуганые лесные птицы, звонкие переливы пения которых так радовали слух, всё жило вокруг и ликовало от счастья жить, а она вела на кровавый смертельный поединок двух сильных красивых молодых мужчин, для чего? во имя чего?.. Там, у самого побережья, гравиевые и гальковые холмы покрывают собой тех, кто так же шёл этим путём год, два, десять назад. Кто помнит о них? Кому дороги их имена?..
Только она и отец приходят иногда к этим могилам, к столбикам с иероглифами имён, жгут ладан в маленькой часовне среди скал.