Внизу раздаётся шум.
Скат пришёл, поясняет Ёршик.
А он Нура теряет слова и гребень. Поднимает брови, надеясь, что младший из братьев догадается, о чём она хочет спросить.
Не бойся. Он не злой. Резкий иногда, но без него мы бы загнулись.
Он старший?
Они с Сомом это самое ну, ровесники. Но Сом главный. Он нас собрал. И Крепость для нас отвоевал. И вообще умный.
В голосе звучит уважение с толикой гордости: так мог бы говорить младший брат о старшем, связывай их кровная нить. Нет ничего важнее крови так говорят кочевники. Нет ничего больше семьи.
Без семьи ты никто тахи-май, «отрезанный палец».
Именно так чувствует себя Нура. Стоило ли выходить живой из шторма, чтобы остаться одной?
Она делает вдох и прячет под ворот платья алую жемчужину всё, что связывает её с прошлым и будущим, по словам ведьмы те-макуту.
Приглушённые голоса становятся громче. Что-то грохает. Нура замирает, обращаясь в слух.
То есть просто взял и привёл?
Да погоди ты.
Ёршик нашёл её, эту Никсу.
И что?! Вы теперь всех без разбору в Крепость тащите? Пустое место глаза мозолит?
Сядь. Одно слово, брошенное Сомом, звучит как приказ.
Ёршик перегибается через перила, машет ей рукой, а затем скатывается вниз. Нура осторожно нащупывает ступеньки босыми ступнями. Сквозняк целует лодыжки.
Нура, зовёт Сом, войди, пожалуйста.
Она перебрасывает за плечо недоплетённую косу и оправляет подол юбки. Ещё недавно ей в голову не могло прийти, что станет подстраиваться под чужие нормы, а вот же «Мир говорит нам, голос Сатофи призрачен и тих, иногда медленно и по слогам, а иногда кричит что есть мочи. Советует или приказывает. Мудрый прислушается».
В кухне ждут четверо.
Взгляд, встречающий Нуру, полон гнева. Отчуждения. Открытой неприязни. Скат сидит у окна, скрестив на груди руки. Он одет в чёрное: капюшон куртки и впрямь напоминает по форме морского ската, обнявшего плечи плавниками. Угольные волосы собраны в хвост на затылке. Запястья украшают широкие плетёные браслеты, а шею с левой стороны чернильный рисунок. В ухе поблескивает медная серьга. Смуглая кожа немногим светлее, чем у Нуры выделяет его среди братьев. На сведённых от недовольства скулах ходят желваки.
Скат молчит.
Нура дышит глубоко. Сатофи говорил, у богатых имперцев есть особые клетки аквариумы, в которых они держат редких рыб, чтобы наблюдать за ними через стекло. Быть такой рыбой она не собирается.
Кауа э'тиро, произносит она отчётливо.
«Не смотри на меня».
Нура и сама не знает, почему переходит на родной язык, но Скат неожиданно легко отвечает:
Ахау ма.
Только оседлые та-мери с восточных островов так выговаривают гласные.
«Заставь меня». Без вызова или насмешки, но во взгляде тлеют угли. Его лицо меняется, когда Скат замечает подвеску на шее Нуры. Долго, очень долго он не может оторвать взгляд от жемчужины.
Карп присвистывает. Он единственный из братьев стоит, оперевшись локтем о притолоку, и покусывает щепку, которую от изумления роняет изо рта.
Так это вы, ребят, теперь без нас чирикать можете? Требую перевода немедленно! Он поднимает руку. Кто ещё?
Шутника не поддерживают. Горчак сосредоточенно вытирает стакан, Ёршик усаживается прямо на полу, на подстеленной ветоши, не встревая, в ожидании, что решат старшие.
Сидящий во главе стола Сом подаётся вперёд.
Повтори, что сказал. На имперском.
Лицо Ската не меняется.
Рад знакомству, говорю.
Глава братства переводит взгляд на Нуру. Она, чуть помедлив, кивает:
Всё так.
Карп хлопает в ладоши.
Ну, раз так!.. Он широким жестом двигает табурет. Прошу к столу, мона. Жрать, правда, нечего, мы разлили Сомову похлёбку, пока тащили котёл. Скажу в оправдание: это Малой виноват.
А чего сразу я?!
А кто под ноги лез?
Подтверждаю, вставляет Горчак.
Замолчите. Сом устало трёт глаза. Мы ещё не проголосовали.
Карп фыркает:
А надо? Всё ж и так понятно.
Наш друг решил за всех, холодно чеканит Скат. Они с Карпом сейчас напоминают вспыхнувший огонь и острый лёд, о края которого можно порезаться при неосторожном касании, две противоположности.
Каждый решает за себя, говорит Сом, и каждый будет услышан. Это правило, на котором держится Братство. Давайте не будем наступать друг другу на горло. Высказывайтесь по очереди. Он переводит взгляд на Нуру. Не стой, мы не в суде. Никто из нас тебе не угрожает, но для начала Мы хотим услышать твою историю. Справедливо?
Да.
Она садится на табурет, придвинутый Карпом. Тонкие пальцы бегут по складкам на подоле, расправляя ткань. Пятеро чужаков кажутся такими разными: кто-то глядит на неё испытывающе, кто-то с любопытством или сочувствием, как маленький Ёршик. Он почему-то вызывает самое тёплое чувство не только из-за возраста.
«Это я тебя нашёл!»
Был шторм. Тайо'не, «большие волны», начинает она, подбирая слова. Заплатить историей меньшее, что она может, и всё же описать правду можно по-разному. Скажи трём людям слово «вода»: один представит дождь, другой зеркальный пруд со звёздами кувшинок, а третий морской прибой. Кто из них прав?.. Вы знаете про остров Первого Огня?
Братья обмениваются взглядами. Скат поясняет:
Хвост Цепи. Туда не добрались первые колонисты из-за Хвори, а для та-мери это что-то вроде святыни, они проходят посвящение у подножия вулкана.
Но это же бред, Горчак усмехается. Слишком далеко, чтобы её выбросило здесь. Любой бы утонул.
Продолжай.
Сом делает жест, чтобы другие не перебивали, но Нура отвлекается сама:
Я могу спросить?
Смотря что.
Ты полукровка? Она смотрит на Ската, не моргая. Я хочу понять, откуда ты знаешь наш язык. Ведь если ты связан с племенем
Что? Карие глаза хищно щурятся. Договаривай.
Нет, она зря спросила. Свой не отнесётся к ней враждебно. Все та-мери семья, нет ничего важнее.
Может, ты показал бы мне дорогу отвёл к ним, заканчивает Нура севшим голосом.
Скат хмыкает и набрасывает капюшон.
Найди себе другое платье.
Он бросает на стол позолоченный кругляш должно быть, медальон, состоящий из двух половинок и несколько медных холов, обращаясь к Сому:
Улов за сегодня невелик. Я голосую против. Играйте в рассветных братьев. Я буду у Маяка до завтра, разведаю обстановку дам знать.
Тяжёлый взгляд Сома.
Выйдем на пару слов.
Вместе со сквозняком в Крепость рвётся запах соли и жухлой травы. Хлопает дверь. Снаружи окончательно стемнело, и Скат растворяется в ночи.
Интересно, что он сказал Сому напоследок?..
Ну и ладно, Карп оттягивает воротник, глотнём свежего воздуха, а то что-то душно стало. Он не из ваших, Веснушка, не переживай. Родом из солнечной Талифы, города Янтарных Песков, тысячи колодцев, портовых дев и щипачей. Язык выучил, таскаясь за хозяином: тот мотался по свету в поисках сокровищ научных открытий, как он врал имперским газетам. На тамерийскую культуру ему было сра сразу и решительно всё равно, делая вид, что поперхнулся, Карп кашляет в кулак. История умалчивает, сколько храмов они разграбили к югу от Ядра, но помер хозяин от лихорадки, когда наш друже был слегка постарше Ёршика. Так всё было, камрад?
Примерно, отзывает Сом. У него нет связи с племенами. И, если по-честному, ни у кого из нас нет связей. Любых. Из-за карантина Клиф отрезан от Ядра то есть «главных» островов, я говорил об этом по пути.
Я не очень понимаю Нура пытается сладить с потоком услышанного, но истощённое тело противится. Она будто стоит у подножия водопада, и струи бьют по макушке не переставая.
Горчак вдруг поднимается с места, наливает в протёртый до скрипа стакан воду и протягивает Нуре.
Карантин это когда болеют. Все. Или многие, поясняет он. Власти запирают ворота, охраняют входы и выходы, порт не принимает корабли, а жители сидят по домам. Во Внутреннем круге спокойно, хотя богатеи жалуются на то, что теряют деньги из-за вставшей торговли. Бедняки из Внешнего круга голодают. Мародёры наживаются как могут. Жулики продают «лекарство» тем, кто верит. Монахи из Удела Боли молятся и бьют в колокол через двенадцать часов голова от них пухнет. Короче, хаос и разруха.
Хио ма, шепчет Нура, мне жаль. Я совсем не понимаю ваших порядков, но болезнь всегда горе.
Она замечает, как Ёршик поднимается и выходит за дверь. Сом передаёт ему свёрток, извлечённый из кармана. Что под тряпицей не разобрать.
Нура чувствует себя подспудно виноватой, но никак не может понять, за что именно. Будто своим появлением в Крепости она вскрыла рану, и оттуда хлынул гной. Может, не стоит расспрашивать сегодня: всё нужное придёт со временем.
Да, говорит Сом, и всякий переживает горе по-разному. Не обижайся на Малого, он устал. Но хочет, чтобы ты осталась. Закончи историю, чтобы мы могли принять решение. Остальное завтра. Всем нужно отдохнуть.
Мне не на что обижаться, она качает головой, я здесь лишняя Я понимаю это. Если бы в племени оказался чужак, Сатофи захотел бы услышать его историю, прежде чем выделить место на плоту.
Это ваш старейшина?
Да.
Он научил тебя языку? Ты говоришь почти без ошибок, хоть и с акцентом.
Нура кивает.
Всему, что я знаю. Он самый мудрый из людей. Хотите верьте, хотите нет она поводит плечами, настраиваясь на рассказ. Он предупреждал меня в день испытания, что ничему нельзя верить. Река, бегущая через остров Первого Огня, соединяет два мира: наш и реин-ги там обитают демоны и духи. Я она спотыкается, хмурит брови, пытаясь восстановить по кусочкам свой путь, но воспоминание ускользает, как сон поутру. Я прошла через лес и встретила те-макуту, это ведьма, которая знает судьбы всех живущих. Она сказала мне что-то А после Нура сминает платье на коленях. Земля дрогнула. Волны окатили берег, и с неба попадал огонь.
Голос дрожит. Ей было страшно, очень страшно не за себя, а за других, ведь она находится здесь, хоть и кажется, что первая душа Нуры осталась на острове
Я не помню после. Не знаю, что стало с другими и где сейчас Плавучий Дом.
Она даже в мыслях боится признать: их больше нет. Смешливых Джары и Ситы, красавицы Санаи, талантливых мастеров и сказочников, навигаторов и охотников за жемчугом И Сатофи больше нет.
Он часто повторял, что в человеке заключён мир необъятный, как море до самого дна. Для Нуры он был таким миром.
Тебе повезло, Горчак голосует первым. То, что выжила, похоже на чудо. Я «за».
Он хлопает рукой по столу. Следом ложится ладонь Карпа широкая, с несколькими шрамами на тыльной стороне: они тянутся багровыми полосами от костяшек до самого запястья.
Вот это разговор, моны! Братство прекрасных дев в беде не бросает! Он залпом осушает кружку. Добро пожаловать, Веснушка. А впрочем, необязательно брать прозвище, если не хочешь. Это я так
Всё равно будет Никсой.
И то верно.
Правда, без хвоста
Да и зачем бы он? С двумя симпатичными ножками куда как лучше.
Добро пожаловать, обрывает их Сом, поднимаясь из-за стола. Половину сказанного можешь пропускать мимо ушей. Что делать дальше, подумаем утром. А пока спи без страха. Если что-нибудь понадобится разбудишь. Дай мне руку.
Он шагает к Нуре и завязывает вокруг её запястья шнурок: никаких украшений, просто кусок бечевы и двойной крепкий узел.
Это символ Верёвочного Братства. Как я сказал, никто из нас тебе не угроза. В стенах Крепости ты под защитой.
Нура смотрит ему в лицо и опускает взгляд. Правда в том, что защиты нет. Нигде. Они сами сказали: город страдает от болезни, никто не покинет остров. Она заперта здесь.
Спасибо.
Там есть одна хитрость, идём покажу, голос Карпа звучит над головой, и, резко оборачиваясь, Нура сталкивается с ним в дверном проёме. Ничего! Ничего, подумаешь В тесноте, да не в обиде, как молвят на севере империи. Тебе надо ну, мыло там? Что ещё положено юным барышням? Умывальник и клозет за кухней. Чулан тоже, но туда лучше не заглядывай. Вообще никогда.
Слова сыплются градом и отскакивают. Усталость накатывает комом тошноты, и Нура послушно следует за ним снова на второй этаж. Стоит на пороге спальни, пока Карп двигает кровать, громыхая железной сеткой.
Вот так. Дуть не будет. Сколько раз заделывали щели, а всё одно И небо видно, если головой на восток повернуться он спохватывается и отходит, позволяя ей лечь.
Нура забирается под тонкое шерстяное одеяло как есть, в чужой одежде.
«Найди себе другое платье».
Она вздрагивает, вспоминая черноту Скатовых глаз.
Кажется, Карп что-то говорит и она отвечает односложно, невпопад. Тогда шутник выходит и, плотно затворяя дверь, возвращается к своим. Шаги, двери. Из коридора льётся жёлтый свет, но и он вскоре тает в грохоте гигантских волн, стоит только опустить ресницы
«Не открывай глаза».
Уже не голос Сатофи, но её собственный звучал в голове вместе с ударами крови. Нура мысленно тянулась к противоположному берегу и продолжала считать шаги.
Четыре, пять, шесть
Половина пути была пройдена, когда её позвали по имени.
Ну-ура-а, певуче и протяжно. Не женский голос и не мужской, не молодой и не старый. К нему тут же присоединился второй. Зажать уши она не могла: если отпустит канат, может оступиться. Воды реки не глубоки, но служат границей двух миров реин-ма и реин-ги. Она сама была канатом тонкой верёвкой, натянутой между царствами живых и мёртвых.
Семь, восемь
Оглянис-сь, шептал голос, твой ка-сеф далеко, не ищи его здес-сь.
Нога провалилась в пустоту, и Нура упала на колени, неловко подвернув лодыжку.
Где?.. вырвалось помимо воли. Где мне искать?
Голоса победно взвыли. Она нарушила наказ Сатофи: заговорила с духами, и те не отпустят её просто так.
От ржавых цепей раздалось над самым ухом.
до подземного храма.
Под водой и там, где кончается суша.
В чёрном сердце зреет яд: есть те, кто увидит, и те, кто закроет глаза.
Голосов стало больше, они сплетались в звенящий хор, и Нура, не выдержав, открыла глаза. У духов не было лиц. Только безглазые подобия, похожие на вылепленные из глины маски.
Я хочу увидеть! выкрикнула он прежде, чем осознала.
Сатофи говорил, что духи могут являться в разных обличьях. Они желают тебе добра, другие смерти. Но лишь те из них, у кого сильная воля, могут на время вырваться из цепкой хватки Маару, владычицы подземного царства, чтобы появиться в мире живых. Их грехи и благодетели давно взвешены, но остаётся что-то иное ниточка, отголосок прошлой памяти, не позволяющий обрести покой.
Они могут давать туманные пророчества, запутывать, но никогда лгать напрямую. Поэтому старейшина просил тринадцатую внучку быть осторожной: не задерживаться на мосту, не откликаться на зов, не принимать советов
Она не сдержала обещание.
Ка-сеф это то, изначальное, чего боялись все та-мери и втайне желали. Это человек, посланный судьбой, чья душа станет твоей наполовину. Одна из самых сложных вещей, которую не разумеют белые люди. На их язык слово переводится как «со-бытие́» существование вместе, неразрывно друг от друга. Ни время, ни расстояние не помеха для ка-сефа. Когда тебе больно ему больно тоже. Когда ты делаешь вдох он делает вдох, где бы ни находился в ту минуту и чем бы ни был занят.
Не всем даётся «половинчатая душа».
Обычно та-мери в день посвящения обретают ауму «верхний дух», способный к проявлению истины. Это может быть как душа предка, дающая защиту от будущих невзгод, так и зловредный дух, ищущий сосуд, чтобы творить злые дела: такие люди становятся убийцами, нарушителями законов, они переносят множество бед и после смерти ступают на тропу Махики самый страшный путь через земли Маару.
Очень редко твоим «спутником» становится другой живущий. Тогда у вас не четыре души на двоих, а две как слившиеся капли воды. По-другому Нура не умела объяснить: она не мудрая, как Сатофи, и не храбрая, как его сыновья.
Она не дышала, вглядываясь в безглазые лица.
Я не закрою глаза, тихо, но твёрдо.
Земля под ногами вздрогнула. Или ей показалось? Стоячие воды реки пришли в движение. До кожи Нуры дотронулись мёртвые руки: пальцы, щупальца, хоботы их прикосновения были неприятны, но не вызывали страха.