Существовало семь групп транспортных судов и три у ледокольщиков, оклады которых были повыше, но это другая стезя. Лихтеровоз по всем параметрам превосходил седьмую группу, и ему придумали так называемую «седьмую специальную» простым увеличением окладов седьмой на десять процентов. Самую большую прибавку к окладам давали грузовые работы при обеспечении погрузки и выгрузки лихтеров, а также подготовка необъятных трюмов к погрузке, в основном зерновых грузов, при условии что они с первого предъявления будут приняты сюрвейером. Доплата в таких случаях производилась за квадратные метры, а их было немеряно. Судовой люд на заработки не жаловался. Но и здесь существовали свои нюансы: кажущаяся простота подготовки трюмов новостроя лишь на первый взгляд была таковой. В реальности она осложнялась наличием множества судовых конструкций: бимсов, книц, шпангоутов, двухъярусных площадок для крепления лихтеров специализированного «монстра», коренным образом отличаясь от боксовых трюмов балкера для перевозки зерновых грузов (боксовые трюмы прямоугольные, с ровными вертикальными поверхностями, под которые спрятаны вышеупомянутые конструкции). Ничего мудреного в этом нет, ибо главное предназначение лихтеровоза перевозка лихтеров и в трюмах нет никакой необходимости «зашивать» вертикальные поверхности.
Работа по подготовке трюмов к приему зерновых грузов являлась трудной и опасной и продолжалась во время всего почти двухнедельного перехода до североамериканских портов в чреве необъятных грузовых помещений громадного судна, по сравнению с которым даже библейский Ноев ковчег не кажется таким уж большим, а скорее маленьким. Небывалый интерес вызвало появление в одном из зерновых канадских рейсов начальника отдела труда и заработной платы пароходства с целью оценить действительную трудоемкость при подготовке трюмов и постараться урезать применяемые расценки уж очень бросались в глаза некоторым обладателям кабинетов итоговые суммы хотя и «деревянных», но все-таки рублей. Очевидно, прорывается столь часто встречающееся врожденное чувство определенной категории людей, выражающееся короткой фразой: «У кого зарплата выше, тот и начальник». Как-то неуютно было обладателям таких кабинетов, уязвленное самолюбие никак не хотело примириться с тем, что простой матрос зарабатывает больше, чем ты сам. Они не придавали значения все объясняющему слову «зарабатывает», а не «получает», в отличие от них. Наравне со всеми моряками начальника ОТиЗа включили в бригаду по подготовке трюмов, и все десять суток он ежедневно проводил в одном из трюмов вместе с судовой рабочей бригадой, выполняя черную и опасную работу, по окончании которой попросил собрать экипаж и представил новые расценки, полностью совпадающие со старыми. После этого случая уже никто не посягал на кровно заработанное.
Настало время обратить внимание на экипаж судна; увлекшись техническими, глобальными и организационными описаниями, можно выплеснуть вместе с водой ребенка, выражаясь образно. Все-таки люди являлись той живительной силой, вдохнувшей струю жизни в сложнейший, но неодушевленный предмет, произведенный на свет их соотечественниками. Как уже упоминалось выше, капитаном на совершенно неизвестный тип судна был утвержден Владилен Петрович Юрьев, высокий, подтянутый мужчина с волевыми, решительными чертами лица и лысой, словно бильярдный шар, головой. Тяжелый взгляд его пронзительных глаз редко кому удавалось выдержать. Ему еще не исполнилось пятидесяти, успел поработать капитаном-наставником и являлся одним из самых знающих и опытных капитанов пароходства. Он принимал деятельное участие в формировании первого экипажа, отдавая предпочтение опытным и технически грамотным мореходам.
Отношение моряков к новому, неизвестному во всех отношениях пароходу было разным, и немалую роль играло будущее направление работы, которое однозначно указывало на Полярную звезду, что означало трудную работу в северных условиях за советские рубли, так как заграница ему не светила. Но хватало и тех, кому новострой был интересен. Некоторые предполагали пожить во время приемки несколько месяцев в южном и тихом Херсоне с фруктами и днепровским раздольем, убедиться, в самом ли деле «редкая птица долетит до середины Днепра», как утверждал Николай Васильевич Гоголь. «Ну а потом посмотрим!» У каждого из пятидесяти человек экипажа своя судьба, интересы и желания, и их нужно было сплотить в коллектив, объединенный общей целью.
За все двенадцать лет работы на судне сменилось четыре капитана: после Юрьева Юрий Филиппович Норец, Матвей Леонтьевич Югай, Олег Порфирьевич Шагаев, проработавший на приглянувшемся «ковчеге» больше половины всей двенадцатилетней жизни судна в пароходстве целых семь лет, сроднившись с ним, как с близким другом. Всю процедуру передачи судна новому капитану он помнит до сих пор в мельчайших подробностях. Ему в конце деятельности лихтеровоза пришлось скрепя сердце передавать своего любимца экипажу американской компании после продажи судна. Поставив последнюю подпись под сдаточными документами, Олег ощутил неумолимость и неотвратимость наступающего момента, когда его поступь в последний раз коснулась нижней площадки парадного трапа. Поневоле глаза стали влажными и защемило в левой стороне груди в преддверии скорой разлуки, на этот раз уже навсегда; вспомнились такие долгие годы, оказавшиеся столь неожиданно короткими. Сознание отказывалось верить в уже свершившийся факт, до последнего воспринимая его как нелепое недоразумение. Но свершившееся уже не имело заднего хода и чем-то напоминало расставание с отработавшим свое быстроногим скакуном, сроднившимся со своим хозяином и не понимающим, почему тот бросает своего верного коня. Наполненные крупными слезинками огромные глаза четвероногого друга, в которых стоял молчаливый укор, заполняли все существо хозяина, проникая в глубины души и вызывая чувство беспредельной вины, а взор уходил в сторону, чтобы не встретиться с опустошенным и вопрошающим взглядом. Трудно описать всю гамму чувств, охвативших капитана в тот незабвенный момент.
Казалось бы, грузы, перевозимые столь специализированным судном, должны иметь строго ограниченный ассортимент, одобренный классификационным обществом советского Регистра судоходства, но «ковчегу» в своей недолгой деятельности приходилось перевозить разное, включая самые настоящие вертолеты на палубе, отчего он становился похожим на самый настоящий вертолетоносец, особенно издалека.
Старший помощник Геннадий Николаевич Исаев хотя и не принимал участия в приемке, но, так уж случилось по воле судьбы, ему довелось поработать со всеми капитанами. Будучи в составе подменного стояночного экипажа, специально созданного для смены основного штата лихтеровоза во время стоянок в отечественных портах и сформированного из опытных специалистов, впервые оказался на борту невиданного ранее судна и после нескольких дней ознакомления уже не чувствовал себя новичком. Спустя нескольких подмен он свободно ориентировался среди всех судовых устройств и знал многих штатных членов экипажа, c которыми установились добрые и деловые отношения. Через несколько лет неожиданно для себя он получил направление на «Алексея Косыгина» и вскорости уже вошел в многочисленные чифовские (чиф общепринятое обращение к старшему помощнику на мировом торговом флоте) обязанности, почувствовав себя хозяином на палубе громадного парохода площадью в несколько футбольных полей.
Естественно, назначение на столь сложный «ковчег» было инициировано капитаном Юрьевым, c которым подобное случалось нечасто вследствие его требовательности, и сработаться с ним было непросто. Тем не менее, присмотревшись к своему будущему старпому и найдя его вполне достойным, он попросил службу кадров направить Геннадия в штат. Судно чем-то привязало нового чифа к себе, чего он и сам себе объяснить не мог. Существовала какая-то неосязаемая и непонятная связь: вроде бы забот полон рот, гораздо больше, чем на многих других пароходах, рейсы не самые лучшие, да и капитаном мог стать пораньше, если бы не «Косыгин». Казалось бы, какая привязанность у человека может быть к неодушевленному и к тому же своенравному предмету, за которым глаз да глаз нужен. Даже у ребенка любимая игрушка надолго не задерживается, и спустя совсем недолгое время он теряет к ней интерес. Но сердцу не прикажешь.
В жизни Геннадия, на заре его морской юности, произошла очень интересная встреча, крепко запавшая в память, и он до сих пор вспоминает тот совсем обычный владивостокский серый летний день с накрапывающим дождиком и только что исчезнувшим туманом. Работал тогда третьим помощником капитана на пассажирском судне из большой серии «рысаков» теплоходе «Феликс Дзержинский». Лайнер, ошвартованный у морского вокзала, стоял в пределах расписания по Приморской линии, ожидая прибывающих пассажиров. Геннадий, будучи вахтенным помощником, в форме с синей повязкой на левой руке, волчком крутился, погруженный во множество вопросов, возникающих на пассажирском судне почище грибов после дождя, да и стоянка у морского вокзала как бельмо на глазу у многочисленных проверяющих, поэтому расслабиться в течение всей суточной вахты, не говоря о том, чтобы прикорнуть час-другой, практически никогда не получается.
Звонок вахтенного командира и бегом к трапу, на площадке которого стоял еще молодой невзрачный человек ниже среднего роста с пристальными, внимательными серыми глазами, без головного убора, в короткой светлой куртке и джинсах. Поприветствовав незнакомца, Геннадий взял в руки паспорт Высоцкий Владимир Семенович, и что-то сразу кольнуло в груди. Все еще не веря себе, посмотрел на фото, потом на оригинал и после некоторой паузы спросил: «Вы тот самый Высоцкий?» как будто был еще один. Фраза выскочила чисто автоматически, помогая справиться с неожиданной паузой. Высоцкий, улыбаясь, скромно произнес: «Не сомневайтесь, тот самый». Видимо, он привык к подобным встречам и, судя по реакции, они ему нравились, а точнее, сам момент узнавания. Шел 1971 год, и он еще не достиг той бешенной популярности, когда из каждого окна слышался его хриплый голос с неизвестными доселе песнями и самой незабываемой манерой исполнения. Увидев его, Геннадий слегка оторопел от мысли: «Как такой маленький человек может обладать таким мощным голосом?» Человеку свойственно по каким-то фрагментам общения, не видя своего визави, ассоциативно рисовать его образ в целом, и любой диссонанс с уже составленным обликом вызывает определенное недоумение, даже если ранее приходилось видеть его образ лишь на экране. Экран экраном, но там сознание следит за разворачивающейся фабулой, а здесь самый настоящий живой человек во плоти.
Спустя некоторое время в музыкальном салоне судна состоялось трехчасовое выступление Владимира Семеновича наперевес с его любимым и непременным музыкальным инструментом. Музыкальный салон вмещал сто двадцать человек, но зрителей набилось гораздо больше яблоку негде было упасть. Стояли даже в коридоре, не видя самого певца, но слушая его мощный живой голос, от которого дрожали смежные переборки. Кто-то записывал экспромтный концерт на магнитофон или снимал на кинокамеру. Тогда еще не было появившихся позже кассетников и тем более портативных видеокамер, а о телефонах промолчим. Общая фотография венчала выступление любимого певца и барда, жанр которого и сейчас нельзя отнести ни к одному из признанных и общеизвестных. В тот приезд во Владивосток Высоцкий выступал в тогдашнем, еще старом, Доме культуры моряков на Пушкинской улице, а за билетами очередь, наверное, была гораздо длиннее, чем в дни открытия Мавзолея. С рук их продавали по десятикратной стоимости, если не больше.
В составе первого экипажа «Косыгина» принимал участие в качестве помощника капитана по электронике Игорь Глебович Ханин, оказавшийся на своем месте профессионал высокого класса, быстро разобравшийся с невиданной ранее электроникой, которой было напичкано новое судно.
Автор очень благодарен ему за информацию о приемке судна и первых шагах деятельности лихтеровоза, выложенных в интернете, как и бывшему старшему помощнику Геннадию Николаевичу Исаеву, обеспечивавшему стабильность, надежность и качество в сложнейшем старпомовском хозяйстве великана на протяжении многих лет.
В разное время на судне работали старшие помощники: Гордиенко Юрий Петрович, Резников Игорь Григорьевич, Ванюков Виктор Юрьевич, Пирожков Николай Владимирович, Шевченко Михаил Николаевич, Щадин Петр Николаевич грузовой помощник капитана.
Главные механики: Мишин Виктор Филиппович, Бойчук Борис Петрович, Семянищев Юрий Николаевич. Старший электромеханик Мартынов Виктор Дмитриевич.
Боцман Костенко Анатолий Иванович.
Все они заслуживают добрых слов за свои человеческие и профессиональные качества. Рядовые члены экипажа тоже были под стать руководителям, а любители легкой жизни на судне долго не задерживались, ощущая себя на сложном пароходе не в своей тарелке, и при первой же возможности уносили ноги, предпочитая уйти подобру-поздорову.
Как известно, зима в приполярных областях занимает большую часть года, и нашему великану, как и всем другим судам пароходства по северному завозу, не на что было рассчитывать большую часть года, но зерновые перевозки, в основном на североамериканский континент, были как раз кстати, и за их счет создавалось мнимое благополучие. Во время навигации даже умудренные большим практическим опытом финансисты не могли «натянуть» убыточные рейсы до мало-мальски приемлемых величин, оправдывающих работу лихтеровоза. Но в среднем за год в результате многих неизвестных нам манипуляций лихтеровоз оказывался в плюсе, оправдывая свое появление на бассейне и убеждая «Фому неверующего» и его последователей среди «апостолов» в правильности принятого решения по строительству судов нового назначения, способных доставить груз от двери до двери, что и требовалось в задании. Они получали награды и премии за разработку, внедрение и освоение новой техники. Многие прекрасно понимали всю несостоятельность использования громадного судна, тем более никакого изменения в лучшую сторону с его появлением на арктическом театре не произошло: как обслуживали «работяги-малыши» многочисленные точки с помощью барж и тракторов, так и продолжали тянуть свою лямку трудами своих экипажей в нечеловеческих условиях. Время для них остановилось, будто они достигли околосветовой скорости.
За две навигации 19841985 годов даже самые упрямые апологеты использования лихтеровоза в северном направлении убедились в тщетности их желаний, хотя и перепробовали все имеющиеся направления его работы. К сожалению, они оказались в плену дутых цифр, навязанных советскими финансистами еще сталинской поры, не желающих понять, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Оставалось только ждать, когда мышеловка захлопнется, что она через несколько лет не преминула сделать, похоронив все мечты о лучшей жизни. Произошло то, что непременно должно было случиться, и «дешевое» топливо внесло немалую лепту в приближение хаоса, поразившего страну. Нужно было усвоить: при неэффективном ведении хозяйства не спасут никакие запасы и подземные кладовые, более того, происходит деградация людей, которых отучили от частной собственности и умения с ней обращаться, а это исправить гораздо труднее, чем наладить экономику. И если гигант не смог работать рентабельно даже при очень высоких ставках, традиционных для грузов северного завоза, то что же говорить о его эффективности на других направлениях. К тому же нашлась Ахиллесова пята и у нашего судна: при следовании за ледоколом в условиях сплоченного льда ширина ледокольного канала соответствовала ширине парохода, но резкие виражи ему были противопоказаны, ибо при такой длине он запросто мог вспороть бортовую обшивку острыми и крепкими обломками паковых льдов или стамух, так как ледовые усиления по бортам были самыми тонкими, в отличие от носовых и кормовых, соответствующих классу УЛА (усиленный, ледовый, арктический). Одинаковое усиление по всей длине накладывало серьезные ограничения и значительно ухудшало его возможности: уменьшало грузоподъемность и скорость из-за увеличения массы порожнего судна. По такому же принципу строились в свое время броненосцы, линкоры и линейные крейсеры. Линейные крейсеры, в отличие от линкоров, хотя имели такие же размеры и зачастую более мощное вооружение, чем у линкоров, обладали большей скоростью при меньшем бронировании, что позволяло им неожиданно появляться, обстреливать крупные вражеские корабли и тут же уходить, дабы не угодить под пятнадцатидюймовый снаряд своего оппонента.