В отличие от коробок с туалетными принадлежностями и постельным бельем, снабженных аккуратными ярлыками, на которых было указано содержимое и место его назначения («кухонные полотенца»/ «кухня»), я не знала, куда деть коробку с обувью покойника, поэтому не подписала ее.
Я подумывала о гардеробной, одной из двух. Но сложить его вещи там это какая-то нездоровая идея.
Просто отнесите в гараж, ответила я.
Добро пожаловать в наш район! Наверное, я подпрыгнула, потому что мой новый сосед извинился: Простите, что напугал. Я живу напротив. Энди.
Он протянул руку, и я пожала ее.
Холли.
Вот черт. Я и не подумала, что скажу соседям. Я осмотрела его мешковатые джинсы и выцветшую футболку с AC/DC. Так здесь принято одеваться? Как будто косишь под рок-звезду? Я вдруг испугалась, что неправильно оценила район. Я думала, жители Калабасаса заносчивы и держатся обособленно. И что он вообще делает дома в разгар рабочего дня? У него что, работы нет?
Примите мои поздравления, дом великолепен. Мы мы с женой прошлись по нему, когда его выставили на продажу, радостно произнес безработный рокер, словно заявить, что он был у меня в спальне, для него в порядке вещей. Вы никогда раньше здесь не были?
У меня колотилось сердце. И как скоро он догадается, что я самозванка? Может, уже знает? Наверняка недоумевает, что в таком роскошном доме делает женщина, которая носит джинсы из дешевого универмага.
Спасибо, выдавила улыбку я.
И даже улыбка у меня фальшивая.
Издалека приехали? напирал он, и мое сердце забилось еще быстрее.
Он точно знает, что я с северной окраины, где стоят многоквартирные дома. Он просто хочет это услышать. Я уже его возненавидела.
Нет.
Как тебе такое, а? Учусь у дочери-подростка.
В общем, дайте знать, если что-то понадобится, бодро произнес он. Моя жена знает хорошие магазины поблизости.
Он подмигнул мне.
Я постаралась не огрызнуться в ответ. Я что, выгляжу как женщина, которая любит прошвырнуться по магазинам? Или которой необходимо пройтись по магазинам? Скорее, последнее.
Вы очень любезны, спасибо.
Мам! пришла мне на помощь Саванна.
На меня нахлынула волна облегчения, наконец от соседа можно отделаться.
Это моя дочь. Мне нужно идти. Приятно было познакомиться
Черт, я уже забыла, как его зовут.
Энди.
Энди. Простите.
Ничего страшного. Холли, верно?
Один-ноль в его пользу.
Да.
Еще увидимся, Холли.
Он помахал мне и пересек улицу.
Мой дом был явно лучше, чем у них.
И я понятия не имела, как сумею это объяснить.
Эван
Три месяца назад
Медсестра в выцветшей и заляпанной ярко-розовой форме наконец-то посмотрела на меня из-за стойки. Я чувствовал себя полным идиотом, стоя здесь в костюме почти за две тысячи баксов и держа в руке сумку из кожзама, явно купленную на распродаже. Разумеется, мои ботинки совершенно не подходили к сумке, и я гадал, заметила ли медсестра столь явное несоответствие.
Чем могу помочь? спросила она.
У меня заныло в груди. Что это, вина? Я не имел права здесь находиться. Я самозванец и мошенник. Страх? Стыд?
Холли Кендрик? спросил я так, словно всю жизнь произношу ее имя, хотя на самом деле делал это впервые.
Я старался не называть ее родственницей или подругой при тех, кого могло бы заинтересовать, зачем я здесь.
Медсестра на секунду задержала на мне взгляд. Я проклинал свой костюм богатого парня. Наверное, я выглядел как директор похоронной конторы. Кто вообще приходит в отделение скорой помощи в костюме?
Вы член семьи? спросила она.
К этому я подготовился. Я открыл рот, чтобы извергнуть поток лжи, но прежде чем успел произнести хоть слово, раздался душераздирающий крик. Я решил рискнуть.
Это Холли, заявил я с фальшивой уверенностью.
Крик усилился. Началась суета. Медсестры, врачи и интерн с усталыми глазами бросили все дела и поспешили на звук. Из палаты послышались слова утешения. Крики превратились в рыдания. Она жалобно застонала.
Прошу вас, взмолился я, немного удивившись тому, что на самом деле встревожился.
Я и не думал, что когда-нибудь услышу такой крик, и на секунду испугался, что не сумею все это выдержать.
Медсестра наконец-то сломалась. Может, ее убедила сумка.
Последняя койка слева.
Она нажала на кнопку, и автоматические двери, ведущие в палату/отделение, открылись. Я коротко ей кивнул. Палата была почти пуста. Я прошел мимо старика, подключенного к аппарату искусственного дыхания, похоже, пациент бы уже на грани смерти. Через пару кроватей девочка с ногой в гипсе играла на телефоне. Ее родители кивнули мне, и я печально улыбнулся в ответ.
Наконец, я дошел до конца ряда. Шторка вокруг кровати Холли была задернута, и на миг я растерялся.
Можете на нее взглянуть, но она сейчас спит. Мы не хотели пугать других пациентов, сказала врач в белом халате и рывком отдернула шелестящую шторку.
И вот я очутился у изножья больничной койки, на которой лежала Холли Кендрик. Из ее водительских прав я выяснил, что ей тридцать семь, но сейчас она была в таком состоянии, что с виду и не догадаешься. Из-под толстой белой повязки на голове выбился локон светлых волос. Никто не потрудился снять с ее глаз яркий макияж, и он размазался, сделав ее похожей на нечто среднее между енотом и грустным клоуном. Ее губы пересохли, а уголки были опущены, как у мертвой рыбины. Глаза были крепко зажмурены, как будто пытались сморгнуть кошмарный сон. Рассматривая ее в таком уязвимом состоянии, я чувствовал себя вуайеристом, хотя на самом деле был куда хуже.
Я знал, что сделать все за один визит никак не сумею, но уйти, даже не установив контакт, тоже не мог. Отрепетированная речь была у меня уже наготове. У меня есть визитки на все случаи жизни «судебный юрист», «агент по недвижимости», «консультант». Я корпоративный Джейсон Борн. Но в этот раз я не знал, какая из них пригодится, и поэтому держал под рукой все.
Для начала я бы пособолезновал ее утрате. Например, сказал бы: «Молюсь вместе с вами», но не мог. Я не верю в Бога. И не молюсь. Мне не за кого молиться.
Первый ребенок моего брата умер от СВДС синдрома внезапной детской смерти. Он нашел холодную и окоченевшую девочку в колыбели. Врачи не знали, чем это объяснить. Очевидно, так просто случается, и все тут. Брат был безутешен. Он спрашивал Бога: «Почему я? Что я такого сделал? Пожалуйста, я буду лучшим отцом, лучшим мужем, только отправь меня обратно в прошлое».
Бог не соизволил отправить его в прошлое. И все же брат не утратил веру. Наоборот, трагедия только укрепила ее. Он пытался понять, что произошло. Его дочь наверняка умерла по какой-то причине. Может, не для того, чтобы его наказать. А чтобы преподнести урок. Да, наверняка так и есть, Бог убил его ребенка, чтобы чему-то научить моего брата. По моему мнению, брат должен был извлечь из этого единственный урок никакого Бога не существует. Но по его глазам я видел, что ему меня жаль.
Так что сказать женщине, на глазах у которой внедорожник раздробил ее мужу ноги и впечатал его череп в асфальт с такой силой, будто кто-то рассек плоть и кости топором? Соболезную вашей потере? Зачем вообще люди так говорят? Потеря это самая меньшая из проблем. Сочувствовать надо боли, которая следует за потерей. Потеря это точка на линии времени, всего лишь короткий миг. А вот горе беспощадно это тлеющий огонек, разгорающийся даже от шепота. Оно прожигает себе путь в самые глубины души, а потом прорывается наверх как желчь, наполняя легкие, пока не станет трудно дышать. Моя мать умерла через полгода после того, как я окончил юридический факультет. Я не мог дышать целый год.
Я поставил сумку в ногах у Холли, потому что больше ее приткнуть было некуда, и задумался над следующим шагом. Я понимал, что прийти в реанимацию, наглость, но не мог рисковать, выжидая еще несколько часов. Я подумывал ее разбудить. В больнице пациентов постоянно будят принять таблетки, снять показания, взять кровь. Обычное дело. Но я не знал, какие лекарства ей дали и будет ли она соображать.
Вам помочь? раздался суровый женский голос.
Я обернулся, ожидая увидеть медсестру в розовой форме кого-нибудь из местных волонтеров. Но, к моему удивлению, хотя я и был к этому готов, это оказался кое-кто поважнее.
Ты, наверное, Саванна, сказал я так, чтобы это не прозвучало как вопрос.
Я узнал ее по выпускной фотографии из восьмого класса, которую нашел в интернете по пути в больницу.
Кто вы и что вам надо?
Ее тон был враждебным. Подростки как дикие животные, повинующиеся инстинктам, способны учуять хищника. Она явно почувствовала, что от меня исходит угроза. И конечно, она права.
Я ответил без колебаний:
Меня зовут Эван, и я хочу вам помочь.
Ее губы изогнулись в злой гримасе, и на мгновение я подумал, что она меня ударит.
Вы адвокат?
Я решил не отвечать прямо. Конечно, я адвокат, но, пожалуй, не стоит об этом сообщать. И потому я ответил вопросом на вопрос:
А что, вам нужен адвокат?
Но моя воинственная юная противница ничего не выдала.
Думаю, вам лучше уйти.
Я посмотрел на нее, на тесные джинсы и массивные ботинки, на зубы, нуждавшиеся в брекетах, которые ее мать не могла оплатить. «Гугл» сообщал, что Саванне пятнадцать и она почти окончила десятый класс. Десять школьных лет в неблагополучном квартале наверняка научили ее выживать на улицах, но она понятия не имела, как устроен мир. По крайней мере, я так решил.
У меня есть важная информация для твоей мамы, сказал я.
И это была почти правда. У меня действительно была информация для Холли. Но куда больше мне нужно было получить информацию от нее. Что она видела? Что помнит? И что собирается с этим делать?
Девочка с упрямым вызовом скрестила руки на груди.
Она захочет это услышать, настаивал я.
Мне нужно было поговорить с Холли. И я не собирался уходить из-за какой-то воинственной девчонки.
Мы знаем все, что нам нужно. Она помахала своим айфоном. Наверное, я выглядел озадаченным, потому что она разъяснила: В маминой машине есть видеорегистратор. Он все записал.
Ее слова выбили почву у меня из-под ног. Я застыл с разинутым ртом, слишком ошеломленный, чтобы говорить.
Если Саванна сказала правду, мне понадобится еще одно чудо.
Я вдруг пожалел о том, что не умею молиться.
Глава 5
Так что, дом теперь принадлежит мне? В смысле, официально записан на мое имя?
Холли перебирала страницы контракта, разложенного на столе перед ней. Я прекрасно понимал ее желание знать, что она подписывает, но ведь она сейчас даром получает дом за два миллиона долларов. Какого черта она тогда так волнуется?
Я объяснил, что дом принадлежит трастовому фонду, она бенефициар этого фонда, а я попечитель. Объяснил, что так она не будет платить налоги на собственность об этом позаботится траст. А еще добавил, что траст также будет выплачивать ей определенную сумму и покроет все расходы, связанные с аварией. Не знаю, устроило ли ее это или просто захлестнули эмоции, но она подписала.
Я подвинул к ней последний документ. Пока она читала его в угасающем вечернем свете, я понял, что мое колено под столом подскакивает, и положил на него руку, чтобы это прекратить.
А это что значит? спросила она.
Соглашение о неразглашении.
Она медленно кивнула.
Это значит, что я не должна никому говорить, почему вы все оплачиваете.
Я кивнул. Мы уже это обсуждали.
И Саванна тоже должна подписать, да?
Именно так.
Саванна! крикнула она, а потом покачала головой. Я не привыкла к такому большому дому. Схожу за ней.
Она отодвинула свой стул. Я заметил, что она поколебалась, прежде чем перенести вес на левое колено. Меня окатило волной стыда. Но мы заключили сделку, и пути назад не было.
Оставшись на кухне в одиночестве, я огляделся. На ручках сверкающей новой техники висели потрепанные кухонные полотенца. Кварцевая столешница была отполирована до блеска. На столе в уголке для завтрака Холли разложила салфетки. Круглые, с веселыми желтыми цветами.
Я вспомнил кухню в доме моего детства в сельском Нью-Гэмпшире. У мамы были такие прямоугольные ламинированные салфетки под тарелки с изображением европейских городов. И я ел, глазея на Эйфелеву башню, Колизей или барселонский храм Святого Семейства. Для меня это был единственный способ побывать в Европе. Не помню, знал ли я тогда вообще, что это реальные места. Я понятия не имел, где и почему мама, которая, насколько мне известно, никогда не покидала штат Нью-Гэмпшир, покупала те салфетки. Может, хотела зажечь во мне искру интереса к миру вокруг. Или просто считала их красивыми. И быть может, именно из-за этих салфеток после окончания Йеля я уехал как можно дальше от Нью-Гэмпшира и как можно быстрее.
Вы же в курсе, что мне только шестнадцать, да?
В дверях появилась Саванна и сердито уставилась на меня, как принято у подростков. Значит, со дня аварии она уже успела отпраздновать день рождения. Ох уж эти славные шестнадцать. Когда за ее спиной появилась Холли, я не мог не заметить, что у Саванны совершенно другая фигура крепкая и спортивная, в отличие от плавных изгибов ее матери.
И все же мы хотим, чтобы ты подписала, сказал я Саванне. Ты в числе бенефициаров. Важно, чтобы ты понимала условия.
По правде говоря, я хотел ее припугнуть. Подписав договор, она подтвердит, что осведомлена о причитающихся ей выплатах, и это, как я надеялся, вынудит держать язык за зубами.
Я протянул ей ручку. Саванна взяла ее, и я заметил свежий маникюр. Ногти были покрашены в бледно-серый, только на безымянных пальцах лак был ярко-синего цвета так делала моя бывшая подруга, любительница тусовок. Похоже, Саванна быстро привыкает к новому образу жизни, и это хорошо. Чем больше она наслаждается роскошью, тем меньше у нее будет желания нарушать договоренности.
Она написала свое имя идеальным каллиграфическим почерком и подвинула бумагу мне. Когда я собирал документы, в дверь позвонили. Мы переглянулись, словно нас застали за ограблением банка.
Вы кого-то ждете? спросил я Холли, и она покачала головой.
Мы оба посмотрели на Саванну.
А что сразу я!
Единственный, кто знает, что мы здесь живем, это ты, сказала Холли, глядя на меня.
А полиции ты новый адрес не давала? спросил я, пытаясь подавить нарастающую в голосе панику.
Они и так узнают, где нас найти, вмешалась Саванна. Это же полиция.
Моя машина стояла на подъездной дорожке. Я мог бы выскользнуть через заднюю дверь, но если копы уже записали мои номера, будет только хуже. Стоит им копнуть под меня, как они выйдут на Джека. А там одна догадка, и все выйдет наружу.
Опять прозвенел звонок, а затем послышался стук в дверь.
Может, мне все-таки открыть? спросила Холли, и я нехотя кивнул.
Во всем доме горел свет. Ни один толковый, да что там, даже самый жалкий детектив не поверит, что никого нет дома.
Когда Холли направилась к двери, я задержал дыхание. Мы с Саванной остались на месте, а она посмотрела в глазок и открыла на пороге стояли четверо улыбающихся людей.
Мы в курсе, что это банально, но наши дочки испекли вам печенье, объявил мужчина.
Это был хипстер из дома напротив, с женой и двумя детьми. Какое облегчение вечерние гости Холли оказались не из полиции Лос-Анджелеса, но то, что я позволил соседу увидеть меня здесь во второй раз, было вопиющей неосторожностью. Наши взгляды встретились, и я помахал рукой, закрепив свою связь с этой семьей и этим домом.
Энди, сказала Холли соседу, не вопросительно, но не совсем уверенно.
Точно. А это моя жена Либби и наши дочери Татум и Марго.
Когда Холли улыбнулась младшей, та спряталась за материнской спиной.
Вы, наверное, совсем вымотались, сказала жена хипстера. Так что мы просто заскочили поздороваться. Если вам что-то понадобится, мы всегда рядом.
Жена выглядела лет на сорок, но была в хорошей форме, с пышными распущенными волосами и подтянутыми руками. На ее запястье болтался мужской «Ролекс». Может быть, семейная реликвия? Как бы то ни было, я тут же понял, что она за собой следит.