Но в отличие от элементарных частиц, наделенных лишь определенной функцией законов физики на протяжении жизни Вселенной и обязанных выполнять единожды предписанные каноны, вирус не только можно наблюдать в микроскоп, но он еще и способен «думать» по-своему, то есть мутировать, принимая другую форму и свойства, позволяющие избежать или уменьшить опасность в борьбе за собственное выживание. Главная беда, идущая от невидимых злодеев, хотя далеко не все таковыми являются, происходит от их паразитической сущности, ибо самостоятельно существовать они не могут и источником выживания и продолжения жизни является живая клетка, в которую они внедряются, разрушая ее изнутри. Поэтому крайне важным для невидимых паразитов является их приспособляемость к своему донору и дальнейшее быстрое мутирование, то есть перерождение, в случае появления опасности, которой и являются используемые против них вакцины. Проще говоря, вирус борется за свое выживание с завидным упорством, и оно вряд ли под силу какому-либо иному выходцу из простейших белковых существ или представителей животного мира. Вот и вынужден вертеться, будто вошь на гребешке, чтобы как можно дольше продлить жизнь своего вида. При этом изменяясь, словно хамелеон, в случае малейшей угрозы своему бытию и стараясь в кратчайшие сроки перейти в другую форму, по крайней мере хотя бы на время недоступную для появившейся угрозы в ближайшем будущем, одновременно пытаясь ускорить темпы своего размножения, при малейшей возможности цепляясь за потенциальную жертву.
Вирусы неизмеримо старше человека и появились с момента возникновения жизни на Земле. По всей вероятности, эволюция без вирусов была бы невозможна на планете, но это уже совершенно иная история. Человечество вынуждено с ними уживаться на протяжении всего своего бытия. Они существуют внутри нас и, по сути дела, являются нашей неотъемлемой частью. Но окружающий мир многообразен, и в нем немало вирусов, как крайне опасных для человека, несущих смерть при бездействии или же отсутствии мер противодействия, способных нейтрализовать их губительную структуру, так и необходимых, без которых сама жизнь была бы невозможной. Никто не знает количество вирусов, существующих в нашем органическом и белковом мире, но в любом случае их гораздо больше, чем в Австралии кенгуру и кроликов, вместе взятых: полагают, что их количество исчисляется сотнями миллионов.
История человечества насчитывает множество случаев настоящих войн с невидимым противником, когда неожиданно возникшие болезни почти полностью выкашивали население многих густонаселенных регионов, целых стран и даже континентов. Особенно памятны Средние века с их мракобесием, отсутствием элементарной гигиены, церковными табу, создававшими плодородную почву для распространения многих вирусных заболеваний, считавшихся божьим наказанием. В свою очередь, католическая церковь, по сути дела, не только не боролась с эпидемиями, но находила им несомненное, обоснованное подтверждение, используя для усиления влияния на свою не слишком образованную паству. Церковь объясняла появление моровых поветрий божьим наказанием за грехи людей и ловко манипулировала глобальными бедствиями, которые оказывались как нельзя кстати для постоянного напоминания заблудшим овцам о своей близости к небесам. Говоря современным языком с большой долей сарказма, это было не что иное, как использование служебного положения в своих корыстных целях. По сути дела, клирики «приватизировали» вирусы, правда, последние об этом ничего не знали.
Очевидно, что такие сравнения и высказывания неуместны, когда речь идет о миллионах жертв, но так было на самом деле. По большому счету, клерикалам глубоко плевать даже на публичное покаяние папы спустя сотни лет, ведь действия их предшественников в те времена усилили влияние церкви на паству, которой стала вся человеческая популяция. Не вызывает ни малейшего сомнения то, что, если бы не драконовские, человеконенавистнические запреты церковного католического клира, лекарства от моровых язв Средневековья были бы созданы намного раньше, как и определены причины и источники их возникновения, сохранив жизни миллионов людей и не заморозив на многие годы дальнейший научно-технический прогресс в развитии человечества. Костры со сжигаемыми на них людьми, кричащими благим матом во все горло и обезумевшими от нестерпимой боли, пылали по всем странам Старого Света. Стоило лишь церковной инквизиции получить донос, что и случилось с великим ученым и монахом-бенедиктинцем, автором многих научных трактатов Джордано Бруно, сожженным на римской площади более четырехсот лет тому назад, как тут же подозреваемый превращался в преступника и оказывался на дыбе, на которой признавался во всех предъявляемых ему грехах, настоящих и придуманных, чтобы прекратить мучения, а там будь что будет. Но вскоре его ждал костер, словно логический финал собственных признаний, ибо, как говаривал несколько веков спустя генеральный прокурор Советского Союза Вышинский: «Признание есть царица доказательств», а каким способом оно получено, никого не интересовало.
Следуя логике, прошедшие века должны были убедить человечество, что получение доказательств вины подобными методами не только антигуманно, но варварски жестоко, ведь даже самый безобидный человек с применением к нему бесчеловечных пыток признает себя виновным в чем угодно. Но не тут-то было, и зверские методы инквизиции были взяты на вооружение далекими потомками для осуществления самых низменных целей, позволяя без особых премудростей уничтожать любое количество оппонентов при единодушной поддержке населения огромной страны. Если же находились несогласные, то вскоре их ожидала та же участь, ибо собственное признание легализовало «справедливое» наказание. Для стран с диктаторскими режимами такие методы явились желанным наследием, и они использовали их с современными усовершенствованиями, обновляя изощренные способы и методы в соответствии с последними достижениями науки и прогресса. Всех хитрее оказался один лишь Галилео Галилей, который, так же как и его соотечественник Джордано Бруно, настаивал на гелиоцентрической системе мира, добавляя, что Земля к тому же вращается вокруг собственной оси. Ему грозила такая же участь, как и знаменитому предшественнику, но, поразмыслив, что его сожжение ничего в этом мире не изменит, а он уйдет в небытие, Галилей послушно отрекся перед церковным синклитом, и его оставили в живых. Но, уходя с такого близкого аутодафе, пробурчал себе под нос: «А все-таки она вертится». Конечно, это всего лишь приписываемое ему красивое выражение, ставшее крылатым, но оно имеет право на существование, ибо очень точно характеризует нравы того времени и истинную позицию католической церкви, которую она предпочитает не вспоминать. Было ли это в самом деле или нет, «науке это неизвестно», по высказыванию одного из типажных персонажей старого-престарого фильма «Карнавальная ночь» в исполнении Сергея Филиппова. На самом деле Галилей, хотя на протяжении практически всей жизни конфликтовал с церковью и был признан еретиком, не был приговорен к сожжению и умер своей смертью в семьдесят шесть лет, а такому долголетию в то время мог позавидовать каждый. Это лишь один из мифов, приписанных ему. Кстати, c испанской инквизицией покончил лишь Наполеон Бонапарт в тысяча восемьсот девятом году, настолько живучей она оказалась.
Ради справедливости стоит добавить: с падением императора церковная инквизиция вновь возродилась, но была уже не в том качестве и находилась на пороге издыхания. Все-таки шел девятнадцатый век, и во многом революционные, прогрессивные намерения падшего императора отрезвили папский клир, вынудив его пойти на значительные смягчения карательной политики. Интересующимся рекомендую прочесть книгу-исследование о римско-ватиканском папстве французского писателя, историка, критика католической церкви Лео Таксиля «Священный вертеп», изданную еще в самом конце девятнадцатого века, за которую он был отлучен от церкви и проклят. Времена были уже другие, и сжечь его уже не представлялось возможным, а то бы не миновать ему жертвенного костра. Способные наследники были у Торквемады, самого одиозного и жестокого главы испанской инквизиции, которая и являлась главным оплотом мракобесия в Европе. Лишь напоминание о безжалостном предводителе обскурантизма приводило в ужас его соплеменников, и многое из тех жестоких времен нам напоминает не такое уж далекое прошлое.
Чума, оспа и тиф, случалось, уносили более половины населения Европы. Пожарища в мертвых, опустевших городах и одинокая фигура монаха с факелом в руке на фоне этого апокалипсиса наиболее полно отражали эпоху безмерных человеческих страданий. Похожие ассоциации вызывает и гравюра Поля Фюрста тысяча шестьсот пятьдесят шестого года, на которой изображен в защитной одежде того времени доктор Шнабель фон Ром. «Шнобель» у него и в самом деле хищный и безжалостный. Историю древних веков и Средневековья мы подчас знаем лучше, чем недавнюю свою, которая, к тому же с каждым новым витком переписывается. Вот и думайте, зачем и кому это выгодно. Но, полагаю, американцы здесь ни при чем!
Развитие науки во многом подорвало влияние церкви на души малограмотного народа, и особенно веру в основополагающие святыни: туринская плащаница после радиоуглеродного анализа оказалась на тысячу лет моложе и никак не могла быть снята с тела казненного Христа, то же самое случилось со многими святыми мощами наиболее почитаемых мучеников. Хорошо, что не сумели найти или подменить священную чашу Грааля, избавив себя от очередной напасти трудно было бы выкрутиться из матовой (шахматный термин) ситуации, хотя церкви такие фокусы были не впервой. Тем не менее мрачные годы жестокого, темного и безжалостного Средневековья, когда нормой являлось выбрасывание содержимого ночных горшков из окон на улицу, невзирая на лавирующих между грязными лужами прохожих, существовали во всей своей наготе. Многим случайно оказавшимся под такой бомбардировкой, оставалось лишь увертываться или злобно ругаться, получив порцию нечистот прямо на голову. Таковы были нравы того времени, и никого они не удивляли. Эти времена, которыми, казалось бы, нечего гордиться и стоило бы забыть, как кошмарные сны, являются самым ярким периодом в истории христианской церкви, временем ее наивысшего расцвета и бесконтрольного, ничем не ограниченного владения бесправным населением всей Западной Европы и обладания несметными богатствами. Немудрено, что в условиях крайней антисанитарии и отсутствия элементарной гигиены эпидемии следовали одна за другой.
Население многих стран, загнанное в смертельно опасные запреты папского клира на целые столетия, забыло достижения древнего мира: творения искусства, демократию и многие свершения эллинов и римлян, ставшие самой страшной ересью, которая немедленно каралась изуверскими наказаниями и казнями. Как следствие, замороженные столетия не выдвинули громких имен в науке, искусстве, литературе, как и мало-мальски серьезных открытий и изобретений на пути человеческого прогресса, вплоть до эпохи Возрождения, или Ренессанса, когда пришла пора вновь вспоминать и открывать многое давно забытое старое из античного прошлого. Эволюция дала задний ход, похоронив прежние достижения человечества за долгие годы, но однажды открытое уже невозможно скрыть никакими рестрикциями, запретами, угрозами или самыми жестокими мерами. Если кто-то впервые докопался до ранее неизведанного, то за последователями дело не станет, пусть пройдут и сотни лет самых немыслимых запретов. За первооткрывателем непременно придут последователи, и это как раз тот случай, когда количество обязательно превратится в качество, согласно утверждению древнегреческого философа Платона. И хотя прошло уже почти два с половиной тысячелетия, его фраза стала аксиомой и никем не подвергается сомнению.
Давно забытые в течение многих поколений Олимпийские игры возобновились спустя две с половиной тысячи лет в своем прародительском доме древнегреческих Афинах, хотя проводились в течение многих столетий и насчитывали двести девяносто три олимпийских четырехлетия. Даже сама идея их возобновления не так уж давно казалась невозможной, да и мало кто знал об их существовании в глубокой древности. Они вместе с оливковыми венками древних победителей олицетворяли изначальное стремление человечества к всеобщему миру, ибо во время их проведения прекращались все войны. Иными словами, древние Олимпийские игры просуществовали более тысячи лет, и лишь в триста девяносто четвертом году уже нашей эры их запретил римский император Феодосий Первый, ссылаясь на то, что они являются языческим обрядом и ему, ревностному поборнику усиливающегося христианства, наказано единым всемогущим Богом прекратить дьявольскую бесовщину. На этом и закончился эллинский период Олимпиад, во время проведения которых прекращались войны и междоусобицы. Спустя полторы тысячи лет французский барон Пьер де Кубертен стал их новым основателем, вернее, продолжателем, и в 1896 году состоялись первые игры, положив начало их современному исчислению, нисколько не умаляя первенство древних игр, являющихся прародителями современных.
Эволюцию и развитие прогресса можно затормозить, но остановить невозможно. Наряду с этим эволюция не допускает перепрыгивание через общественно-политические формации, и многие эксперименты на эту тему закончились совершенно с противоположным результатом, с множеством безвинных жертв, не допустив ни единого исключения. Таким образом, законы природы и ее развития строго регламентированы, и никакие отклонения или колебания «вместе с линией партии» не допускаются, природа их просто не потерпит, и тупиковый финал обеспечен. Дарвиновское «Происхождение видов» в действии.
И лишь в восемнадцатом веке была выяснена вирусная причина эпидемий, уносящих миллионы человеческих жизней, хотя чисто интуитивно люди не только догадывались об этом, но, наблюдая за развитием очередного мора, давно выработали меры, ослабляющие и прекращающие его губительные последствия. Основной целью являлось уменьшение, а лучше всего уничтожение и полное избавление от смертельно опасного невидимого врага. И прежде всего в основе борьбы лежали отсутствие контактов с уже зараженными и дезинфекция мест их скопления, для чего использовали негашеную известь, засыпая ею массовые захоронения и жилища многочисленных жертв, которые подвергали всепожирающему огню.
Собственно вирус был открыт совсем недавно, в конце девятнадцатого века, с появлением более совершенных микроскопов, способных различать мельчайшие частицы и исследовать живые клетки организма. Люди, опутанные крепкими сетями предрассудков, умирая, продолжали с завидной одержимостью верить глашатаям и герольдам церкви, грозящим всеми муками ада за использование разработанных противоядий. Памятен факт, который иначе как подвигом назвать невозможно. Российская императрица Екатерина Вторая (Великая) в 1768 году публично сделала себе и сыну, будущему императору Павлу Первому, прививку от «черной оспы», что и явилось началом массовой вакцинации населения страны. Иными способами убедить своих подданных было невозможно. Своим поступком императрица спасла жизнь миллионам жителей страны и положила конец массовым предрассудкам безграмотного населения, хотя православные церковники, не сильно отличаясь от своих католических собратьев, всячески противодействовали начавшейся кампании, вполне логично полагая и интуитивно ощущая мину замедленного действия, подложенную под их неограниченную власть над православными страны, которых считали своей вечной и послушной паствой, позволяющей привычно и беззастенчиво ее обирать. Они-то и являлись главным препятствием на пути противодействия инфекционным заболеваниям, прекрасно сознавая опасность предлагаемых мер по обузданию невидимых убийц. Лишение права манипулировать моровыми язвами равносильно потере влияния на миллионы соотечественников, сродни постепенному самоубийству. С народом тоже было не так уж и просто: «До Бога высоко, а до царя далеко!» Церковный приход совсем близко вот и попробуй ему не угодить!