И тут он ошибку сделал. Слишком быстро подошел. А я, хоть голова и гудела, будто ее в колокол засунули, еще не совсем дошел, так что зарядил ему в нос от всей души, аж хрустнуло у него там. Он растерянно посмотрел на меня, потянув обе руки к шнобелю, из которого уже потекло в две струи, и я добавил ему под дых. Он так и сел на землю. Да уж, кто в рукопашную ходил, тот навык не потеряет.
Ты ж в блатари метишь, землячок? спросил его я. Так я тебе, считай, помог. Что это за бродяга с ровным носом и без шрамов?
Гоп-компания на все это смотрела без особых чувств. Но не вписались. И то хлеб. Помогли корешку подняться и отвели в сторону. Да и выглядели они, если посмотреть, совсем не грозно. Худющие, синюшные. Видать, со жратвой тут напряг.
Хорошо ты им вдарил Ко мне подошел крупный лысый командир. Майор, судя по петлицам. Весь зарос рыжеватой бородкой, но череп блестел, словно бильярдный шар.
Таких гнид надо сразу давить, или потом на шею сядут и поедут.
Тут одна дорога ехать, вздохнул майор. В сарай с трупами. Меня Иваном звать.
А по отчеству?
Федорович. Ты из каких будешь? Гражданский? Зовут как?
Петр я. Громов. Можете звать Громом.
Где-то я тебя видел, Гром Иван внимательно на меня посмотрел, потом резко взял мою правую ладонь, потрогал пальцы. Ага, мозоль от спускового крючка винтовки ищет. Только я стрелял из пистолета, и то нечасто.
Точно, гражданский, вздохнул майор. Пойдем, познакомлю с нашими. Собрался тут коллектив.
Короче, просветили меня про порядки в этом веселом месте. Пайку привозят раз в день, утром. Холодную баланду, большей частью состоящую из воды с небольшим добавлением картофельных очисток и какого-то мусора. И воду в бочке. Вот и весь рацион. К утру выносят по паре десятков трупов умерших от холода и ран. Есть еще надежда, что принесут еды местные жители, немцы этому не препятствуют. Но этого добра немного, кому как повезет. И да, байка про то, что родне своих отдают, это правда. Причем без аннексий и контрибуций, бери своего мужика и топай. Заявление, что ли, пишут? Поэтому с утра к колючке все и идут, даже такие, как я, у которых тут никого нет: а вдруг какая баба себе мужика решит отхватить? Все же шанс какой-никакой есть.
И про самое главное мне тоже сказали. Про побеги. Да, возможно. Было. Аж два раза за десять дней, сколько тут этот курорт действует. И кончилось. Потому что мало кто захочет деру давать, когда точно знает: из его барака каждого десятого расстреляют. Да и люди здесь с голодухи еле ноги тянут, далеко не уйдешь. Вот такой расклад.
Ладно, посмотрим. Но сдыхать здесь я не собираюсь. Что-то сделаю все равно. Не будет выхода лучше на колючку броситься, чем такое.
Спали вповалку всем большим коллективом, чтобы не потерять шанс хоть как-то согреться. Да и какой тут сон на таком дубаке? Так, глаза прикрыть и проснуться оттого, что чувствуешь, как начинаешь промерзать насквозь.
Утром из нашего барака вынесли двадцать три человека. Я почему так точно знаю? Так сам и участвовал в этом. Взяли за руки-ноги вчетвером и потащили. Нет, не оговорился я. Сил просто мало у кого осталось, чтобы носить. Вот так протащат метров пять-семь и останавливаются с языком на плече. Сарай этот забит был полностью. Раз в день трупы вывозят в какой-то карьер, выкладывают в траншею, которую немного присыпают сверху известкой и землей. А сверху еще рядок. После пятого слоя землицу ровняют и идут дальше. Вот вчера пятый слой шестой траншеи начали. Длина траншеи метров тридцать, их там предусмотрительные немцы нарыли немало. Откуда знаю? А свои же и ездят, хорошая работа, блатная. Не всех подряд берут. Копарям пайку дают.
Вот за что майору Ивану спасибо, так это за котелок. Вернее, крышку от котелка. Видать, от кого-то по наследству перешла вещица. Очень полезная, кстати, потому что баланду привозят и раздают, но во что это личная проблема каждого. Хочешь в фарфоровую тарелку, а хочешь в пилотку или пригоршню. Так что я теперь обладатель очень ценной и полезной вещи. Если вы думаете, что насчет пилотки я пошутил, то нет. Некоторые и так получали свою порцию. Сколько успеешь, выпьешь, остальное на землю. Вот такие тут будни, чтоб им неладно.
Здесь, ребята, все в ход шло, ничего не пропадало. Соломка тут поначалу была, говорят, гниловатая и мышами поточенная сильно, но ее сжевали. Так же как и случайные островки пожухлой травы. Мыши? Не смешите, они, небось, отсюда деру дали в самом начале. Так что про вкус местной мышатины ничего не скажу.
Ближе к полудню народ потянулся наружу. Нет, не строевой подготовкой заниматься. Просто примерно в это время немцы пускали к ограде местных. Пошел и я. А что, парень я хоть куда, в хозяйстве сгожусь. Может, и возьмет кто. К тому же говорят, что новичкам везет. Нет, я в курсе, что чаще всего так каталы лохов разводят, чтобы те азартнее играли и побольше денег отдали. Но если судьба только такие карты сдает, то почему бы и не сыграть? Хуже не будет.
Народ возле колючки, конечно, больше нудил «дайте пожрать». Я будто на паперти оказался, только попрошайки по-настоящему голодают. Еще немного, и у меня бы слезы выступили. Хотя себя, конечно, тоже жалко было.
Вот я и побрел вдоль ограды, стараясь держать голову приподнятой, а спину ровной. Вот он я, смотрите и не говорите, что не видели! Берите, пока доходить не начал!
Но вот ведь судьба-злодейка! Получилось, как обычно: чуточку не так, как я думал. Что-то знакомое мелькнуло вроде, я даже остановился и повернулся к колючке лицом. Да нет же, не ошибся! А ну, дай попробую, вдруг повезет? Так что я просто шагнул поближе, раздвигая локтями товарищей по несчастью, стал лицом к лицу со своей судьбой и просто сказал:
Здравствуй. Ты за мной?
Глава 2
И за тобой тоже, Соловей. Блондинка подмигнула мне, показала глазами на соседнюю секцию колючки, где никто не стоял.
Да, это была та самая женщина с родинкой, что вставляла запалы в гранаты у Кудри. Эффектная такая, даже в драповом пальто и с синяками под глазами. Видать, давненько хорошо не спала.
Мы отошли, «проходите мимо» сунула мне через колючку каравай хлеба. С вышки на нас строго посмотрел немчик у пулемета, но ничего не сказал. Многие женщины делились с пленными вареными яйцами, сухарями
Грызи аккуратно, там нож внутри.
Звать-то тебя как? поинтересовался я, засовывая хлеб за пазуху.
Анна. Родители тебя поздравляли, радовались успехам Блондинка поправила кудри под шапочкой, мило улыбнулась. Губы бантиком, прямо такая кокетка-кокетка.
Ну, раз поздравляют, уже хорошо. Думаю, орден за такое дадут. Может, даже с медалью. А что, «дважды Герой» очень неплохо звучит. Блин, это, наверное, от хлебного духа в голове неизвестно про что мысли гуляют. Тут бы живым вылезти, а не про награды мечтать.
Заметил, что рядом кто-то шныряет, откашлялся:
Из дома не пишут?
Я только сейчас заметил, что рука сама по себе отламывает ломтики хлеба и отправляет их в рот.
Только дядя Илья. Пишет, что все хорошо, радуется, что такие ученики хорошие. Папу увидит сегодня.
Ага, раз сам Илья Григорьевич отметил, значит, точно впечатлились. В учебниках напишут отдельную главу. А папа это у нас, похоже, Сталин.
Мы опять остались одни. Я пожал плечами:
Спасибо, я бы проставился, но сама видишь Я развел руками, показывая местную обстановку.
Да, неаккуратно ты эвакуировался, Петр. Тебе же дали все явки. А теперь поцелуй меня!
Что?
Дурак, тут киевские бабы себе мужиков ищут. Посмотри по сторонам.
Ну и правда. Миловались у ограды, будто и войны нет, и каждое утро трупы не складываем штабелями.
Я прихватил Анну через колючку чуть пониже талии, она поощряюще взвизгнула. Любовник из меня сейчас, конечно Голова гудит, в брюхе кишка кишке дули крутит Немец на вышке громко хмыкнул, закурил. Я поцеловал женщину, и надо сказать, это было с языком и глубоко. Аж дыхание перехватило.
А ты ходок! Анна отстранилась, достала зеркальце. Ну вот, всю помаду смазал!
Дело говори! Я разозлился. В Москве жена под бомбами раненых лечит, а я тут
В лагере есть подпольщик. Его кличка Енот. Со шрамом такой, у правого виска. И ухо с той же стороны не совсем целое. Найдешь его, скажи, что он похож на твоего одноклассника Костю Хороленко. Попробуйте устроить побег. Иначе сам понимаешь На старые явки не ходи они провалены. Пользуйся теми, что дал Кудря. Понял?
Понял. Я тоскливо посмотрел на пулеметы по периметру.
Допустим, на колючку можно ночью накинуть рванину какую и перескочить. Но ведь покрошат. Дай бог на рывке треть уйдет.
Думай, Петя. И действуй. Не жди, пока вас на экзекуциях перевешают.
Ты тоже подумай, все варианты надо учесть. Не получится с этим вашим парнем, попробуйте забрать меня как родственника. Громов Петр Григорьевич, нулевого года.
Не прощаясь, я пошел к бараку. Надо было собирать вокруг себя народ. А для начала обойти все коровники и разыскать этого мужика со шрамом. Енот! Это ж надо какую кликуху забацали. Хорошо, что не Ежик.
* * *
Как же вовремя я отошел! Немцы именно в этот момент набирали «добровольцев» для повторения вчерашнего представления. Ну и где их искать? Да вот, где толпа стоит. Все быстрее, чем выгонять из бараков да строить. Подошли трое с карабинами и один с собакой, отогнали в сторону с полсотни ходячих и повели в сторону университета. Самое главное, что никто даже не возмущался и не протестовал. Шли как положено, не рыпались. Пара человек всего попытались вырваться, но и они успокоились, получив по хребту прикладами.
Как же так? Так быстро утратить волю к жизни И тут я вспомнил, как сам вчера стоял точно таким же бараном. Только и хватило меня, что крикнуть слова поддержки Опанасу. И самого потащили бы, так тоже поперся бы и шею в петлю засунул.
Надо отсюда уходить. Кто захочет пойдет воевать, за свое драться. Кто решит помирать пусть остаются. А иначе нас тут всех перевешают или с голодухи дойдем.
Так, Петя, завязывай, а то за думками своими весь хлеб в одну харю захрумкаешь. Пошел к себе в барак, нашел майора Ивана. Отозвал в угол, показал буханку, в которой я, как тот еврей из книжки, проковырял мышиную нору. Вот только мой товарищ совсем не брезгливым оказался и руки к еде потянул. Голод не тетка.
Сейчас, говорит он, а у самого слюни изо рта потекли, на всех поделим.
Погоди, браток, полсекунды, отвечаю я, прикрой меня тут в уголке, надо посылочку достать, а сам хлеб ломать начинаю.
Ты что творишь? зашипел он и подставил под каравай свою фуражку. Чтобы, значит, ни одна крошечка не пропала. А я, морду лица отъевший на штабных харчах, про такое и не подумал. И совсем некстати вспомнилось, как еще пару дней назад я нос воротил от тушенки: мол, надоела. Дату годности еще смотрел, дурак. А тут люди крошки делить собираются.
Иван хоть и следил больше всего за судьбой хлеба, а посылочку увидел. Я смотал с ножика вощеную бумагу и отправил в ту же фуражку на нее тоже мякушка налипла. Приблуду я в сапог определил. Мельком глянул, конечно. Лезвие годное, сантиметров пятнадцать, ручка хорошая, скользить не должна, с упором. Не нож сказка.
Все вроде, говорю и подаю майору его фуражку.
Я так понял, тебя свои нашли? Иван кивнул на голенище, за которым теперь грелась финка.
Да. Надо уходить отсюда, бросил я.
Но я же тебе говорил
И что? Ждать, когда нас всех в траншеях зароют и сверху утрамбуют, чтобы мертвяки наружу не лезли? И так, и так подохнем. А так хоть подеремся напоследок. Поговори со своими, пойдут они? Есть верные люди?
Майор посмотрел на меня скептически, но кивнул.
Ну и оставил я его, пусть перетрет с ребятами, дело все же добровольное. Да и знает он их лучше. А я пойду, прогуляюсь. Благое дело, немцам-то, что внутри забора вообще по барабану.
Походил, посмотрел. У кого-то шрамы на лице, но уши целые, у других наоборот. Наконец я уже начал думать, что Аня эта мне что-то не то напела и никакого Енота здесь нет. А ведь не начнешь расспрашивать, не видел ли кто такого. Народ разный, пойдут стучать еще.
Стоило мне подумать, что поиски напрасные, как в меня врезался мужик, у которого на правом виске был здоровенный шрам, от брови и до самого уха. Вернее, его нижней половинки.
Привет, чуть не кричу ему от радости. Что ж ты так неосторожно ходишь? Эх, если бы не был похож на моего дружбана Костю Хороленко, я бы тебе ответочку дал.
А що, Костя просто товаришем тобі був? спрашивает он, а сам меня глазами так и ест.
Не, одноклассником. Веришь, за одной партой сидели всю школу, прямо с первого класса! И уже тише добавляю: Здравствуй, Енот.
І як же тебе звать-величать, дорогой товарищ? спрашивает полутораухий.
Он и русские слова произносит, как украинские. Видать, с Западной недавно, у них там больше польский в ходу был. Да пусть хоть по-китайски журчит, лишь бы помог выбраться.
Петром кличут, отвечаю, а сам потихоньку смотрю по сторонам, нет ли поблизости кого особо любопытного.
Хорошо, что не спрашивает, от кого я. Вот такие вопросы были бы нехорошим сигналом. Хотя понятно, что в это место по заданию партии не полезут, тоже случайно попал, как и я.
Есть желание присоединиться к вашему коллективу с целью ухода из этого места. Мы отошли в сторону, за барак. Не нравится мне тут почему-то.
Во завернул, аж самому понравилось. Видно тлетворное влияние французской литературы, там каждый второй с такими выкрутасами разговаривал. А каждый первый еще цветистей. Еще бы недельку там посидел, я б и «сударями» начал окружающих называть.
Шо, и план есть? поинтересовался Енот.
Будет.
Ну як буде, заходь.
Ясно. Стережется Енот. Хоть и с паролем я, а подпольщик меня первый раз в жизни видит.
Интересный дядька. Не военный, это точно. Ходит даже как гражданский, вразвалочку, руки в карманах. Чекист? Может, и оттуда. Мне сейчас хоть черта в попутчики давай, я особо кобениться не буду. Уйдем, а потом видно будет, кому и куда.
Ладно, нужен план. Я еще раз обошел лагерь по периметру. Охраняется он будь здоров, фашисты бдят, на всех вышках попкари. Ночью включают прожекторы, пускают патрули с собачками. Нет, не вырваться. Надо идти в администрацию. Но туда посторонних не пускали. Значит, надо стать для них своим. Тогда и подобраться поближе получится.
Я понаблюдал за караулкой, которая была совмещена с домиком администрации. Движение оживленное, но и охрана строгая. А казармы нет. Получается, охранники привозные. Оттрубили сутки и баюшки в места постоянной дислокации. Считаем. Четыре попки по углам и пятый у ворот всего пятеро. Если на три смены, то пятнадцать человек получается. Два собачника, начкар, ну, пусть еще два зама. На круг выходит два десятка. Если и пытаться напасть изнутри, то только когда начальник или его замок поведут смену. Так сразу половина выключается. А ночью отдыхающая смена еще и дрыхнуть будет.
А вот и доверенная группа администрации. Выходят из караулки. Видать, загнали их туда пошнырить. А еще говорят, что немцы, мол, порядок блюдут. Да любой салага тебе скажет, что пускать посторонних в караулку нельзя. Расслабились, значит, фашистики. Что ж, нам это в плюс только. Так вот уборочку наводили у немцев те же трое шакалов, с которыми я вчера познакомился. И гоняли швабру по полу за жратву: вон, армейский хрен довольно рот рукавом вытер.
Я вернулся в наш барак, пошептался с майором.
Имеются верные люди, но насчет тебя, Гром, сомнения есть, честно признался Иван Федорович, потирая лысину. Человек ты штатский, тебя никто тут не знает
Понимаю, кивнул я. Никаких обид. Ты мне вот что скажи. Вот эти трое, что меня вчера встречали, откуда взялись? Что за люди?
Говно они, а не люди, сразу посуровел Иван. Как пришли сюда, так и начали права качать да отбирать последнее у тех, кто послабее. А потом мосластый этот, Пика, политрука своего сдал.