Стасу же хватило ещё несколько дальнейших, подобных слов, опять сказанных таким же тоном, что вы покойники, вы ничто. Этого он потерпеть не мог. Люда уже говорила, что он родился с завышенной самооценкой, любая дружба с новым человеком начиналась у него с драки. Он выпускал свои перья и начинал размахивать кулаками налево и направо. Однако, имея в молодости хороший разряд по вольной борьбе, он знал, когда хватит и ещё старался не оставлять следов на теле.
Николай уступал по комплекции Стасу, естественно понёс поражение. Что он наделал, зачем, почему? В нём, как всегда, сыграло грубое защитническое начало неприкосновенности их семьи. Со своим трезвым, животным умом, он даже не представлял себе, в какую они ввяжутся войну. Есть другая война. ВОЙНА МЫСЛЕЙ. Но даже Людмила тогда не представляла, какого уровня она будет.
Глава II
У тебя одни факты, сказал ей муж. Эти слова уже 2004 года. Она всё-таки не удержалась и дала прочитать первые несколько страниц своему мужу. Ей захотелось, чтобы он снова прикоснулся к их истории, ещё раз увидел её с печатной стороны, насколько они близки и думают одинаково, чувствуют тоже. Стас начал читать вслух, так как Людмила тоже захотела услышать это в пространстве. Но потихонечку его голос начал заплетаться, перелезать через строки, в конце концов, он устал, как и наверно, ты-читатель, и попросил почитать Людмилу дальше. Муж слушал, не прерывая её, Люда закончила.
У тебя одни факты, произнёс он, мало водички!
Стас сказал это таким тоном, как будто он был профессионалом-писателем.
Людмила побледнела, опять она наткнулась на какую-то заземленную гору, которая делала свои веские земные истины. И это её муж.
Какая водичка? Ты с ума сошёл, я никакой водички писать, говорить и лить не умею Какая водичка была у Гоголя? Там не было водички, поэтому весь мир верит до сих пор его письму, какая водичка была у Булгакова? Там были одни факты! Люда повышенным голосом доказывала свою правоту.
А вот мне нравится Василий Шукшин, до чего мужик нормальный! сказал Стас.
Всё равно, ты пойми, чтобы стать Василием Шукшиным, надо перебывать в шкуре и Сократа, и Канта, и Ортего Гассет.. и чёрт знает кем. Самые простые истины и истории могут писать только самые великие мыслители, продолжала Людмила.
Людк, ну ты ещё раз пойми, чтобы тебя читали, надо водички, уже более мягкими словами прервал он её.
Вот это соображаловка! Какая истина, опускающая меня на землю! подумала Люда и продолжила, да ты ещё прочитал только семь страниц, впереди будет такая водичка, что мало не покажется, только это будет не водичка, это будут факты! Я эту водичку хранила в себе, а теперь буду вытаскивать свой скелет из шкафа. Ва-а-дичка
До чего крепкое здоровье и нервы! Стас взял и заснул, уходя от проблемы и дальнейших разговоров.
Жара сыграла свою отрицательную роль. Во вторник с утра они собрались на озеро. Больше невыносимо было находиться в доме, вокруг тебя одни чужие люди, постоянно заходящие к ним в комнаты и спрашивающие, как это сделать или то, а также выпрашивая инструменты, которые привёз муж, последние новинки от электропилы до электрошуруповёрта.
Вва-а-о-адичка! Ах, давно Люда не была на буднях, на их озере, богатом серебром и железом в воде. Недаром посёлок называется «Озерково». Они народ рабочий, офисный. Приезжали вечером в пятницу, открывали парники, поливали землю за неделю, срывали сорную траву, которая плодилась разными типами восемь, девять раз за лето, рыхлили земельку, чтобы легче было дышать, считай искусственной рассаде, готовили ужин, успевали пообщаться между собой, а может и ещё искупаться среди ночи. Следующий день ещё труднее, а ведь хочется сходить ещё в лес и позагорать. Если солнышко дотронется до них во время работы, то и хорошо. Местное население знает этот ритм. Это стародавние традиции, от них никуда не деться. Так живёт всё это население. Старики потихоньку, якобы отстраняются от дел по саду-огороду, как бы вуалируются, якобы дарят им свободу. Под вечер, уставшие от сельскохозяйственных работ, может, они и соберутся за рюмочкой чая, но это старые не осуждают, ведь целый день работали!
Картина пляжа в будний день представляла собой жалкое зрелище. Здесь происходила непонятная паломническая мойка. Со всех сторон стекались старые люди в возрасте от семидесяти до ста. Кто идёт сам, кого несли, кого везли на коляске. Их «купальные костюмы» видимо также были их ровесниками. Залатанные трусы, превратившиеся уже в сеточку, жёлтые лифчики с пуговицами от пальто. А также дети голые и не голые, все породы собак, и всё это бежит, идёт и ползёт в воду, которая в данный момент напоминает индийский Ганг.
У многих нет на участках бань, но превращать небольшое озеро в мыльню и стиральную тоже нельзя!
Очень надо изощриться государству, чтобы довести старое поколение до такого состояния. Это понятно, пальто дорого стоит, но его можно носить десять, а то и двадцать лет. Но когда на тебе трусы, модели выпуска 30-40-х годов!? Невольно Людмила вспомнила вопрос из уст мексиканки, когда она посетила первый раз Россию в двухтысячном году: «Людмила, а что государство вам и одежду выдавало?» Конечно же, Люда посмеялась и сказала, что это был не концлагерь, они сами покупали себе одежду. Теперь для Людмилы уже яснее становится её вопрос. На самом деле было несколько видов ткани и несколько моделей, которые обеспечивали всё население Советского Союза. А их заработанные деньги, бумажки, лишь видимость того, что они свободны и могут выбирать, что купить, а может быть и съесть. И они, действительно, были все одинаковы от Севера до Юга в одних платьицах в горошек или брюках в клеточку, а уж на трусы и на носки никаких дизайнов не было. Конечно, государство рассчитывало, что от одной одежды на теле, от одной пищи в желудке, должен быть и менталитет одинаков.
Увидев, что делают старики руками под водой, дойдя до пояса, Люда с дочкой немного отошли вглубь, подальше от человеческого пляжа, который выглядел намного хуже, чем водопой для животных. Наплавались вдоволь, нанырялись и, конечно же, нахлебались этой самой «водички».
Самый главный, то есть Николай не пришёл на следующий день на строительство забора. Это было для Людмилы уже ясно, что он не придёт. Его сын, Сергей, сказал, что отец заболел, ни слова больше. Как бы Люда хотела, чтобы он вообще не приходил, а если яснее представляла себе ситуацию, то тогда бы незамедлительно взяла в охапку своих детей, кошек, собаку и уехала бы с этой чёртовой дачи. Эх, знал бы каждый, где подстелить соломку. Их веселье и отдых продолжались, хотя уже с некоторым оттенком фатального воздействия после вчерашних событий.
Людмила точно знала, что человеку, не укравшему ничего, не убившему никого и не имеющему чёрных мыслей в голове, бояться нечего. Вот они так и жили, и ничего не боялись.
Видимо, Николаю тоже было легче уйти от этого строительного договора после вчерашней стычки со Стасом. Но он решил драться не на шутку, и через день появился, как ничего и не было, на «работу». За руку, поздоровавшись, как лучший друг, присел со всеми также за обеденный стол. «Чтобы убить своего врага, сделай его своим другом», это про него. Видимо, он придумал тактику. Потекла приторная беседа, приправленная его стеклянно-холодными и неподвижными глазами. Пытаясь разбавить их разговор в затянувшихся паузах, Людмила тоже задавала совсем ничего незначащие вопросы.
А вы откуда? хотя прекрасно знала, что они из какой-то глухой деревни Беларуси.
Я-то?! Я, вообче, издалека, можно сказать вчера только с зоны
Людмиле секунды хватило осознать, чем это грозило ещё больше для них. Люду затрясло. Для неё тяжело было задавать самые обыкновенные вопросы, поддерживающие в логическом русле беседу.
А за что, если не секрет?
Да, так, за травку
Какая может быть травка в глубокой белорусской деревеньке, где нет даже почты, а может, и электричества нет. Какая на хрен травка!? Она посмотрела на него, и Николай понял, что она ему не верит, не только не верит, а видит его практически насквозь. Глаза Люды говорили: «Только тронь мою семью, колдун из колдунов, только попробуй! Тебе мало не покажется, об меня вытираться нельзя!»
Ха, ха, сказал язвительно его взгляд, да я всё сказал, что вы покойники, а вот ваша дочка может на что-то и сгодится. А, может быть, и ты поползаешь.
Никогда, ответила Люда глазами, но больше не могла вести Войну мыслей и глаз, так как дольше двух-трёх секунд задерживаться в этом взгляде было невозможно, иначе, она могла бы ползать уже через минуту.
Изо всех сил Людмила старалась показать, что они живут обыкновенно, что они не только нормальные, но и прозаичные люди. Ни одним шагом она не выдала себя, что тоже умеет бороться.
Что, думаешь, помогут? спросил Николай уже в четверг утром, увидев на Люде футболку с двумя булавками.
О, они у меня уже сто лет висят, сказала она беззаботным тоном. Люда прицепила их не накануне и не для своей обороны. Они, действительно, висели давно.
На всей будничной одежде, со времён детства, на Людмиле часто были булавки. Это незаменимая вещь вытащить себе занозу, а в советские времена вовремя скрепить резинку на трико. Сейчас панки или рокеры украшают свою одежду, тело булавками. На самом деле, все знают, что это средство от сглаза. Только почему булавка, Люда не знала, не копалась в изотерической истории. Но это верное средство она тоже испытала на себе.
Где-то в восьмидесятых годах Людмила в очередной летний сезон устроилась на работу в «Интурист». Как одной из временных, естественно, ей подкинули группу из социалистической Кубы. Кубинцы путешествовали две недели с шестьюдесятью рублями, которые им выделили на поездку, кстати, русским, выезжающим за границу, давали ещё меньше, по тридцать рублей. Людмиле было жаль их искренне, и она водила кубинцев по самым дешёвым местам, где они могли бы купить сувениры, а также выменять их на ром и кубинский табак. Люда должна была отработать с ними все экскурсии по бывшему Ленинграду и пригородам, а далее сопровождать по некоторым городам страны. Путь лежал в Минск, Киев, Запорожье, Кишинев, Одессу, Тбилиси и Москву. В Киеве, естественно, их поселили в интуристовской гостинице, её группа чувствовала себя прекрасно, а Люду сразу вызвали в «непонятный» кабинет и стали настойчиво допрашивать, кто из туристов как себя вёл в поездке. Это было её первое свидание с КГБ, она даже не поняла. «Возможно это дирекция гостиницы, или ещё какая служба, которая спрашивала, типа, никто не заболел, кто как себя чувствовал и т.д.», думала Люда в тот момент. Наверно, на её лице была написана такая искренняя наивность, что долго Люду расспрашивать не стали, а отпустили от греха подальше. Потом Людмила рассказала про это мужу, тот ответил ей, это был Комитет. Она опять искренне удивилась. Ну КГБ, так КГБ.
Людмилу поселили в номер ещё с одной переводчицей. Это были апартаменты люкс, прекрасное обслуживание, которое простым советским гражданам тогда не снилось. Переводчица оказалась местной и сопровождала группу из Польши. Она заселилась, когда Люда уже спала после перелёта и тяжелого переводческого дня.
Выйди из комнаты! приказала она ей, разбудив громким голосом.
Зачем, что случилось? спросонья спросила Людмила.
Затем, выйди и всё, я так хочу! такое обращение к себе со стороны незнакомого человека она ещё не испытывала.
Не выйду, почему я должна выходить, я сплю на своём оплаченном месте, в Люде проявилось противостояние против голой, неприкрытой наглости.
Выйди, я буду звонить! всё также резко продолжала крашеная незнакомка.
Мне твои звонки до лампочки, почему я должна в двенадцать часов ночи сидеть в ванной или торчать в коридоре? Люда непременно бы вышла, если бы её попросили не таким тоном!
Выйди, иначе тебе хуже будет! та продолжала разъяряться.
Сошлись на каком-то консенсусе. Она действительно поняла, что Людмилу её телефонные разговоры никак не трогают. На следующий день, соседка даже попросила у Люды в долг шестьдесят рублей и вела себя почти сносно для своей натуры.
Вечером после всех экскурсий и ужина, без ног, Людмила притащилась с бутылкой белого вина в номер. Предложила своей коллеге. Она удивилась, что Люда не обиделась за вчерашнее. Они разговорились.
Ты знаешь, у меня здесь в местной тюрьме муж сидит, сказала Ира сквозь зубы, у него очень большие проблемы, я здесь бываю, раз в месяц, мне надо много денег, чтобы выкупить его, а он этого не хочет.
«Я бы тоже не захотела», подумала Люда, увидев её вставленные синие зубы, это лет в тридцать, тридцать пять, неправильный прикус, тяжелый неподвижный подбородок, волосы, обесцвеченные до бесконечности перекисью водорода, да в два сантиметра пробора чёрных волос, и, конечно же, полоумные глаза. Людмиле было все нипочём, как и в этот раз со строителями забора. Она ни в ком не видела худое. Видимо, для польской переводчицы стакан белого столового вина подействовал хуже, чем полнолуние на вампиров. Ирэн, как она сама себя назвала, уединилась и на туалетном столике начала делать хитрые фабричные операции по распаковке и запаковке пачек сигарет «Космос». Вместо сигарет содержимым оказались Людмилины шестьдесят рублей и ещё что-то. Люда в это время уже легла спать. Засыпала она всегда минут сорок, хотя работа гида-переводчика валила её с ног, но тут всё-таки не могла заснуть. Соседка достала откуда-то свечи, зажгла их, допила оставшееся вино и начала перед зеркалом устраивать непонятные ритуалы с нечеловеческим мычанием. Именно это и заставило Люду приподнять кусочек простыни, освобождая один глаз для того, чтобы услышанное объединить с увиденным. Ирэн стала раздеваться перед зеркалом, обнажила свои груди и начала тискать их, но это была не ласка, а грубое насилие, как будто она хотела их растерзать, съесть или выдавить сразу молока на целый мир, или вообще ликвидировать.
Полоумные глаза были даже не на том свете, а где-то ещё дальше. Людмила чувствовала, что она её не видит и не замечает. Люда, помимо своего открытого глаза, уже потихоньку освобождала другие части тела, чтобы незаметно выскользнуть и убежать из этого временного пристанища в своей судьбе. Ритуально-вакханальные пляски Иры ещё больше подорвали Людино атеистическое, советское воображение о мире, когда, та достала кусок кровавой ваты (тогда еще не было безобидных тампонов) из той самой части одежды и начала рвать его своими вставными зубами, а затем пожирать. Людмила не на шутку перепугалась, государство здесь не поможет! Хорошо её спортивные брюки лежали сверху сумки. Она ползком вылезла из кровати, прихватывая их, выскочила в коридор, дрожа от прилива адреналина. Лихорадочно напяливала штаны под любопытными взглядами туристов разных стран, расходящихся по своим номерам. С ней ничего не было, ни документов, ни ключей, ни визитной гостевой карточки. Бегом в портье, почти в ночном белье. Люда не знала, что сказать, спасибо врожденной трезвой интуиции.
Переселите меня, пожалуйста, из номера 316, у меня рядом оказалась переводчица лесбиянка, не могла же она сказать, что соседка-оборотень.
Наверно, на работников портье оказали действие не её слова, а Людин страшно напуганный вид. Они тут же вручили ей ключи, выделив одноместный номер.
На самом деле, кто такие лесбиянки или колдуны с вампирами, Люда не только смутно знала, просто не догадывалась, что они есть. Не учили их этому, а какой-то специальной литературой Люда не интересовалась, дай Бог прочитать и выучить, что задают в институтах.