Тот кивнул: пожалуйста
Анатолий набрал номер. Послышались гудки: занято. Вновь набрал. И вновь занято. Он посидел какое-то время, слегка наклонившись над телефоном. Лицо его было задумчивым и сосредоточенным. Спросил:
Из прокуратуры никто не приезжал?
Зачем? Они ждут заключения. Это вам не сидится.
Следователь вновь набрал номер телефона. Послышался знакомый голос.
Алле, Гоша. Это Феоктистов Слушай, я просил тебя взять с патруля объяснительные Так вот, попроси их написать полный отчёт по этому задержанию, притом самым подробнейшим образом: часы, минута, а так же о чём говорили с задержанным, и что он им говорил. Так. И мне самому с ними хотелось бы поговорить Я?.. Да где-нибудь через полчаса, час. Они когда меняются?.. В двадцать. Они рядом? Так дай им трубку Кто?.. А, Васьков. Слушай, Сергей, ответь мне пока на один вопрос: во сколько вы подняли отдыхающего в сквере?.. В 9.10 обнаружили. В 9.27 отправили. (Хм А, эти олухи, что мне написали?!.) Ну и ещё один вопрос на засыпку. Он сильно был пьян? От него пахло?.. Не знаешь, не нюхал Бутылку солнцедара залудил. Ну-ну Ну что же, скоро узнаешь, и нюх у тебя и твоего напарника прорежется. Напишите мне объяснительные самым подробнейшим образом и ждите меня. Я заеду, положил трубку. Идиоты!
Феоктистов посидел, обдумывая дальнейшие свои действия.
Молчание прервал Бердюгин, до этого искоса наблюдавший за ним.
Анатолий Максимович, вы верите в то, что в человеке есть душа? Я имею в виду не абстрактное и не религиозное её понимание и толкование, а как субстанцию? он с насмешливым прищуром посмотрел на собеседника.
Да как-то не задумывался. А что?
Я в молодые годы тоже не задумывался, хотя в институте и начал почитывать кое-какую литературу по этому вопросу: Платона, Шеллинга, Шредингера Но больше наших, отечественных ученых-философов: Вернадского, Бехтерева, Мечникова, Циолковского. У многих учёных-теоретиков есть утверждение, что человек состоит из двух субстанций: биологической и духовной. А недавно промелькнуло сообщение, что ученые Гарвардского университета смогли установить путём взвешивания умирающего человека и умершего, что его вес уменьшается до шести грамм. По их утверждению, душа человека весит именно столько.
И что, это даёт основание верить в её существование?
Ну, если это не связано с погоней за сенсацией, то возможно. Я же, он доверительно и мягко улыбнулся, исхожу только из своих наблюдений.
То есть Вы тоже покойников взвешиваете?
Нет. У меня другое Игорь Васильевич посерьёзнел.
Что же? Или вы хотите сказать, что там за стенкой, Анатолий показал большим пальцем левого кулака на стену, у этого трупа душа расхаживает по моргу?..
Вы не допускаете подобного?
Хм Феоктистов недоверчиво, со скрытой подозрительностью на вменяемость, посмотрел на собеседника. Он даже незаметно поежился, почувствовав себя неуютно в морге.
Бердюгин засмеялся, поняв его состояние.
Успокойтесь, Анатолий Максимович. Я нормальный человек и в здравом уме. Я ведь хирург-травматолог и патологоанатом по совместительству.
Я знаю. Хирург и большой сторонник доктора Илизарова.
Вот видите, опять засмеялся Игорь Васильевич. Не так уж я безнадежен. А если учесть, что я у Илизарова кое-чему и научился это вы можете наблюдать в отделении травматологии
Вертолетчики не в гипсе, а с металлической арматурой?
Да. то шансы мои повышаются? Анатолий, улыбнувшись, кивнул. Однако вашему сотруднику я на спицы челюсть сажать не стал. Предоставил другому хирургу из отделения поработать сшить. Придётся Мизинцеву через соломинку питаться, бульончиком, чайком, молочком.
Не повезло парню. Они там, в пару сами поперекалечились.
Хм. Не знаю, не знаю, что у них там было Однако, как надо биться головой о цементный или кафельный пол, чтобы самому себе сделать из лица отбивную котлету?
У него что, кроме челюсти есть ещё какие-то повреждения?
Да на нём лица нет! На теле кровоподтёки. Такое может быть только после жесточайших побоев.
Игорь Васильевич, вы мне сегодня одно интереснее другого преподносите.
А вы сходите к нему. Посмотрите на его лицо и попросите раздеться.
Хорошо, непременно. Только, мне кажется, что вы ещё хотели мне что-то рассказать?
Ну, если вас интересуют вопросы духовной субстанции, то можем продолжить.
Пока есть время, пожалуйста.
А вы не усмехайтесь так недоверчиво. Если вы не побоитесь, то я вам могу предоставить случай в этом убедиться. Бердюгин выжидающе с насмешкой посмотрел на Анатолия. Ну, так как? Хотите увидеть то, что отвергают материалисты? Или побоитесь?
Да нет, почему же Я с удовольствием.
Не бледнейте, это не страшно. Даже, наоборот, забавно.
Я готов, Игорь Васильевич.
В таком случае, Анатолий Максимович, я хочу взять с вас слово.
Слово? Какое слово?..
А такое Слово чести. Слово офицера. Слово на то, что вы сейчас увидите и узнаете будите хранить в строжайшей тайне! И до тех пор, пока я вам не разрешу её открыть. Бердюгин поднялся.
Хорошо, Игорь Васильевич. В моём слове можете не сомневаться. Я его даю. Феоктистов тоже встал и в шутку, по-пионерски, вскинул руку, ещё недостаточно серьёзно воспринимая слова Бердюгина.
Доктор, понимая его, заходил по кабинету, пускаясь в объяснения.
Я, почему к этому так скрупулёзно отношусь, Анатолий Максимович? Эта моя научная разработка, ещё не во всем совершенная, требующая ряд модернизаций и испытаний. Я даже моих коллег к сему предмету не подключаю.
А меня, почему решили посвятить?
Вас?.. Бердюгин приостановился и загадочно улыбнулся. Есть почему. Но об этом позже. Есть у меня одна мысль он прошёл к сейфу, к невысокому белому ящику, стоявшему в дальнем углу за стеклянным шкафом.
Бердюгин открыл его и достал один за другим два чёрных футляра: один от бинокля, другой продолговатый, похожий на студенческий туб, длиной сантиметров шестьдесят. Бинокль повесил на плечо, а цилиндр подал Феоктистову.
Берите и пойдёмте. Только осторожно, не выроните.
Закрыл сейф, и направились из кабинета.
Они вошли в траурный зал, где стояла справа тумба, обитая красным, уже потёртым бархатом, место для гробов и оплакивания усопших. Вдоль стен ряд спаренных стульев и кресел. Слева две широкие двухстворчатые двери: секционная и холодильник. За дверью секционной маленький коридорчик, в котором стоят кушетка, застеленная простыней. Бердюгин положил на неё футляр бинокля и закрыл за собой двери коридора на ключ.
Вернулся. Принял от Анатолия туб, положил его на кушетку. И стал по очереди раскрывать футляры. Из футляра бинокля на простынь легла одна половинка от бинокля ночного видения. Затем из тубы Бербюгин извлёк чёрный, обклеенный дерматином, цилиндр, у которого с обеих сторон были стекла и с одного конца защелки, крепления для монтажа. К цилиндру подведены два проводка с небольшим разъемом.
Доктор снял с окуляра бинокля заглушку и прикрепил к нему трубу при помощи четырёх защёлок. Из футляра бинокля, из его второго отсека, достал четыре цилиндрических батарейки, стянутых синей изолентой, и положил их в карман своего халата. Собранный прибор подал Феоктистову.
Анатолий принял, с интересом и осторожностью стал осматривать его, покачивать на руках, как бы взвешивая: прибор был лёгок вопреки ожиданиям.
И молчание Бердюгина, даже какое-то торжественное, сосредоточенное, чёткость в движениях при сборке прибора, и не обычная обстановка, и помещение, в котором должно произойти нечто загадочное, всё это на Анатолия действовало возбуждающе. И в то же время заставляло подчиняться, не задавать лишних вопросов, ходить и двигаться с величайшей осторожностью, задерживая в себе дыхание.
И он действительно готов был не дышать, словно боялся вспугнуть тишину, в которой где-то существуют души умерших. Сказки, рассказанные Бердюгиным, однако отложившиеся в подсознании, и эта часть мозга, может быть, в его десятитысячной дольке, в нейроне, даже, может быть, в каком-нибудь дендрите или в эффекторном нервном окончании, диктовали ему свою волю, вопреки, казалось, здравому смыслу.
Они вошли в саму секционную. В помещении было темно. И эта темнота ещё более усилила напряжение, даже, пожалуй, мистический страх. Анатолию стало немного жутковато, по спине пробежали холодные мурашки.
Бердюгин же действовал по-хозяйски быстро, прошёл куда-то вглубь помещения и включил в углу над стеклянным столиком бра, висевшую на стене. Теперь секционная была тускло освещена. Небольшая глухая высокая комната без окон, стены от пола до потолка облицованы белой кафельной плиткой. В центре стоял операционный стол, на котором лежал покойный. Над столом висел большой светильник из пяти-шести ламп.
Анатолий Максимович, негромко позвал Бердюгин.
Феоктистов подошёл. Доктор забрал у него прибор.
Пока посидите, показал на один из двух стульев, стоящих у столика.
Феоктистов сел. Другой стул Бердюгин взял, развернул и сел на него верхом. Достал из кармана маленький разъем с проводками от батареек, соединил его с разъёмом прибора. Затем локти поставил на спинку стула и приложил прибор к глазу, как подзорную трубу. Какое-то время наводил резкость, вращая окуляр бинокля. Щелкнул тумблерком на приборе и замер.
Замер и Феоктистов, глядя, то на Игоря Васильевича, то на труп. В сумеречном свете лицо доктора казалось восковым.
Наконец Бердюгин отклонился от окуляра и пальцем поманил Анатолия. Сам поднялся со стула. Анатолий прошёл и сел на освободившееся место. Доктор передал ему прибор и негромко сказал:
Толя, не волнуйтесь, не дергайтесь, держите прибор ровно. Наведите его на труп Смотрите и ничего пока не говорите. Не будем мешать процессу
Анатолий припал к окуляру. Замер
Перед его взором лежало тело, а над ним висело оранжевое облако, светящееся и слегка покачивающееся, словно его раскачивали удары сердца ритмично: тук-тук, тук-тук Он даже как будто бы услышал эти удары, и оттого стало вновь жутковато, и по спине пробежал холодок. Анатолий невольно поёжился.
В облаке происходило движение: нижний слой перетекал в верхний, верхний в нижний. И тот слой, что оказывался в верхней части, словно фосфоресцируя, испарял из себя искрящиеся частицы и перекатывался вниз. Происходило что-то, напоминающее кипение, только тут процесс протекал медленнее и красиво, с феерическим эффектом.
Световая гамма над трупом была не везде одинакова. У ступней ног, со стороны которых Анатолий вёл наблюдение, она казалась насыщенной розовым цветом. И он, заметив это, с иронией подумал: Душа через пятки выходит!..
Примерно такой же цвет был и над головой. Он источался откуда-то из середины лба, как будто бы из третьего глаза, курился тонкой струйкой так же, как из ступней ног, из пяток.
Но самый насыщенный цвет находился над областью сердца, над грудью он был тёмно-красным и к нему от всех органов стекались и растекались тона и полутона. И все они (эти потоки) перетекали из одного слоя в другой медленно и спокойно, отчего над телом образовывалось искристое и серебристое дымчатое облако. Тёмно-красное пятно напоминало форму сердца, оно и билось с таким же интервалом, "прокачивая" по всему телу серебристые потоки и в то же время, поглощая возвращающиеся тёмные потоки в себя.
Вся эта картина очаровывала Анатолия. Но во всей этой демонстрации не хватало чего-то объединяющего, объясняющего
Феоктистов оторвался от окуляра и обернулся к Бердюгину. Тот был привязан к нему проводами и стоял рядом, наблюдал за ним.
Ну что, похоже, насмотрелись? спросил Бердюгин.
Анатолий сдержался от ответа и вновь припал к биноклю, теперь другим глазом. Смотрел ещё несколько минут, пытаясь понять смысл происходящего над трупом.
Да, удивительно
А теперь посмотрите вон туда Игорь Васильевич кивнул вверх, на угол под потолок.
Анатолий направил прибор на потолок. И замер от ещё большего изумления. Сверху на покойника смотрело скорбное лицо сваренного. Голова круглая, вместо волос оранжевые лохмы, и к этой голове, поднимались от покойника светящиеся блёстки. Они, как пузырьки через воду, пробивались к ней сквозь воздух. Казалось, воздух бурлил, гасил искрящиеся потоки. Анатолий не смог сдержать очарования. Теперь картина имела своё логическое завершение.
Игорь Васильевич!.. Кошмар какой-то! проговорил он, отстраняясь от прибора.
Бердюгин улыбнулся.
Впечатляет?
Да что вы! У меня у самого, наверное, волосы дыбом встали.
Не пугайтесь. Пойдёмте. Бердюгин принял прибор. Выходите, я следом.
Анатолий, поглядывая на угол, в замешательстве вышел в коридорчик.
Через минуту появился доктор. Он хотел что-то спросить, но Бердюгин приложил к губам палец: тс-с
Они, молча, разобрали прибор и с футлярами вернулись в кабинет.
8
Феоктистов устало сел на стул. Бердюгин прошёл к сейфу, куда положил приборы.
Фу-у, Игорь Васильевич, честно говоря, я ничего не понял. Но, однако же, удивительно! Поясните, пожалуйста, что это за облако над трупом? Что это за голова под потолком? Не это ли душа?
Да, Анатолий Максимович, она самая.
Но ведь Но ведь Анатолий от удивления не находил слов.
Толя Извините, позвольте мне вас так называть?
Да, пожалуйста, Игорь Васильевич.
Так вот, Толя. Поверьте пока на слово: это не что иное, как человеческая душа. Возможно, такое происходит у всех животных. Доктор положил ключ от сейфа в корман брюк. Вы видели, как облако пульсирует? Заметили?.. Это энергия. Она выходит из остывающего тела. Ведь мы думаем, что человек, умерев, остывает за считанные часы? Но это не так. Впрочем, наверное, как и всё живое. На это понадобятся не одни сутки. Недаром же людей хоронят только на третий день. Это то время, за которое душа покидает тело. Но в каждые сутки происходит определённый процесс. Завтра, если вы сможете приехать, то мы сможем наблюдать уже несколько иное явление. То есть это облачко будет подниматься ещё выше, и оно будет волноваться ещё сильнее. А вот послезавтра Бердюгин понизил голос. Я бы вам очень советовал посмотреть. Послезавтра, на исходе третьих суток, приблизительно в девять-десять часов, вы увидите такое, чего никогда и нигде не увидите в своей жизни. Ну, разве что в мультфильме.
И что же интересного меня ожидает?
Бердюгин загадочно улыбнулся.
Можно, я вас маленько поинтригую?..
Ну что же, договорились: и завтра, и послезавтра я буду.
Правда, этого трупа, возможно, не будет. Но что-нибудь подберём. А теперь вы можете мне сказать, какого цвета облако?
Ну-у Вы знаете, оно мне показалось серебристо-оранжевым.
Сплошь оранжевым?
По-моему, у пяток и над головой красное. А где сердце, там кровянистое что ли?
Хм, верно, кровянистое, усмехнулся Бердюгин такому определению. И что интересно: когда человек убит, над его головой и над сердцем тёмный окрас; когда же умирает своей смертью, то всё облако одного серебристо-оранжевого цвета, и в районе сердца слегка красноватое пятно. И образ, который вы видели под потолком, тоже другой, бледнее, взгляд хоть и грустный, но не столь строгий, пронизывающий. И лицо трупа узнаваемо. Видимо, по обстоятельствам смерти. Бердюгин посмотрел на угол потолка, взгляд Феоктистова непроизвольно последовал за его взглядом. Анатолий незаметно поёжился. И со временем мне пришла одна шальная мысль, идея Бердюгин, всё это время расхаживал по кабинету, тут остановился и сцепил руки перед собой. Идея, Анатолий Максимович, по-моему, не так глупа.