Тридцать три секунды когда я уеду, досчитай до двадцати и трогайся, ладно?
Джошуа кивнул, чтобы показать, что все понял.
Это очень важно! До двадцати, ни секундой больше!
Есть вещи, которые нужно делать в определенное время, я помню, сказал Джошуа, чтобы успокоить Кловиcа.
Я вижу, ты понял Семнадцать. Настала пора прощаться. Прощай, Джошуа, и спасибо за все, что ты для нас сделал.
Нас? О ком ты говоришь, Кловис?
Девять Ты поймешь чуть позже. Шесть Кловис схватил стальные сани огромными руками и начал толкать их к склону, а потом забрался внутрь.
Три Делай как я! И закрой глаза!
А ты-то куда едешь? прокричал Джошуа.
В ночь.
Через мгновение маленькая красная колесница Кловиса скатилась по склону и испарилась, как будто ее и не существовало вовсе. Джошуа напряг слух, чтобы уловить шум от спуска, но ничто не нарушало бесконечную темноту, поглотившую горы.
Двадцать Девятнадцать Восемнадцать считал голос Шамину в его голове. Он действительно должен был следовать инструкциям Кловиса и ехать за ним по незнакомому маршруту? Если судить по перепаду высот, трасса будет сложной и быстрой, а он не имеет ни малейшего опыта в бобслее. Тринадцать двенадцать одиннадцать После пробуждения в ванной комнате его всю дорогу преследовали странности. У Джошуа вдруг сложилось впечатление, что он оказался в пирамиде со стенами, покрытыми иероглифами, в которых он совершенно не разбирался. Ему не хватало ключа от этого шифра, Розеттского камня[3] Шампольона, чтобы мир наконец сделался чем-то цельным и ясным. Мало было надежды и на то, что ключ обнаружится внизу этой безумной трассы для бобслея. Джошуа чувствовал, что и без того уже отправился в путешествие, которое ему не по силам. Семь Шесть Пять Джошуа схватил холодную сталь саней и напрягся изо всех сил, чтобы столкнуть их с места. Они поехали на удивление легко, он как можно быстрее запрыгнул внутрь и улегся. Три Два Один, услышал он, сворачиваясь внутри. Сани доехали до края пропасти и полетели в темноту.
Сначала пришло чувство скольжения по черно-белому туннелю, потом давление неизвестной массы на каждую клетку его тела. Джошуа спускался по невидимой трассе, не зная, куда она ведет, вниз или вверх. Он плохо ориентировался в пространстве и чувствовал себя будто под катком, несущимся в сторону страшного урагана, где понятие гравитации переставало существовать. Его голова обо что-то ударилась, и он вдруг почувствовал, что вокруг холодно, как на Северном полюсе. Он ощущал каждую молекулу внутри своего тела, и кровь, омывающая его вены, пульсировала подобно символу надежды посреди ледяной пустоты его путешествия. Через какое-то время все его внутренности тряхануло так, что им завладело нестерпимое чувство тошноты, и струя желчи вырвалась из его рта и полетела к небу, попирая законы физики.
Ему понадобилось несколько минут, чтобы понять, что он больше не движется, а лежит на земле и смотрит на темную подрагивающую пустоту. Он боялся, что сойдет с ума, предельно четко ощущая, как его разум пытается взять верх над разболтавшимся восприятием. Его зовут Джошуа Оберсон, он сотрудник службы безопасности в отеле «Аваланш». Только что он, по всей видимости, совершил падение в гигантский туннель, к которому его притащил Кловис. Его глаза тщетно искали хоть какой-нибудь ориентир. Подняв веки, он почувствовал нестерпимое жжение на роговице и снова погрузился во тьму. В этот же момент он понял, что не может пошевелить ни единой частью тела. Конечности казались ему чем-то отдаленным, и он не понимал, существуют ли они вообще. Рот, нос и уши лишь слабая тень ощущения. Сердце в его груди едва билось так медленно, что после каждого удара он задавался вопросом, не умер ли. Его разум показывал картину, на которой человек лежал на столе, а питание подавалось ему по тонким трубочкам. Вот кем он стал, овощем с разорванным спинным мозгом, паралитиком или человеком с синдромом изоляции. Он захотел расплакаться, но слезы показались ему огненными каплями, прожигающими веки. А потом он понял, что не один. Вокруг него была огромная масса чего-то странного, которая давила на него, как ботинок давит на муравья. Давление было столь мощным, что он не сомневался, что его расплющит, он превратится в жалкие кровавые ошметки, во внутренности, висящие в пустоте. Он понял, что умрет, и воспринял это с облегчением. Он захотел этого так сильно, как ничего раньше не хотел в своей жизни. Самым страшным для него было существование только на уровне сознания, не облаченной в физическую форму мысли. Джошуа чувствовал, что и сама мысль скоро угаснет, как угас весь его организм. Ожидая конца, он не обращал внимания на то, что над ним раздается какой-то шум. В его голове несколько картинок держались до последнего ветка вишневого дерева, портрет светловолосой девушки с нежным взглядом. Звуки стали громче, и что-то легко коснулось его лодыжки. Он даже не понял, что это было и зачем. Он хотел отправиться душой и телом в финальное ничто, чтобы боль наконец прекратилась и он смог отдохнуть. Спустя мгновение его глаза уловили яркий белый свет, который давил на веки, призывал бороться. Он постарался открыть глаза, но тут же испугался, что их обожжет. Ему все-таки удалось это сделать, и его нервы вдруг подключились к мозгу. Он увидел, что из света надвигается темная масса. Он различил руку в перчатке и мужской голос, повторявший, что он спасен. Он сказал себе, что предпочел бы умереть.
Когда он снова открыл глаза, то увидел белые полосатые плитки на натяжном потолке, посреди которого была установлена длинная рампа с желтоватыми светодиодами. Глаза неприятно жгло и покалывало, он чувствовал, что по щекам текут слезы. Приложив значительные усилия, он все же смог повернуть голову набок. Судя по всему, он находился в больничной палате. Вторая койка, расположенная в нескольких метрах от него, пустовала. Ему в голову пришла дурная идея сесть, и его внутренности тут же скрутило ошеломляющей болью, будто ударили ножом под ребро. Из его легких вырвался хрип, и он почувствовал сильный спазм. Он принялся дышать глубоко, чтобы успокоить боль. Понемногу она отступила, и он смог приподняться на локтях. Его руки и ноги были закрыты гипсом. Он не мог пошевелить ни одним пальцем. Он тяжело вздохнул, испытав секундный ужас от одной только мысли, что потерял их, отморозил. Этот кошмар рассеялся лишь после того, как он понял, что в целом реакции его тела нормальны, не считая ощущения постоянного холода, которое не покидало его ни на мгновение. Он окинул палату взглядом и заметил телевизор с плоским экраном, закрепленный на кронштейне. Отражение в черном экране показывало ему несчастного, страдающего, истощенного человека. Что же с ним приключилось? Ему вспомнился Кловиc, трасса для бобслея, стальная колыбель саней. Он ведь наверняка слетел с трассы, пока мчался по ней с огромной скоростью! Еще чудо, что жив остался и к финишу приехал не по частям! Его мысли прервала распахнувшаяся дверь. В палату вошла молодая женщина лет тридцати, закутанная в парку цвета хаки. Роста она была выдающегося, с круглым лицом. Места в палате сразу стало меньше. На ее лице выделялись глаза цепкие, как у куницы, и широкий нос. Высокий лоб был обрамлен светлыми неаккуратными локонами, спускавшимися на широченные плечи.
Твою мать, да ты очнулся! воскликнула она и, быстро оказавшись у койки, заключила его в медвежьи объятья. Целое мгновение он не сомневался в том, что она его удушит, настолько мощными оказались ее руки.
Си Сивилла? колеблясь, спросил он.
Ну а кто ж еще, мой дорогой! Я поклялась, что не оставлю тебя ни на минуту, пока ты не придешь в себя!
Джошуа не особенно помнил эту женщину, но ее присутствие, ее невероятная сила успокаивали его.
Пора бы тебе прекращать выкидывать такие коленца! Какого хрена ты потерял в горах, дурачок? Кто же едет туда в одиночку, а?
Ее низкий голос, все эти выражения, больше уместные для грузчика, о чем-то ему напоминали. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами в ее случае глаза превратились из точек в узкие щели почти во всю ширину лица. Джошуа внезапно почувствовал пустоту в груди. Шамину с его простуженным голосом исчез исчезло и что-то еще, но он никак не мог понять, что именно.
Ты дар речи потерял? спросила Сивилла, одновременно поднимая простынь, чтобы посмотреть на него. Под простыней он был голый. О, господь миловал, тут все в порядке, хозяйство на месте.
Наверное, ему следовало бы оскорбиться на эту шутку ниже пояса, но радость этой женщины вселяла в него уверенность. Каким-то образом теплота ее эмоций заполняла пустоту, образовавшуюся под воздействием холодного чувства утраты.
Ну, алё! Ты мне расскажешь, что случилось, или начинать допрос по всем правилам? Да нет, без шуток, я счастлива тебя видеть. Сам понимаешь, что тебе повезло выжить, ну.
Я не знаю я не могу вспомнить, вообще
Ты хоть имя свое помнишь? Или будешь представляться Джейсоном Борком?
Джейсоном Борном, машинально поправил он. Нет, не настолько. Меня зовут Джошуа Оберсон.
И ты полицейский. Помнишь?
Полицейский? В голове закрутились мысли.
Специалист службы безопасности. Полицейский. «Ты? Ты же здесь не работаешь», сказал Кловис, издевательски улыбаясь.
Джошуа Оберсон, лейтенант полиции в кантоне Во! продолжила Сивилла, и ее широкая улыбка обнажила ряд идеальных зубов. Джошуа в ответ кивнул:
Да-а, я припоминаю. Что же случилось?
Ты поперся решать дела в одиночку, как обычно! Пошел по пересеченной местности несмотря на угрозу снежной бури. А это вообще не лучшая идея взбираться на Роше-де-Не в одиночку! Ну и конечно, сошла лавина. Ты полкилометра пролетел, пока не приземлился задницей на снег.
Отель «Аваланш». Монограмма, идеально вышитая на полотенцах в ванной, обретала совсем другое значение. Странноватое название для отеля, да? И неспроста!
Джошуа машинально поднял руку ко лбу и тут же нащупал широкую корку спекшейся крови.
Док сказал, что голова немного поболит. Что, припекает?
Нет, сказал он, пытаясь собрать мысли воедино, осторожно выбирая, что спросить следующим. А какой сейчас год?
Ты что, в дурачка со мной играешь? Сегодня 3 января 2018 года. Ты точно в порядке?
И как Джошуа было на такое отвечать? Лавина заставила его пересечь время. Хорошо, пускай пребывание в отеле было не более чем сном, но все же Джошуа не мог отрицать, что упускает из виду что-то очень важное.
Он видел перед собой какое-то инопланетное создание сплющенное, стоящее на собственном хвосте, свернутом в круг. Его липкая морда с черными лживыми глазками тянулась вперед.
Гиппокамп, от греческих слов hippos и kampus, обозначающих понятие «морской конек». Это часть вашего мозга.
Сивилла стояла с отвисшей челюстью и выглядела так, будто готова была пасть на стол доктора Гумберта. И дело было не в том, что она заскучала от лекции по строению коры человеческого мозга, которую он ни с того ни с сего решил прочитать. Складывалось впечатление, что Сивилла пала жертвой его симпатичного лица и зеленых миндалевидных глаз.
Венецианский анатом шестнадцатого века первым сравнил эту часть мозга с морским коньком, когда ее наконец отделили от основы. И действительно, формой гиппокамп немного напоминает это создание.
Джошуа смотрел на нейрохирурга глазами кролика-альбиноса. После пробуждения он только и делал, что плакал, а яркие лучи ламп, развешанных в кабинете доктора рядом с томографом, и темнота за ними заканчивали сходство с ночным клубом.
Возвращаясь к нашей теме, можно добавить, что именно этот раздел мозга слегка пострадал, сказал доктор, показывая на снимок синего цвета, вся поверхность которого была однотонной, не считая концентрического круга небольшого размера, пульсировавшего красным.
Это опасно? спросил Джошуа, сжимая кулаки. Он снова начал чувствовать пальцы и очень гордился этой маленькой победой.
Если принимать во внимание падение с высоты в пятьсот метров, удар головой, а также несколько тонн снега и общее переохлаждение организма можно сказать, вы легко отделались!
Сивилла издала влюбленное курлыканье и захлопала глазами, не сводя взгляда с милого доктора.
Давайте отложим в сторону обморожение и легкий ожог роговицы. В целом, больше всего от переохлаждения пострадал ваш мозг. Если голову подвергать воздействию холода, межклеточный метаболизм мозга замедляется. Проблемы появляются, когда температура приходит в норму. Мозг хорошо омывается кровью. Резкий скачок температуры приводит к расширению тканей, и вот поэтому мы наблюдаем небольшие повреждения в области гиппокампа.
Ладно, доктор, я не понял, ЭТО ОПАСНО?!
Джошуа почувствовал внезапную вспышку гнева. Гумберт объяснял ему какие-то термины вместо того, чтобы успокаивать.
Да нет, в долгосрочной перспективе не опасно. Но эти повреждения объясняют спутанность сознания. Именно в гиппокампе формируются кратковременные воспоминания. Лишь потом они становятся долговременными, синхронизируясь с корой головного мозга. Так что совершенно нормально, что вы не помните недавних событий и даже своего прошлого.
А тот сон? Он мне казался реальным.
Вот здесь мы уже заходим на территорию загадок памяти. Видите ли, воспоминания в гиппокампе подобны кораблям на реке. Ночью они отдают швартовы и медленно двигаются к выходу из гиппокампа, чтобы попасть в кору головного мозга. Это в буквальном смысле следы пережитого опыта, они заходят в нашу память надолго, чтобы сформировать причудливую вязь воспоминаний, которую мы осознаем, когда бодрствуем и когда спим.
Сивилла посмотрела на него с восхищением. Она явно находила речь доктора весьма интересной.
Вы хотите сказать, что этот сон состоял из воспоминаний?
Из воспоминаний, из впечатлений, из кратких мгновений и ощущений. Все это и составляет вашу память. Огромный меняющийся массив, каждую ночь забытье пытается его уничтожить, каждую ночь мы видим какие-то детали и восхищаемся ими.
Что касается вас, переохлаждение ввело вас в состояние глубокого сна. Ваш случай чем-то напоминает мне переживания людей, описывавших свою смерть. Наверное, вы слышали о свете в конце туннеля и чувстве, что вас кто-то ждет. Это тоже нечто вроде сна. Можно объяснить проще. Это программа, которая запускалась в случае необходимости, чтобы снять напряжение с вашего головного мозга.
Вы так красиво объясняете, произнесла Сибилла, сделав губы бантиком.
Жуть просто, ага! А что с моими повреждениями? Они не пройдут? Я верну себе память? спросил Джошуа, скрипя зубами.
Ну конечно! Нейроны гиппокампа обновляются всю нашу жизнь, причем с большой скоростью. Почти семь процентов воспроизводятся каждый день, представьте себе! Именно этот процесс позволяет записывать новые воспоминания в мозг. Так что не стоит волноваться, это всего несколько тысяч поврежденных клеток, они не помешают вам наслаждаться жизнью. Разве только вначале не стоит заниматься лыжным спортом.
Доктор издал смешок, явно очень довольный собственной шуткой. Джошуа окаменел, а Сивилла принялась хохотать громче, чем надо. Она переигрывала. Джошуа метнул в ее сторону тяжелый взгляд и уставился на снимок, на котором было расписано содержимое его черепной коробки. Если этот морской конек и вправду был таким гибким, то приключения внутри отеля «Аваланш» и провал под две тонны снега вскоре окажутся дурным воспоминанием. Однако сейчас что-то внутри головы не давало ему покоя, шептало в нос, словно Шамину:«Малыш, все не настолько просто»