Джонатан Коу
Борнвилл
Грэму Кейвни
BOURNVILLE. A NOVEL IN SEVEN OCCASIONS by JONATHAN COE
Copyright © 2022 by Jonathan Coe
Книга издана с любезного согласия автора и при содействии Felicity Bryan Associates Ltd и Литературного агентства Эндрю Нюрнберга
© Шаши Мартынова, перевод, 2023
© Фантом Пресс, издание, 2023
Пролог
Март 2020 года
В зале прилета Венского аэропорта было так малолюдно, что Лорна без труда углядела ее, хоть они и не встречались. У нее были короткие каштановые волосы, мальчишеская фигура и карие глаза они засияли, когда Лорна выглянула из-за своего исполинского футляра с инструментом и уточнила:
Сузанне, верно?
Здравствуйте, нараспев ответила Сузанне, а затем, после минутного колебания, радушно притянула Лорну в объятия. Нам же все еще можно так, правда?
Конечно, можно.
Я так рада, что вы наконец здесь.
Я тоже, машинально отозвалась Лорна. Но не соврала.
Долетели хорошо?
Вполне. На рейсе не битком.
У меня машина. С внезапной настороженностью Сузанне оглядела глянцевитый черный футляр с Лорниным контрабасом и добавила: Надеюсь, достаточно вместительная.
Снаружи было так холодно, что, казалось, может пойти снег, а вокруг уличных фонарей лучились в ночном воздухе разреженные янтарные ореолы. По пути к парковке Сузанне задала еще какие-то вопросы о перелете (а температуру в аэропорту проверяли у вас?), спросила Лорну, не голодна ли та (не голодна), и объяснила то-се о распорядке на ближайшие несколько дней. Лорна и Марк поселятся в одной гостинице, но он летит из Эдинбурга и до завтрашнего утра в Вене не появится. Их концерт начнется примерно в девять вечера, а на следующий день они на поезде отправятся в Мюнхен.
Я не смогу поехать с вами на концерты в Германию, сказала она. Как бы ни хотелось. У лейбла нет бюджета мне на поездку. Все почти что на голом энтузиазме. Поэтому же вас встречают на этом вот, а не на длинном лимузине.
Она имела в виду свой автомобиль, десятилетний вольво-эстейт, весь в царапинах и вмятинах, и уверенности он Лорне не внушил. Тем не менее для поставленной задачи машина действительно казалась вместительной.
Сгодится, сказала Лорна, но, оглядев машину изнутри, обнаружила неожиданную загвоздку. На заднем сиденье размещалось детское кресло, окруженное всячиной, выдающей того, для кого главное забота о ребенке: влажные салфетки, пищевые обертки, пластиковые игрушки, соски, и все же сильнее тревожило то, что на оставшемся квадратном дюйме громоздились рулоны туалетной бумаги в пластиковых обертках, по девять штук. Упаковок двадцать примерно.
Прошу прощения, сказала Сузанне. Давайте я Так, давайте сообразим, как быть.
Сперва попытались запихнуть контрабас в машину через дверцу багажника, но тут же уперлись в непробиваемую стену рулонов туалетной бумаги. Лорна извлекла упаковок девять или десять и выложила их на бетонный пол, но протолкнуть гриф инструмента через оставшуюся на заднем сиденье туалетную бумагу все равно не удалось. Тогда они убрали с сиденья верхний слой рулонов, сложили их стопкой по одной стороне салона контрабас им обеим удалось втиснуть поглубже внутрь, дальше детского кресла, и в итоге головка грифа почти касалась лобового стекла, а дверца багажника закрылась едва-едва. Впрочем, попытка засунуть обратно в салон всю изъятую туалетную бумагу успехом не увенчалась.
Может, если вынуть инструмент из футляра, произнесла Сузанне, и сложить туда туалетную бумагу Нет, вряд ли поможет.
В конце концов задача решилась, когда Лорна, притиснутая щекой к контрабасному грифу, устроилась на пассажирском сиденье, а Сузанне сложила упаковок восемь или девять туалетной бумаги Лорне на колени получилась башня до потолка салона.
Вам уютно? спросила она, тревожась за Лорну, ведя машину по чуть ли не пустым дорогам к центру Вены.
Очень, ответила Лорна. Они же как подушка безопасности. Если мы во что-нибудь врежемся, они, возможно, спасут мне жизнь.
По-моему, вам не очень-то удобно. Извините меня, пожалуйста.
Не волнуйтесь, все в порядке. Помолчав, она спросила: Слушайте, вопрос вроде как напрашивается сам: зачем вы купили столько сортирной бумаги?
Сузанне бросила на нее удивленный взгляд, словно ответ был очевиден.
Решила запастись. В смысле, может, немножко переусердствовала, но все же лучше перебдеть, а? Они проехали еще несколько светофоров. Но Сузанне видела, что Лорна ее объяснений не поняла. Из-за вируса, ну? добавила она, чтобы развеять последние сомнения.
Думаете, все так уж серьезно?
Кто знает? Но да, мне так кажется. Вы видели записи из Уханя? И по всей Италии уже локдаун.
Да, я слышала, сказала Лорна. Здесь ничего подобного не устроят, правда? То есть концерт завтра точно не отменится?
Ой, это вряд ли. Все билеты уже распроданы, кстати. Зал не громадный, человек на двести, но для джаза в наше время это неплохо. И какой-то журналист хочет завтра утром с вами пообщаться для музыкального сайта. Интерес, то есть, живой. Все пройдет гладко, не беспокойтесь.
Лорна позволила себе выразить лицом некоторое облегчение. Эти гастроли большое дело для нее. Впервые они с Марком вывезли свое живое выступление из Британии; впервые кто-то оплатил больше одного концерта подряд; впервые за год с лишним она что-то заработает музыкой. Днем Лорна была одной из четырех женщин, работавших в приемной пятнадцатиэтажного офисного здания в центре Бирмингема. Ее коллеги смутно представляли себе, что на досуге Лорна музицирует, но изумились бы, если б узнали о происходящем: кто-то платит Лорне, чтобы она приехала в Австрию и Германию, ей бронируют гостиницы и журналист, подумать только (пусть и с интернет-сайта), желает взять у нее интервью. Долгие недели Лорна ждала этого турне, жила ради него. Если этот диковинный вирусняк сорвет всеобщие планы, велико будет ее разочарование.
Сузанне доставила ее в гостиницу и пообещала заехать утром, сразу после завтрака. Гостиница оказалась скромной, от центра далековато. Номера крохотные, но Лорна была признательна просто за то, что она здесь. Полчаса, а то и больше пролежала она в раздумьях на кровати. Интересно, кому могло прийти в голову оборудовать такую маленькую комнату лампой дневного света, которую нельзя пригасить. Интересно, почему она решила играть на инструменте, который занимает в комнате больше места, чем сама Лорна, и чуть не застрял в лифте. Но интереснее всего другое: с чего реагировать на всемирное распространение вируса покупкой почти двухсот рулонов туалетной бумаги. Действительно ли это жутчайший страх человеческий из-за чудовищного экономического кризиса, или из-за кризиса здравоохранения, или на грани климатической катастрофы однажды не иметь возможности подтереться?
Она глянула на часы. Полдесятого. Полдевятого в Бирмингеме. Самое время позвонить домой. Под домом она понимала Британию, но звонить своему мужу Донни, как раз сейчас тусовавшемуся с друзьями, не собиралась. Не хотелось звонить и родителям, уехавшим в отпуск: они воспользовались неожиданным (и нежеланным) увеличением своего свободного времени Британия наконец покинула Евросоюз и все британские члены Европарламента остались без работы. Нет, ее звонка ждет бабуля. Лорна пообещала набрать ей по скайпу, как только приземлится в Вене. Бабуля, для которой любой перелет сулил потенциальную катастрофу, неминуемое крушение самолета, сидит дома в смутной тревоге, пока Лорна не позвонит и не скажет, что возвратилась на terra firma[1].
Лорна села на кровати, открыла ноутбук дешевое приобретение, сделанное у сомнительного торговца электроникой на той же улице, где она жила, и пока служившее ей верой и правдой. Никакого стола или тумбочки в номере не было, и Лорна положила подушку себе на колени, пристроила компьютер поверх, после чего щелкнула по бабушкиному имени в скайпе. Как обычно, ответа не последовало. Его не бывало никогда. И чего она все пытается пробиться к бабуле по скайпу? Сперва надо позвонить по городскому номеру. Городской телефон и письмо, на них бабуля полагалась, а вот современным способам общения не доверяла. Планшет у нее завелся шесть лет назад подарок на восьмидесятилетие, но как им пользоваться, она толком не разобралась. Нужно было позвонить ей по городскому телефону, звоня при этом и в скайп, и сопроводить голосом весь процесс. И так каждый раз.
Долго ли, коротко ли, покончив со всей этой суетой, у себя на экране ноутбука Лорна увидела привычную картинку: верхнюю часть бабулиного лба.
Можешь под другим углом держать? спросила она. К себе наклони.
Картинка судорожно заметалась и накренилась не в ту сторону. Теперь Лорне открывался вид на бабулину шевелюру как всегда, химически завитую и осветленную.
Так лучше?
Да не очень.
Я тебя хорошо вижу.
Это потому что у меня камера правильно нацелена. Неважно, ба, это неважно.
Я тебя вижу.
Это хорошо.
Поговорить все равно можно.
Ага, можно.
Где ты?
В гостинице.
В Венеции?
В Вене.
Точно. На вид очень мило.
Ага, уютненько.
Как долетела?
Хорошо.
Без проблем?
Без проблем. Как ты, ба?
В порядке. Только что новости смотрела.
Да?
Вообще-то немного тревожно. Сплошь вирус то, вирус се.
Еще бы. Тут о нем тоже говорят. У женщины, которая меня забирала из аэропорта, в машине было рулонов двести сортирной бумаги.
Двести чего?
Рулонов сортирной бумаги.
Что за вздор.
Ты бы, может, тоже купила про запас.
Зачем это?
Или пару-другую банок фасоли или супа тоже про запас.
Глупости. Люди с ума посходили. Да и покупает мне все обычно Джек или Мартин. Принесут что попрошу.
Наверное. Просто никто, похоже, не понимает, что произойдет.
Думаешь, к нам сюда доберется? Вирус.
В Италии уже есть.
Я видела. Всем велено сидеть по домам. Будет как чума, да? Как Черная смерть и прочий сыр-бор.
Лорна улыбнулась. Одно из бабулиных излюбленных выражений. Она все время употребляла его не задумываясь. Только она могла назвать Черную смерть сыр-бором.
Ты побереги себя, вот и все, сказала Лорна. Сиди дома и береги себя.
Не волнуйся, отозвалась бабуля. Я никуда не собираюсь.
* * *
Первые два утренних часа назавтра прошли в кафе рядом с гостиницей, где Лорна завтракала, давала интервью, а затем пила кофе с Сузанне. Интервью вышло напряженным, опыта разговоров с журналистами у нее не было. Собеседник оказался жизнерадостным хипстером слегка за тридцать, говорившим на безупречном английском; казалось, он хотел расспросить ее не столько о гармониях и блуждающем басе, сколько о Брекзите и Борисе Джонсоне. Когда в конце концов удалось подвести разговор к музыкальной теме, Лорна в итоге рассуждала преимущественно о других членах своей семьи: о дяде Питере, игравшем на скрипке в симфоническом оркестре Би-би-си, а затем вдруг ни с того ни с сего о бабуле.
Музыкальность у меня, кажется, от нее, сказала Лорна. От моей бабушки, Мэри Агнетт. Она замечательная пианистка. Могла бы даже выступать с концертами. Но стала домохозяйкой и матерью и играет Иерусалим раз в неделю на собраниях местного ЖИ[2].
Затем пришлось некоторое время объяснять, что такое ЖИ, и к концу этого объяснения Лорна почти не сомневалась, что то, к чему она вела, уже забылось. Какая жалость, что Марка здесь нет. У него подобного опыта гораздо больше, вечно он так потешен, так непочтителен, что все получается куда бодрее.
Но Марк доехал до гостиницы только в полвторого, после чего они с Лорной тут же отправились искать, где бы подкрепиться. Большинство ресторанов в округе оказались невыразительными забегаловками фаст-фуда. Они прошагали минут десять, пока не обнаружили нечто потрадиционнее: сумрачный интерьер с оплывавшими свечами, тяжелые дубовые столы и меню без перевода. Недели спустя Лорне предстояло вспомнить дух того дня и в ресторане, и вообще в городе как странный, тревожный: царило напряжение, словно до людей постепенно доходило, что некая перемена, некое незримое и неотвратимое событие того и гляди выбьет из колеи их обыденную жизнь, непонятно как и к этому никак не подготовиться. Сдержанную настороженность трудно было облечь в слова, но она ощущалась.
Лорна заказала салат и тоник, Марк мощный открытый сэндвич и два лагера. Лорну Марков рацион беспокоил нешуточно.
Не смотри так осуждающе, сказал он ей. Мне надо питаться, чтобы поддерживать силы. И в Шотландии, между прочим, холодно. Нужно много телесного жира.
Она принялась рассказывать об интервью.
Он пожелал узнать, как мы познакомились.
Марк задумался, вилка замерла на полпути ко рту.
Как мы познакомились, я не помню, проговорил он.
Помнишь-помнишь. Ты пришел к нам в колледж. У всех нас была возможность с тобой поиграть.
А, да, точно, сказал он с видом гораздо более заинтересованным в том, что подцепил на вилку.
Я была лучшей, сказала Лорна, ожидая, что Марк подтвердит это кивком. Не подтвердил. По крайней мере, ты говорил, что я лучшая.
Конечно, ты была лучшей, жуя, сказал он.
И потом мы пошли выпить. Ты спросил меня, какой твой альбом нравится мне больше всех, и я сказала, что до того дня о тебе ничего не слышала.
А вот это я помню. Меня очаровала твоя прямота и ужаснула твоя дремучесть в равной мере.
И потом мы оттуда и далее.
Оттуда и далее означало, что на следующей неделе они играли вместе несколько часов в квартире в Мозли, где Марк в то время ночевал. Затем они начали записываться удаленно: Марк слал ей файлы из своей домашней студии в Эдинбурге, а Лорна дома добавляла партии контрабаса. Так у них накопилось несколько часов музыки, которую в итоге свели в семидесятиминутный альбом для Маркова австрийского лейбла, и в процессе у них сложился стиль, в котором медленный амбиентный бубнеж, который Марк медитативно извлекал из своей гитары, подкреплялся и обогащался Лорниным вкладом на контрабасе Лорна рассматривала его как мелодический инструмент, нередко задействуя смычок. Столь стремительно превратиться из многообещающей студентки в записывающуюся музыкантшу оказалось для Лорны чем-то потрясающим, но дело в том, что их дуэт оказался удачным они с Марком попросту сразу же подошли друг дружке, и пусть британская пресса ими не заинтересовалась и дома концерты устраивать удавалось с трудом, продажи у их первого альбома в остальной Европе были очень даже заметные, а теперь и сами музыканты оказались в Вене, наступил первый день их шестидневных гастролей, и они стремились воссоздать вживую звучание своих студийных записей. В тот вечер, когда Марк отыгрывал очередное соло примерно на середине их сета, Лорна, глядя на него сбоку сцены, размышляла в который раз, как этот человек этот толстый, небрежно одетый и вообще несколько сомнительного вида пошляк умел, когда хотел, творить музыку, словно ангел, пальцами и педалями извлекая из своей гитары звуки целого оркестра, заполняя пространство сложными гармониями и обертонами, дробными ходами мелодий, и они держали молодую публику в некоем экстатическом трансе.
Несчастное мудачье сегодня собралось, сказал он Лорне, когда они сели после концерта ужинать.
О чем ты говоришь? Они остались в восторге.
Я не чувствовал, что мы от них много чего получаем в ответ, сказал он. Я в морге публику видал живее.
Сузанне совершенно откровенно оторопела словно поведение публики было ее личной ответственностью, и Лорна бросилась ее успокаивать:
Не обращайте внимания. Замечательная была публика. Замечательный вечер. Это он так благодарность выказывает, хотите верьте, хотите нет.
За ужином к ним присоединился Людвиг, хозяин лейбла. Он привел их в ресторан под названием Кафе Энглэндер, хотя ничего слишком уж английского в нем не нашлось: еда австрийская, порции щедрые, в том числе шницель когда его подали, смотрелся он более чем удовлетворительным даже для Марковых аппетитов.
Вы гляньте, произнес он, сверкая глазами. Вы только гляньте на него!
Сузанне и Людвиг просияли, гордые тем, что их национальная кухня вызвала такой восторг. И лишь Лорна, вновь заказавшая салат, вид имела осуждающий.