Андрей Кочетков
Посол Великого владыки
Сокрытое царство. Часть 1. Том 1
© Андрей Кочетков, текст, 2023
© Юлия Щербина, иллюстрации, 2023
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023
* * *
Пролог
Наступал вечер, теплый и мягкий. Уставшее светило, раскинув вдоль горизонта свои огненные с золотым тиснением одеяния, готовилось к традиционному омовению в Безбрежном океане. Оказавшись без строгого присмотра Небесного владыки, красавцы клены во дворе дома принялись вовсю флиртовать с Энио, богиней прелестного заката, хвастая яркими красками своих осенних нарядов. Маленький лучик света, с трудом пробившись сквозь это сборище ветвистых франтов, коснулся лица молодого человека, согнувшегося над листом пергамента. Но посланец небес старался напрасно. Нет, он прекрасно подготовился к этой встрече и был бы рад поведать о широких лугах, где солнечная свита прогуливается напоследок перед приходом ночи, о полноводной реке, подмигивающей закату томным блеском своих освежающих вод, о запахе леса, где древние духи играют в прятки среди крон вековых деревьев. И даже о том, как далеко на юге стая дельфинов резвится в парном молоке моря Туманов, сопровождая идущее на запад капоштийское торговое судно. Однако молодой человек лишь в раздражении повел головой, прищурился и еще ниже склонился над столом из черного, как уголь, дерева. То, чем он был занят последние несколько месяцев, не оставляло времени на красоту жизни вокруг. Молодой человек писал традиционной герандийской скорописью, но без той доли небрежности и равнодушия к тексту, которая выдавала казенный стиль имперской бюрократии. Нет, каждая буква ложилась на бумагу размеренно и вдумчиво, а сам автор время от времени откладывал перо в сторону и, водрузив небритую щеку на кулак, тщательно перечитывал написанное.
* * *
В этой книге я хотел бы рассказать историю Унизеля Вирандо моего отца. Сегодня он известен всем. Но знает ли кто-либо его как человека?
Человек есть в первую очередь его имя. Однако каждый читает его по-своему, вкладывает в имя собственный смысл, смотрит в него, как в зеркало, ожидая разглядеть знакомое глазу отражение собственных чувств и желаний. И потому я буду писать о том, что важнее всего именно для меня. Почему и как отец стал тем, кто он есть сегодня? Чем он жил, какие мысли рождались в его сознании при взгляде на мир, который мы видим вокруг? Какие люди встретились ему на пути и как изменили его понимание природы вещей? Я постараюсь писать только о тех событиях, которые помогут мне ответить на эти вопросы. Ибо ответы дадут мне возможность обрести самого себя, найти свою дорогу в жизни. И помогут сделать это моим будущим детям.
Мы с отцом совсем разные люди. Но, когда я слушал его рассказы, меня не покидала мысль, что в похожих ситуациях я поступил бы точно так же. Я полагаю, что это дает мне право самому додумывать ход событий там, где в силу самых разных обстоятельств я не имею возможности узнать, как оно было на самом деле. Постараюсь сильно не злоупотреблять такой привилегией, хотя в некоторых случаях не пользоваться ею вовсе практически невозможно.
В книге встречаются описания людей не только из империи, но и из иных, далеких и чудесных, стран. Многое из того, что случалось с этими людьми, не затрагивало моего отца напрямую и происходило без его непосредственного участия. Тем не менее, как капельки пролитой ртути в конце концов воссоединяются в едином порыве природного родства, так и линии жизни всех тех, с кем виделся, общался, сражался мой отец, образуют с ним то неразрывно общее, что можно было бы назвать Судьбой. Каждый персонаж этой летописи вложил в него свою крупицу знания, любви, ненависти и страданий, и все это теперь перешло ко мне. Впустив этих людей на страницы моей книги, я имел слабость дать им жить собственной жизнью, в связи с чем заранее приношу свои извинения на тот случай, если рассказ мой будет иногда уводить в ту или иную сторону.
Взявшись за перо, я понял: чтобы оживить мир моего отца, одних его рассказов и воспоминаний недостаточно. Если я хочу сам почти что прожить его жизнь со своей точки зрения, мне нужны такие же обширные знания о Дашторнисе, Обозримой земле мире, в котором мы все живем. Конечно, архивы нашей столичной библиотеки пока еще только формируются, но они всегда открыты для меня, и я рад возможности приобщиться к хранимой в них мудрости.
Во избежание путаницы я буду стараться давать имена собственные и некоторые другие понятия в классической герандийской транскрипции. Оригинальный текст был бы, разумеется, более интересен для серьезного исследователя, но цель моей книги не строго научная, хотя и находится в области познания мира и самого себя. Предупреждаю сразу не ищите буквального сходства в названиях. Вириланские имена, к примеру, на самом деле звучат несколько иначе. Кроме того, если для жителей империи естественным является носить имя и фамилию, то у вириланов вообще нет ни фамилии, ни отчества, но зато есть два имени, одно из которых дается родителями при рождении, а второе выбирается самостоятельно по достижении совершеннолетия. К тому же в вириланском языке нет целого ряда звуков (например, мягких «к» и «г»). Вириланы просто не в состоянии их произнести, так же как и мы, например, сломаем язык при попытке сказать любую фразу на аринцильском. То, что отец свободно владеет этими и многими другими языками, большинство из которых он изучил только по книгам, свидетельствует о его выдающихся способностях лингвиста, которые мне, увы, не передались.
И, наконец, самый главный вопрос для кого пишется эта книга? Мой отец очень проницательный человек. За свою жизнь он изучил стольких людей, что с пониманием собственного сына у него обычно не возникает никаких проблем. Вот почему Унизель Вирандо не стал допытываться у меня о содержании моих творений, а как-то раз совершенно неожиданно объявился в моей маленькой усадьбе, так что теперь мне было не отвертеться. Небрежно присев прямо на рабочий стол, отец вгрызался взглядом в пергамент с какой-то потаенной, отсутствующей усмешкой в своих васильковых глазах. Признаюсь, сердце мое в тот миг билось намного сильнее обычного, а внутренности почему-то овеяло легким холодком. Я ждал критики, указаний на ошибки, требований переделать или убрать какие-либо фрагменты. Но отцу, похоже, нравилось издеваться надо мной солнце уже давно миновало полуденный пик, а он так и не произнес ни единого слова. Унизель Вирандо словно высасывал из меня жизненную силу, которую я без остатка вложил в эти свитки, и ничего не давал взамен. Но всякое мучение когда-нибудь кончается, так было и в этот раз. Отец неожиданно оторвался от пергамента, посмотрел на меня преисполненным сочувствия взглядом и в своей вкрадчивой, идеально вежливой манере произнес:
Ты ведь понимаешь, что публиковать это было бы не совсем разумно?
И я наконец выдохнул, с колоссальным, совершенно нескрываемым облегчением. К такому вопросу я был готов уже давно.
Разумеется, батюшка. Я
Но тогда ответь мне, с какой целью ты убил на это так много времени? Ты ведь не просто юноша, обдумывающий житье. На тебе лежит огромная ответственность, миссия, которая досталась тебе по праву моего единственного сына. Но чем же занимаешься ты вместо того, чтобы учиться в первую очередь тем вещам, которые тебе неизбежно понадобятся
Я сам постоянно думаю об этом! Но ведь ваша собственная судьба что, как не она, есть самое яркое свидетельство того, что каждый, кто следует велению сердца, неизбежно дождется отведенного лишь ему Часа Истины? Я пишу эту книгу для своих детей, чтобы они знали историю главы семьи. Эти семена знаний, брошенные в будущее, произрастут плодами мудрости, на которой будет стоять сила и могущество нашего рода и нашей державы!
Значит, ты хочешь сказать, что это будет что-то вроде книги для домашнего чтения?
Именно так, в точности. И книга, и учебник, и память в одном-единственном экземпляре. Клянусь, все, что изложено в этих свитках, навечно останется нашей семейной тайной!
Отец недоверчиво хмыкнул, пожал плечами, и взгляд его устремился в открытое окно, где ветер трепал длинные руки деревьев принесенной с реки прохладой, а белки шустро воровали лакомства из алтаря предков под большим дубом.
* * *
Молодой человек понял, что отец не очень-то верит ему. Или верит, но втайне страстно желает оспорить свое же собственное решение. Нужно было что-то срочно делать, чтобы переломить ситуацию.
Батюшка, я же во всем похож на вас. Вспомните, как все начиналось. Тридцать лет назад. Такой же вечер. Энтеверия столица великой Герандийской империи, архив Солнцеподобного владыки, повелителя всего, что находится под небесами
Часть I. Из мрака к свету
Глава 1. Отягощенный надеждой
Молодой сокол уже целый час виртуозно планировал в мягких объятьях вечернего майского ветра. Широко распластав пепельные крылья, он по-хозяйски сосредоточенно обозревал раскинувшийся внизу огромный город. Если бы жители бескрайней Герандийской империи поклонялись не Солнцу, а какому-нибудь более приземленному божеству, то они вряд ли бы окружили птиц приближенных Ясноликого светила таким вниманием и заботой. Убийство пернатых считалось вопиющей дикостью и святотатством, что, к сожалению, не отменяло необходимости защиты дворца Великого владыки, а также голов городских статуй и простых граждан от упивавшихся своей безнаказанностью голубей. И только сокол священный страж Небесного престола имел законное право сокращать популяцию этих сизокрылых бандитов, за что был вдвойне почитаем благодарными жителями Энтеверии.
Особенно часто от произвола голубей страдал Главный императорский архив. Приземистое, даже где-то мрачноватое здание было надежно укрыто от бесперых двуногих в первом круге Больших Державных чертогов, однако атаки с воздуха представляли собой постоянную угрозу внешнему виду этого самого крупного хранилища знаний во всем Дашторнисе. Ситуация значительно усугублялась тем, что архив был построен двести лет назад при императоре Назалио, который был помешан на архитектурных изысках и почти полностью перестроил исторический центр города. Его Солнцеподобное величество не упустил возможность указать своим приземленно мыслящим архитекторам на то очевидное обстоятельство, что вместилище драгоценных летописей достославных деяний его божественных предков не может, попросту не имеет права иметь форму такого грубого, неотесанного параллелепипеда из серегадского мрамора, «при одном виде которого любого мало-мальски утонченного человека охватывают глубокая печаль и безысходная тоска».
С большим трудом удалось уговорить Владыку не сносить напрочь уже почти готовое здание, что неминуемо бы разрушило разветвленную систему подвалов с уникальными условиями хранения особо ценных манускриптов, дорогостоящими противопожарными механизмами и даже специальной системой зеркал, благодаря которой тусклый, но все же настоящий дневной свет мог проникать в самые отдаленные уголки этого незыблемого оплота мудрости прошлых веков. Главный архитектор Кордий Палио видел архив империи прежде всего как крепость, тщательно охраняемую сокровищницу, способную выдержать ожесточенный штурм, наводнение, пламя и бесчинства толпы. «Это сооружение простоит тысячи лет, и наши далекие потомки с удивлением и восхищением смогут открыть для себя дорогу в мир тех, кто заложил фундамент нашей Вечной державы!» не раз высокопарно повторял он. Впрочем, ругаться с императором было как-то не с руки, и Палио легко пошел на примитивное архитектурное мошенничество, пристроив к зданию фальшивую вычурную колоннаду и воздвигнув на крыше галерею статуй славнейших ученых мужей Герандии.
Вот за эти самые статуи современные работники архива сделали Палио самым популярным героем своих эстевели бумажек с проклятиями в адрес недругов, которые за скромную плату, используя примитивную линзу, можно торжественно скормить лучам Великого светила, чтобы таким образом проклинаемый был поражен всем могуществом небесного божества. Голуби гадили на головы статуй и сам архив с такой интенсивностью, что император, обозревающий здание, которое было отлично видно с его парадного балкона, каждый раз приходил в искреннее негодование в связи с таким вопиющим оскорблением царственного взора. «В народе говорят, что само Солнце сердится на Владыку и посылает своих слуг, чтобы показать это!» доносили одни добрые советники. «Надо воззвать о помощи к Защитнику Небесного престола, это покажет, что Государь небес на вашей стороне!» говорили другие.
В результате вот уже почти два века небо над архивом и всем дворцом регулярно патрулировали специально отобранные соколы, которые неумолимо рвали на части залетных нарушителей и тем самым на корню пресекали опасные брожения в умах подданных Солнцеподобного императора. Вот и сейчас жители города с восхищением наблюдали за парением хищного красавца. В их числе был и молодой человек, стоящий на ступенях главной лестницы архивного здания. Чтобы точно описать портрет этого ценителя свободного полета, достаточно представить старого, дряхлого и скукожившегося архивного служителя, чьи легкие изъедены вездесущей пылью, зрение ослаблено привычным полумраком, а сутулость стала неотъемлемым признаком принадлежности к угрюмой касте книжных червей. Если набраться воображения и допустить, что даже у такого не самого бравого индивида была когда-то своя цветущая молодость, то это в целом достаточно точно обрисует, каким люди видели со стороны Унизеля Вирандо. Хотя о том, что юношу зовут именно так, знали немногие. В архиве, где он числился помощником старшего смотрителя Отдела чужеземных манускриптов, молодого человека именовали просто Уни, а близкие друзья «малыш Уни», из-за отнюдь не богатырского роста и, что не менее важно, наивно-рассеянного выражения унаследованных от матери голубых глаз и крайне вежливой, даже боязливой манеры общения.
Откинув со лба пшеничные вихры, Уни завороженно провожал глазами гордого охотника, с печалью думая о необъятной свободе его грациозного полета. Для человека, который проводит большую часть времени в затхлых склепах архива, этот сокол был зримым символом чего-то большого и светлого, зовущего к себе, но при этом так фатально недостижимого.
Уни, ну что ты опять ворон считаешь? Барко заждался тебя, иди скорей! обильно лысеющий, кривоногий мужчина с видимым наслаждением вбирал в себя свежий воздух зрелой весны, окончательно распрощавшись на сегодня с пыльным духом покоев великодержавной мудрости.
Уже бегу, смотритель Гергий! и Уни, непроизвольно и печально вздохнув, преодолел остаток ступеней и вновь отдал свое тело на растерзание мрачным духам до боли знакомых подземелий. Наиболее «опасным» из этих жутких созданий был непосредственный начальник юноши, упомянутый старший смотритель Барко. Его «гнусная» сущность заключалась в упорном нежелании забыть о существовании своего молодого помощника на хоть сколько-нибудь долгий срок и тем самым дать ему больше возможностей на самостоятельное изучение архивных фондов.
Было бы в корне неверно полагать, что Уни и в самом деле искренне ненавидел эти старые и где-то даже унылые стены. Вовсе нет, когда он впервые попал в этот узкий мирок четыре года назад, то с восхищением понял, какой большой подарок преподнесла ему судьба. Архивные лабиринты, как тюрьма, заточили в себя его плоть, но дух, питаемый содержимым целой тьмы таинственных свитков и кодексов, открыл дорогу в совершенно новый и необъятный мир знаний. Книги обо всем. Все, что хоть в одном экземпляре где угодно в Дашторнисе выходило из-под натруженной руки писца или безжизненного пресса ксилографической доски, рано или поздно появлялось здесь, в Главном архиве Солнечной империи. Джунгли аринцилов и пустыни Мустобрима, дремучие леса Торгендама и многолюдные города Капошти весь мир, что не объехать и за целую жизнь, был открыт нараспашку, со всеми его чудесами, опасностями и диковинными нравами чужеземных народов. Уни учил по книгам языки самых разных, но одинаково интересных людей и мог в голове часами вести вымышленные беседы с ними, представляя себя то свирепым воином из аринцильского дома Орла, то отважным кормчим торгового флота из Капошти или даже шаманом совершенно диких варваров из степей Великой Шири.