С зирой, даже нашенской, чёрной, и в Ташкенте можно здорово обломаться, если не вырос там в четвёртым колене, а имея бабушкой раскулаченную где-нибудь на Рязанщине. Помню в последний ташкентский приезд иду по Алайскому, зачем-то так перетряхнутому изнасваенными хакимами, что по старому знанию ничего не найдёшь, в том числе и зиру только по запаху.
Бери давай, жуда яхши зира! приглашает любезно старец вполне современного облика.
Как же, ещё как «яхши» весь день, как и сотню других, этот мешочек открыт всем ветрам и носимой ими пыли! Подхожу, улыбаюсь, гляжу ему прямо в его плутовские глаза, качая укоризненно головой. Он выжидает минуту вдруг не так понял, потом ныряет под прилавок, достаёт небольшой хурджум и пиалкой зачерпывает там божественное семя. Вот это зира не то что та выветренная, с прилавка! Не зря аксакал, годящийся мне в племянники, поспешно снова затягивает удавку ремешка на хурджуме чтобы не выдохлась. А я положу дома в старинную папину склянку с притёртой пробкой, чтобы когда зира окажется в старой папиной фарфоровой ступке, чтобы слегка порушенная готова была облагородить зервак, она всё ещё могла терпким своим ароматом поднять даже мёртвого.
Зира это ладан Востока!
Мархамат сизга, джаним, протягивает мне, взвесив, покупку и, пряча в складках кийикчи полученную плату, хитро улыбается аксакал: как же, мол, это свой своя не познаша, ай-яй-яй
Ош мы съели со всем к нему уважением молча и без выпивки. А когда Лена принесла чай, снова вернулись к анализу ситуации, которая даже за благословенным пловом не выходила ни у кого из нас из головы.
15. БАБА НА ЧАЙНИК
Поскольку у нас тут филиал Туркестана, слушайте, братцы, старшего, веско сказал я после того, как опорожнил вторую пиалу первую мы выпили в полном молчании: чай, как и плов, следует уважать. Галдёж над только заваренным чайником, когда даже ещё хайтармы не свершили, считается в Туркестане таким дурным тоном, как если начать есть плов раньше самого в компании старшего.
Помнится, примерно через год после моего приезда в Петербург понадобилось мне встретиться с руководством местного общества соотечественников Узбекистана «Умид» я вёл тогда в «Санкт-Петербургском курьере» смольнинскую грантовую полосу «Национальность петербуржец», повествующую о жизни национальных диаспор. Кстати, обратите внимание, что в отличие землячеств выходцев из других бывших союзных республик, это объединяло не одних узбеков, а всех узбекистанцев в него входили и русские, и корейцы, и украинцы, и представители многих среднеазиатских национальностей, для которых Узбекистан был и остаётся драгоценной родиной. Позже возникла ещё одна общественная организация земляков на Неве, и я несколько лет, пока она не распалась, входил в состав её руководства.
Но это к слову. А тогда, в 2006-м, земляки меня очень радушно встретили у себя на 17-й линии Васильевского острова, тут же затеяли плов, который оказался готов раньше, чем мы завершили деловые разговоры с создателем и лидером «Умида» Алиджаном Хайдаровым. Плов принесли в его кабинет, активисты расселись, а мы с Алиджаном Джахангировичем всё никак не закончим. И все сидят ждут, только слюнки глотают. Потом наконец кто-то робко:
Искандер-ака.., и глазами на ляган мне показывает, где бездарно остывает плов: мол, неплохо бы приступить.
Да-да, говорю, подумав, что это меня приглашают угоститься, спасибо. Сейчас мы, вот только
Нет, давайте прервёмся, засмеялся Алиджан. Иначе никто не притронется, пока вы не отведаете вы же среди нас самый старший.
Потом, уже позже, когда познакомились ближе, выяснилось, что чуточку старше всё же Хайдаров, но я был тогда уже сед, как лунь, а он ещё вполне черноволос, и земляки сочли это безусловным признаком моего старшинства.
Ну а в нашей-то компании все прекрасно знали, кто тут старший, и приготовились внимать.
Я ехал к вам с одним вопросом, но Лена поставила второй, так что давайте обсудим оба, сказал я.
В порядке поступления? восстал в Лене из летаргического сна комсомольский орговик, и это меня рассмешило.
Мы же не на комсомольской конференции, старуха. Да, думаю, и там всё же решили бы первым обсудить вопрос принципиальный, а потом уж частный.
Андрей долил себе чаю, отхлебнул слишком нервно, что выдало его не проходящее лихорадочное состояние, обжёг, естественно, нёбо и чертыхнулся:
С вами орговиками Шкура теперь с нёба слезет. Он покатал по обожжённому нёбу языком и поморщился. Уже слезла.
А ты что, тоже в комсомоле работал? удивилась Лена, переводя взгляд с мужа на меня и обратно.
Не за зарплату, как ты, сказал я. Был членом Ленинского райкома комсомола Ташкента, а когда пробился в партию, формировал комсомольские отряды на ударные стройки. Так что выбыл из комсомола только в 31 год, когда сам уезжал из Ташкента на «Атоммаш», отдав комсомолу 17 лет.
Надо же, какие открываются подробности! покачала головой Лена. А ты ведь никогда не говорил.
Я многое чего тебе не говорил это удел Андрея тебе всё говорить, усмехнулся я. Что он, надеюсь и делает.
Ребята переглянулись и обнялись.
Воздержавшиеся есть? Воздержавшихся нет. Принято единогласно! изобразил я председательствующего при голосовании по вопросу «разное». А теперь хватит трёпа. Вопросы на повестке вот какие: Лена предлагает покончить с нашей проблемой кардинально изничтожить этот чек и считать, что его и не было.
Праздновать труса? недоумённо посмотрел на неё Андрей.
А хотя бы и так, дёрнула она плечом. Всё остальное обойдётся дороже, я чувствую.
Если мы так и порешим, как Лена предлагает, сказал я, то вопрос, с которым я к вам ехал, отпадает.
Что за вопрос? насторожился Андрей.
Очень простой: если продолжать доискиваться правды, надо объединять усилия. Мне одному не осилить.
Разве кто-то возражает? воззрился он на меня.
Не хотелось бы никого обижать, парировал я интонацией телеведущего Ильдара Жандарёва, но вчера ваша выходка, сударь
Ну я же извинился! вскочил Андрей, вновь показав, как внутренне наэлектризован. Язык его задел обожжённое нёбо, и он скривился.
Этого мало, не стал щадить его я: подумаешь, обжёгся не пулю же словил. Ты объясни, чего ты всё время дёргаешься. Главное тут именно это, а не твои ишацкие намёки на наш с Леной якобы адюльтер, который пригрезился тебе от истощения нервных клеток головного мозга. Это-то, кстати, вполне извинительно Альцгеймер подкрадывается неумолимо, ничего не попишешь.
Саша, хватит! воскликнула Лена и схватила Андрея за руку, словно стараясь не дать Альцгеймеру его схарчить. Прекрати свои дурацкие шуточки! Мысли материальны.
Сказала идеалистка, верящая в гороскопы, поддел её я.
А это уж моё дело! показала она мне язык.
Обстановка разрядилась, и Лена пошла заваривать новый чай.
Старик, пока мы одни, объясни ты мне всё же, чтобы с этим навсегда покончить чего ты вдруг стал плести про что-то у нас с Леной?
Андрей насупился.
Ну было же
С чего ты взял? Решил так, потому что я с Леной познакомился раньше, чем ты? Так я и с твоей тёщей раньше тебя познакомился, выпалил я и прикусил язык. Но было поздно!
Видишь! вспыхнул он, как мальчишка. Ты у них, значит, бывал где ж тебе ещё было с Мариной Игнатьевной, царствие ей небесное, познакомиться?
Не бывал, сказал я. Но разве тебя переубедишь?
А ты попробуй! упёрся вдруг Андрей. Может и удастся.
Мне было смешно и грустно.
И ты что, вот с этим всем все эти годы жил? Копался, сопоставлял?
Он долго молчал.
Представь себе, глухо признался он наконец.
Что ему надо представить? весело спросила Лена, появляясь в гостиной с чайником на блюдце с нахлобученной на него бабой в толстом салопе, чтобы сохранять тепло. Салоп уже вылинял, а целлулоидная голова бабы растеряла весь свой макияж и большинство волос косицы. А была ведь такая яркая
Помнишь? перехватила Лена мой взгляд. Это ведь ты подарил? Вот, гордись, сберегла!
О боже! Лучше бы она этого не говорила! Я обхватил голову руками и стал подумывать, не выпрыгнуть ли в окно, как Подколёсин.
А я всегда считал, что это твоей мамы подарок, зловещим шёпотом проговорил медленно Андрей.
Лена бросила быстрый взгляд на меня и, кажется, поняла, что тут без неё происходило.
И на каком же основании? обняла она мужа сзади, поставив чайник на стол.
Андрей резко сбросил её руки.
На том, что приличной девушке чужие мужики подарков не дарят! А значит, кроме родителей, больше некому.
Тут уж Лене шлея под хвост попала.
А откуда у тебя, дорогой мой, такие глубокие познания о приличных девушках? Чувствую, ты их с о-очень близкого расстояния изучал.
Я вот рассказываю, а вы представьте: собачатся не юнцы, а два шестидесятилетних человека! Большой грузноватый Андрей и маленькая хрупкая всё ещё Лена. Умора если бы только третьим в этом ужастике не был я.
А Лену между тем несло:
Где, голубочек мой? В типографии наборщицы, да? Или в буфете «Нурхона» такие были в крахмальных наколочках, фик-фок на один бок и сбоку бантик? А вы не с Антипиным ли случайно на пару их изучали? обошла она его кругом, вглядываясь так, будто прежде не видела ни его штанов, ни рубашки. Или и Саша с этой же целью подкатывал? подмигнула она из-за его спины мне. А-а, вспоминаю, покачала головой Лена и села к столу, вы с Тугушевым на целую неделю завились как-то в Шахимардан. В Вуадили, стало быть, заповедник приличных девушек для изучения их повадок?
Она помянула Шавката Тугушева собкора «Правды Востока» в ту пору, когда Большаковы женились и он был свидетелем на их свадьбе. А мы-то с ним познакомились много раньше, когда Шавкат был ещё репортёром «Ферганки» и мы тоже вместе однажды ездили в Вуадиль. Если бы там был такой заповедник, какой предположила Лена, Шавкат непременно бы мне его показал.
И вот тут Лена переборщила. И теперь в наступление перешёл Андрей. Он сел напротив неё, не обращая внимания на моё присутствие, и сказал ехидно:
Очень вовремя вы, мадам, о Шавкате напомнили. Помню, кто-то на том Новом годе в драмтеатре, о котором Саша потом тиснул репортаж в «Комсомольце», весьма страстно целовал Снегурочку.
Не Снегурочку, а её рукавички, растеряв весь свой обличительный пыл, проговорила Лена.
Ах, ах, ах, рукавички! легко, символично пристукнул Андрей кулаком по столу, что даже чайник не дребезжнул, и вывинтился со стула через правое плечо. Скажите пожалуйста, какой объект для страстных поцелуев театральный реквизит, закаканный мышами!
Сам ты закаканный, Большаков! залилась краской Лена. Если уж на то пошло, я видела, как ты обнимался за кулисами с той актрисулей, что осенью у них взяли в труппу.
Да, отважно принял опасный выпад Андрей. Да! Я обнимался с ней, больше того я с ней целовался между прочим в губы, а не как твой Тугушев в варежки. И даже взасос!
Я это, конечно, предполагала.., пролепетала Лена.
Ну вот, а теперь знаешь наверняка! Знать ведь лучше, чем теряться в догадках. Он впервые за всё время перепалки повернулся ко мне. Как считаешь, старик?
Я, наблюдая за ними, расслабился и не подобрал вовремя пресс. Я же не думал, что следующий тычок будет в меня.
А что я? Я с актрисулей не целовался
Не валяй дурака! посмотрел на меня какой-то чужой Андрей, каким он никогда не был. Был незнакомым, но до того как я его впервые увидел у Антипина, а потом сразу своим. Когда он успел стать таким? За годы, что мы не виделись? Но мы, слава богу, уже больше десяти лет опять видимся и это всё тот же ферганский, «поднурхонный» Андрей, только, как все мы, понемногу стареющий. Ты помнишь, как я тебя встретил возле Лениного дома весной того года, когда мы с ней познакомились? Только я тогда ещё не знал, что это её дом, а ты-то уже знал.
Он посмотрел на меня с сожалением, как смотрят, когда узнают об опасном диагнозе друга.
И я не знал.
Но ты же выходил из её подъезда! взвился Андрей.
Выходил.
А зачем ты был в нашем подъезде?! изумилась Лена и подалась ко мне.
Тебе лучше знать! огрызнулся Андрей и отмахнулся от её попытки сказать что-то ещё, словно замазывая мазком кисти готовые сорваться с её губ слова.
Я помогал Марине Игнатьевне донести её сумки.
Ну хоть в этом не врёшь.., обессиленно сказал Андрей и снова сел.
А в чём вру?
Что не был никогда у Лены.
Я и не был.
Я тоже обессилел и тоже сел. Лена разлила нам по пиалам подостывший чай.
О, хорошо как раз такой, что можно пить с сожжённым нёбом, одобрил Андрей, пригубив, словно наша перепалка не имела никакого отношения к той обыденности, где происходило чаепитие. Он как бы вышел из одной пьесы и зашёл в другую.
Я был в тот день в обществе «Знание», сказал я, не прикасаясь к чаю. У них там молодёжный лекторий, и меня мой завотделом в «Комсомольце Узбкистана» Гена Фиглин нарядил по телефону сделать об этом заметку я же в отделе пропаганды работал. Пришёл, а у них день выдачи пайков их по четвергам выдавали. Хорошие такие пайки, объёмистые: мясо, шпроты, куча цибиков чая, сервелат, сыра здоровый кусище ну всё, что было в дефиците. Марина Игнатьевна мне всё про лекторий рассказала, снабдила цифирью и, уже провожая, споткнулась о сумки с пайком, что стояли прислоненные к её письменному столу две, как сейчас помню. «Простите, расставила тут! Господи, как я это всё понесу», сказала она мимоходом и начала про что-то другое. А я говорю: «Давайте я помогу!» «А вам не трудно? Других дел у вас вечером нет?» «Но мы же не в Маргилан понесём?» «Какой там Маргилан! Вон, через две улицы». «Когда за вами прийти?» «Да можно сейчас и идти, чтобы вам не возвращаться: у меня сегодня всего два важных дела было паёк получить да вам данные по лекторию приготовить. Оба выполнены», улыбнулась она. Она оделась, я подхватил сумки, и мы пошли. В подъезде она забрала у меня сумки: «Неудобно, если соседи увидят. Вот, возьмите». Она достала из одной из сумок две пачки чая с незнакомыми мне этикетками. «Это кенийский, вы такой вряд ли пробовали его только в обкомовских пайках выдают. Берите-берите, видя, что я колеблюсь, сказала она. Все журналисты любят чай, а такого вы ни за что не достанете! А у нас дома чай почти не пьют только компоты да кофе». Ну ладно, раз так. Я сунул цибики в карманы пальто, мы попрощались, и я отправился в гостиницу. Вышел из подъезда а тут ты как раз мимо идёшь, глянул я на Андрея. И только на вашей свадьбе, когда мы поехали выкупать невесту, я узнал, что Мария Игнатьевна это Ленина мама. Какая-то женщина подошла ко мне сзади и спросила: «Ну как кенийский чай? Понравился?». Оборачиваюсь она.
Андрей встал и, стараясь не встречаться со мной взглядом, вышел из комнаты. «Схожу вниз за сигаретами», бросил он уже в дверях.
Ну а ты чего не сказала ему, что это я подарил тебе бабу на чайник? накинулся я на Лену, когда мы остались одни. Вполголоса, опасаясь, что Андрей вдруг передумает идти за куревом и вернётся. Зачем эти бомбы замедленного действия? Кому это нужно у ворот кабристона?
Да какие там бомбы? скривилась Лена. Я что, думала, что какая-то баба на чайник может что-нибудь значить! Мне тогда на 8 Марта ребята в горкоме сколько подобных пустяков надарили дело же обычное.
Как видишь, нет. То «ребята в горкоме» а то я, которого Андрей изначально, выходит, подозревал в нехорошем. Поди с самого того дня вашей свадьбы, когда я был его дружкой, которого он тебе представил, а ты нет чтоб смолчать, сделав вид, что мы не знакомы, полезла ко мне целоваться как к старому знакомому. Тут бы и у меня, пожалуй, возникли чёрные мысли, уж на что я толстокожий.
Ты? Толстокожий?! прыснула Лена. Думаешь я не помню, на что я наткнулась, обнимая тебя тогда от полноты чувств?
Я отскочил от неё.
Вот ещё этого нам не хватало! Вот ещё это ляпни, когда он вернётся! зашипел я, поглядывая на прикрытую дверь в прихожую. И всё можно рвать чек, а следом вскрывать себе вены. Или искать того гуляльщика по времени и вместе с ним рвать когти в будущее.