Сама работа не требовала особенно много времени, однако являлась именно тем случаем, когда необходимая барщина, как плата за возможность заниматься любимым делом все оставшееся время, становилась вдвойне тяжелой обузой именно потому, что воспринималась как грубое вторжение в грандиозный и продуманный мир абсолютно иных масштабов. Ну в самом деле, составить каталог новых свитков или сделать выписку из столетнего трактата по кулинарии было не совсем адекватной задачей для человека, уже давно объявшего весь известный мир своим жадным до знаний разумом. Тем более что архивное начальство так и норовило придумывать для Уни все более и более примитивные поручения, откровенно злоупотребляя его незлобивой и безотказной натурой. Вот и сейчас, например, с тоской рассуждал он, какой смысл был посылать именно его отнести заказчику копию очередной бездарной баллады о любви? Нет, конечно, можно понять Гергия и всю прочую престарелую банду, которая откровенно экономит на курьерах, норовя положить себе в карман даже самую малую часть любых возможных доходов. Исключением был разве что старина Барко, с которым Уни роднили такие уникальные для жителей империи качества, как любовь к иноземным языкам и вопиющая непрактичность. Так что можно не сомневаться: если Барко ищет его для какой-то работы на закате дня, то с мелким услужением это едва ли как-то связано. А опять двигать куда-то на другой край города Уни не хотелось вдвойне, ибо на сегодня было твердо назначено одно из важнейших событий в его жизни.
Он подумал о Сиане. При мысли о ней молодой архивист словно позаимствовал у красавца сокола крылья и двинулся, нет, полетел сквозь знакомые коридоры, вслепую пронзая хитрый узор запутанных, но давно засевших в глубинах памяти поворотов, спусков и тяжелых, с вычурными литыми замками, дверей. Она была для него той единственной девушкой, чей мимолетный детский образ навсегда входит в сердца юношей с тонкой душевной натурой и чья мистическая недостижимость может годами будоражить разум, заставлять кровь в жилах бурлить от трепетного чувства непознанной, неземной, но всецело поглощающей любви. Впрочем, Уни был искренне горд за себя именно благодаря тому, что, в отличие от абстрактного сонма пустых воздыхателей, нашел в себе силы пойти значительно дальше по такому хрупкому пути сближения с объектом своей мечты. И вот после почти что двух лет увлекательной игры взглядов, внешне формальных приветствий, когда грудь рвалась от бешеного сердцебиения, и тонких намеков на не менее утонченные обстоятельства он все-таки собрал волю в кулак и (теперь или никогда!) назначил любимой девушке свидание в садах Архомены.
Излюбленное место гуляния горожан было спроектировано словно с таким расчетом, чтобы жаждущие общения молодые люди имели возможность встречаться в уединении, но в то же время и у всех на виду. Это позволяло девушкам хранить чистоту своей репутации, а юношам не ломать лишний раз голову над тем, куда повести еще не так хорошо знакомую подругу. Столичные нравы, формально более строгие из-за близости главных святынь Ясноликого божества, на деле были гораздо более благосклонны к естественным человеческим слабостям, нежели взгляды воспитанных в патриархальном стиле герандийских провинциалов. Первые десятилетия имперской истории придворные жрецы Солнца еще как-то пытались регулировать вопросы морали и взаимоотношения полов, однако стремительное превращение Энтеверии в крупнейший космополитический мегаполис Дашторниса накрыло эти потуги такой мощной волной ханжества, саботажа, а потом и откровенных протестов, что в конечном счете власть предпочла не вычерпывать реку ложкой и ограничиться одним: «Можно все, что не оскорбляет Небесного владыку». В переводе на простой язык это означало, что после захода солнца жизнь в столице преображалась до неузнаваемости. Особо догадливые граждане, правда, пришли к выводу, что ночь можно запросто организовать и в одной отдельно взятой комнате, если тщательно занавесить окна. Впрочем, Уни, как настоящему романтику, подобные вещи представлялись грубым покушением на мир его чистых мечтаний и потому решительно и с искренним негодованием отвергались. Для него отношения с возлюбленной были неким волшебным стремлением как раз таки, наоборот, к свету. И именно такой настрой и заставил его с устремленным прочь из мира архивной пыли взором буквально впечататься у двери в неожиданного посетителя, до сего момента так мирно беседовавшего со старшим смотрителем Барко.
Ну что же ты, Уни! в своей вдумчиво-снисходительной манере выразил недоумение начальник. То тебя не дождешься день-деньской, то сразу с ног сбиваешь.
Уни скороговоркой пробормотал извинения, прижал кулаки к груди и вытянул вперед правую руку, поспешно поклонившись. Традиционное почтительное герандийское приветствие в его исполнении выглядело угловато и было напрочь лишено той отточенной элегантности, что требовалась в аналогичных случаях от императорских придворных. Стыдливо подняв глаза на жертву собственной оторванности от реального мира, он не смог сдержать вздох облегчения. Припозднившимся гостем оказался Манелий Ронко, советник Ясноликого престола и заядлый любитель древних рукописей. Его слегка прищуренные миндалевидные глаза смотрели на Уни с глумливой иронией, лишенной, впрочем, всякого намека на раздражение.
Энель Ронко, это наш лучший и наиболее одаренный сотрудник, Унизель Вирандо. Кхм, да вы, впрочем, кажется, уже знакомы, да.
Ронко склонил голову в элегантном согласии:
Дружище Барко, я буду вдвойне признателен, если вы укажете нам уголок для беседы в он слегка развел руки, словно только что обнаружил себя стоящим в коридоре, более спокойной обстановке.
Ронко и молодой архивист проследовали в небольшой альков, предназначенный для рабочих пометок и каталогизации книг. Чиновник нес себя по темным коридорам с возвышенным достоинством и улыбчивым снисхождением во взгляде. Его длинная, до пят, пестроцветная палма с широкими рукавами диктовала именно такой стиль передвижения. Ронко поочередно вытягивал вперед и в стороны полусогнутые в локтях руки, будто предлагая своему спутнику лишний раз обратить внимание на все эти полки и ящики со свитками вековой мудрости. Впрочем, Уни не испытывал и тени иронии к этому невинному позерству. Впервые он познакомился с Ронко три года назад и с тех пор не переставал удивляться несвойственной для людей его круга тяге к индивидуальному просвещению.
Как правило, чиновники или просто эстетствующие богатеи обращались в архив, чтобы потом блеснуть эрудицией в очередном докладе, поразить прекрасных дам редкой цитатой в рифмованном послании либо раздобыть копию древнего трактата из серии «Стратегемы для сшибок с варварами и иным врагом», обязательного к хранению в домашней библиотеке для всех образованных мужчин империи. При этом мало кто из них приходил в архив лично чаще всего дело ограничивалось курьером с соответствующим предписанием, а готовый заказ потом отправлялся прямо на дом. Уни и сам неоднократно исполнял роль посыльного, однако всегда стремился найти в этом светлую сторону ну, хотя бы возможность лично посетить дома высокородных заказчиков и постичь все тайны их читательского выбора. Это было одним из его немногочисленных козырей в разговорах с друзьями. Ну кто бы мог подумать, что, скажем, мрачно-неприступный Ло Виньяки, секретарь Военной палаты, является тайным поклонником улиньской поэтессы Левии Сюй и собрал у себя полную коллекцию ее лирики о неразделенной любви? Или что удачливый купец Крамат Сегно, красавчик и признанный ловелас, буквально выдоил архив в поисках все новых средств для повышения потенции? Ну а то, что блестящие доклады Лицизия Дорго, одного из любимейших сановников императора, почти наполовину состоят из тщательно подобранных рукой Уни цитат из древних трудов по государственному управлению, так это просто классика жанра.
От всей этой блестящей публики Манелий Ронко отличался прежде всего тем, что в архив всегда приходил сам, от услуг библиографов отказывался наотрез, требовал свитки лично в руки и полного уединения. Уни был единственным счастливчиком, для которого в таких случаях делалось исключение. Прочитав гораздо больше книг, чем требовали его служебные обязанности, юноша мог незамедлительно посоветовать Ронко, где стоит искать ту или иную информацию по книгам практически всех разделов. А читал тот в весьма и весьма странной манере, словно высасывал из свитков нужные знания, не соблюдая очередности глав и порядка листов. Казалось, будто Ронко все время бранится от того, как неправильно записаны интересные ему сведения, и строит где-то внутри себя новый архив, где все разложено по полочкам в совершенно иной, на этот раз уже единственно верной последовательности. Его любопытство простиралось от жизнеописания дальних стран света до рецептов изготовления ядов, от особенностей системы государственного управления в доимперской Герандии до новейших трактатов по архитектуре. Уни как-то пришла в голову мысль, что Ронко чем-то неуловимо похож на него самого, каким он, возможно, при определенных обстоятельствах мог бы стать лет через тридцать. Мог бы? Кто его знает. Если для Ронко все это лишь экстравагантный каприз и еще один вид досуга, то для Уни единственная работа, на которой он, похоже, весьма прочно увяз после выпуска из столичной академии без каких-либо перспектив продвижения вперед.
Мой дорогой друг, начал Ронко в своей изысканной манере, когда они остались наедине, ты, кажется, уже говорил это мне, но позволь осведомиться еще раз: ты и правда так сильно интересуешься Вириланом, как мне только что настоятельно поведал твой убеленный сединами наставник? Барко тут просто огорошил меня идеей насчет того, что вы с ним единственные носители вириланского языка в империи.
Ронко, похоже, начисто проигнорировал заботливо пододвинутое к нему кресло и просто уставился на Уни с высоты своего внушительного роста. Его избыточно любезный взгляд казался в то же время необычайно пронзительным из-за красивых, редкой формы глаз, слегка изогнутых и опущенных к переносице, особенно когда их обладатель улыбался и мышцы на его щеках наливались. В такие моменты казалось, что лицо Ронко словно превращается в некую театральную маску, и добрую, и страшную одновременно.
Уни сцепил руки в замок на животе, вдохнул и, наконец, собрался с силами, чтобы ответить стройной и членораздельной фразой:
Да, все именно так, как вы и сказали. То есть, поспешил тут же добавить он, мои познания в этом вопросе носят весьма скромный характер и совершенно не могут быть сравнимы с эрудицией энеля Барко. Это ведь именно он научил меня всему, что знает, показал редкие книги и нужные фрагменты из них. Да что тут говорить, старший смотритель Барко вот кто главный и единственный знаток Вирилана в империи, ручаюсь вам!
Я отдаю дань твоей искренней скромности, Ронко понимающе кивнул и на мгновение прикрыл глаза, но сейчас меня интересует вовсе не это. А человек, способный составить для императора емкую, но содержательную записку о Вирилане и его жителях, форме правления, обычаях словом, обо всем, чтобы совершенно не сведущий в данном предмете человек смог за короткое время получить исчерпывающие представления об этой географической загадке, не подвергшись смертельному утомлению в процессе чтения документа. Барко сказал мне, что этим человеком можешь быть только ты.
Я? наивно растерялся Уни. Нет, мне, разумеется, очень лестно слышать о себе столь высокий отзыв, несомненно, не вполне заслуженный, но при этом
Ты читаешь первоисточники? немилосердно прервал этот поток самоуничижения Ронко.
Разумеется! словно спохватился Уни. Изучать историю без первоисточников это все равно, что петь песню без слов. А Вирилан это ведь история, это страна без настоящего, я имею в виду для нас, это закрытая страна, зачастил он. Никто не знает, что происходит там на самом деле, ну вы в курсе, они торгуют только с капоштийцами, да и то всего одна маленькая фактория на побережье, общение сведено к минимуму
Вот об этом ты и напишешь! Ронко элегантно провел указательным пальцем по книжным футлярам лишь для того, чтобы затем демонстративно чувственным движением губ сдуть с него вековую пыль. Только мой тебе совет не пиши по-вирилански, а то увлечешься своими первоисточниками, а потом прочесть сие никто не сможет!
Уни непроизвольно улыбнулся этой неожиданной шутке и почувствовал себя уже не так напряженно.
И скажи-ка еще вот что, мой друг, продолжил допрос велеречивый Ронко. А говорить по-вирилански ты не пробовал? Хотя прости, конечно с кем тут разговаривать? И главное о чем? Я все время забываю, что речь идет о мертвом для нас языке
Нет, отчего же! распалился Уни. Во-первых, старший смотритель Барко иногда имеет возможность обсудить со мной особо интересные места из древних текстов. А во-вторых, я и сам Ну, то есть когда читаешь какую-нибудь хронику, представляешь все эти войны, древних героев, вживаешься в образы мудрецов, полководцев и владык
Да что ты говоришь? И ты вслух озвучиваешь их диалоги? Этакий театр теней в подвалах имперского архива? Очень, очень оригинальная находка!
Уни почувствовал, что краснеет до самых кончиков ушей. Но отступать было некуда, да и запал, разбуженный в нем неожиданным предложением, оказался слишком силен.
Понимаете, дело не в этом. Когда вириланы объединили пять царств под своей властью четыреста лет назад, отказавшиеся принять новые порядки сели на корабли и бежали прочь, в том числе и в империю. Они быстро растворились среди ее жителей, и книги, которые они привезли с собой, это единственное, что может дать нам хоть какие-то знания о Вирилане.
Я ни в коем случае не ставлю под сомнение твои методы обучения. Тем более что они могут оказаться для нас весьма и весьма полезными. Хмм Я даже и представить не мог, что все будет складываться так благоприятно!
Сделаю все, чтобы сполна оправдать ваше высокое доверие. К какой дате следует подготовить документ?
К завтрашнему полудню будет в самый раз, Ронко равнодушно пожал плечами и беспечно оглядел книги вокруг.
Уни на мгновение показалось, что все его внутренности словно упали в пятки.
Как? Простите, к полудню? переспросил он. Голос, похоже, тоже рухнул в бездну, ибо звучал слабо и хрипло, словно из глубины.
Ну да, сочувственно протянул Ронко. Теперь видишь, как мне повезло, что этим делом займешься именно ты? Ух! и Ронко звонко щелкнул пальцами. Воистину, если Владыка небесный уже решил чью-то судьбу, то проведет его даже по мосту толщиной с волос!
А, конечно, окончательно сник Уни, прямо противоположным образом реагируя на неожиданное веселье своего знатного собеседника. Можете не беспокоиться, все будет готово в срок и в лучшем виде, он попытался изобразить хотя бы вялый энтузиазм, но сник на первом же вдохе.
Ну вот и замечательно, не буду тебя задерживать, увидимся завтра!
Уни даже не рассмешил откровенно детский восторг Ронко, который вмиг сделался похожим на ребенка, заполучившего давно желанную игрушку. Тот уже скрылся где-то в недрах архива, а Уни так и остался стоять, прижавшись спиной к книжным полкам, пытаясь осознать всю противоречивость и трагизм наступившего момента. Ну в самом деле, почему судьба стремится поиздеваться над ним даже тогда, когда, казалось бы, преподносит столь редкий набор радостных сюрпризов? После долгих лет пустого сидения в архиве на его таланты и умения обратили внимание при дворе, что может стать тем единственным шансом вырваться наконец из этих мрачных подвалов и проявить себя в настоящем деле. Если успешно справиться с этим заданием, то, может быть, со временем стоит рассчитывать на серьезную должность, где его уже никто не будет держать за мальчика на побегушках, а можно будет самому отдавать распоряжения подчиненным. Но почему эти столь желанные и долгожданные возможности появляются именно в такой момент, чтобы перекрыть собой наметившийся успех в другой, не менее важной сфере? Почему все знакомые и друзья так легко и непринужденно совмещают карьеру и личную жизнь, а его словно заставляют жертвовать одним ради другого? Ну уж нет! Уни сжал зубы и, откинувшись назад, гулко стукнулся головой о деревянную панель на стене. Пропустить свидание было бы так же немыслимо, как и чудесно свалившуюся на голову возможность показать себя с этой запиской по Вирилану. И что тогда остается? А остается только одно делать все и сразу.