День радовал солнцем и освежающим ветром, дувшим с залива Гулливера. Церковь из серого гранита, возведенная в тринадцатом столетии, за годы своего существования претерпела немало изменений, и последняя реставрация, случившаяся в девятнадцатом веке, наградила ее черепичной крышей, на коньке которой примостились три чайки, с неодобрением посматривавшие на снующих внизу прихожан. Увенчанная зубчатыми бойницами и четырьмя высокими угловыми башенками церквушка, напоминавшая средневековый замок, веками противостоявший ударам ливней и бурь, разнежившись, подставляла стены обжигающе-горячим объятиям лета. Лишь когда белая тучка заслоняла собою солнце, по стенам строения ползли причудливые и немного зловещие тени. И все же подлинную жизнь в эту обитель святости привносили не игры света и тени, а гулявшие и беседовавшие подле нее люди. В скромной и дружной общине залива Гулливера многие узнавали друг друга не только по одежде или походке, но и по голосам, особенно если те принадлежали возбужденным молодым женщинам, трещавшим без умолку, как сороки. Но кто бы не тараторил на их месте? Последние месяцы перед этим благословенным летом выдались богатыми на события, и девушкам было что обсудить: и восшествие на престол короля Георга Шестого, и кадровые перестановки в коалиционном правительстве отставку премьер-министра Стэнли Болдуина и назначение на его должность Невилла Чемберлена, и заявления рейхсканцлера Германии Адольфа Гитлера о его намерении вторгнуться в Чехословакию. О войне, однако, почти не упоминали: разрушительные последствия недавней бойни еще не стерлись из людской памяти, и никто не верил, что найдутся безумцы, желающие снова повергнуть мир в прах. И только убеленные сединами старцы, словно натасканные на лис мудрые гончие, тревожно втягивали ноздрями воздух, чуя грядущее зло.
Флоренс отыскала взглядом Обри: пробравшись через толпу и вежливо раскланявшись с соседями, он присоединился к тройке девушек, оживленно болтавших на газоне. Флоренс сразу признала Берту и Джейн Клэрмонт, а вот робко жмущаяся к ним смуглая незнакомка в темном платье ее озадачила. Кто она? И почему Обри направился прямо к ней?
А это, дорогая Флоренс, Элиз Дюжарден, зажурчал у нее над ухом голос миссис Уорбуртон, более известной среди прихожан как Радио Сью, пышногрудой вдовы и местной сплетницы, нисколько не сомневающейся в праведности своего дела собирать и распространять слухи.
Здравствуйте, миссис Уорбуртон, поздоровалась Флоренс.
Обычно Флоренс избегала встреч с Радио Сью, но сегодня у женщины было то, что Флоренс стремилась заполучить любой ценой, информация.
Какое-то французское имя, протянула она, вспомнив, как в разговоре с викарием Обри отозвался о своем знании, точнее, незнании французского языка.
Разумеется, французское, фыркнула миссис Уорбуртон, раз принадлежит француженке. Ее маман, да будет тебе известно, познакомилась с Селией в Сорбонне. И Элиз намеревается провести у Дашей целое лето. Кошмар, правда? Все лето гостить в чужом доме. Я так считаю: гость он что рыба, понерестился пару дней, и до свидания. Но у Дашей безграничное терпение, не так ли? Девчушка вроде ничего собой не представляет, но, как и в каждой француженке, в ней есть изюминка.
Смакуя эту самую «изюминку», наделявшую Элиз неизъяснимым очарованием, миссис Уорбуртон зажмурилась. Флоренс так и подмывало согласиться с первой частью ее высказывания, но она сдержалась она никогда не думала дурно о незнакомых людях и предпочитала вначале пообщаться с ними и уж потом составить о них собственное мнение. Кроме того, она не горела желанием давать Радио Сью лишний повод для сплетен. Даже в столь юном возрасте семнадцатилетней Флоренс хватало ума понять, что друг из миссис Уорбуртон никудышный.
Как мило, что Обри взял девушку под свое крыло, нежно улыбнулась Флоренс, наблюдая, с какой рыцарской преданностью Обри опекает застенчивую незнакомку, втягивая ее в общий разговор. Ей, должно быть, очень у нас неуютно.
Миссис Уорбуртон заколыхалась от смеха, и бледно-лиловый жакет на ее груди предательски затрещал вот-вот лопнут петли, и пуговицы разлетятся в разные стороны. Любая одежда на миссис Уорбуртон казалась на размер меньше.
О, за этими тихонями нужен глаз да глаз, заговорщически прошептала она. Обри Даш блестящая партия. Неужто ты думаешь, мадам Дюжарден отправила любимую дочку через Ла-Манш, чтобы та всего-навсего подтянула английский?
Обри всего девятнадцать! возмутилась до глубины души оскорбленная Флоренс.
Да как у Радио Сью язык повернулся такое предположить? Обри никогда ни на какой Элиз Дюжарден не женится! Абсолютно очевидно, что Обри женится только на Флоренс Лайтфут!
Ставки высоки, и глупа та женщина, которая все пустит на самотек. Такой лакомый кусочек, как молодой Обри Даш, уведут у нее из-под носа, не успеет она и глазом моргнуть. Особенно если тыл соперницы прикрывает решительная и целеустремленная мать. Потом меня вспомнишь, я знаю, о чем говорю. Четырех дочек удачно пристроила, и все счастливы. Правда, я ничего не отдавала на волю случая.
А эти Дюжардены кто они, вы случайно не знаете?
Богачи. Миссис Уорбуртон жадно затрепетала ноздрями. Толстосумы. На дворе, само собой, не девятнадцатый век, но старые привычки не умирают. Выгодная партия есть выгодная партия, а перезвон денег заглушает сердечные воздыхания. Так уж заведено в этом мире. И ничего ты тут не изменишь.
До этой минуты семейное благосостояние, в представлении Флоренс, не играло ни положительной, ни отрицательной роли в счастливом замужестве. До этой минуты Флоренс вообще не задумывалась о деньгах. Ее отец, военный, сражался на полях Первой мировой, где потерял двух братьев, а после служил в Индии, в Семнадцатом пенджабском полку. В Индии Флоренс и родилась. Она немного помнила эту страну: и заснеженные пики величественных Гималаев, видневшихся из окон их дома в Шимле, и болезнь отца его желтушное, осунувшееся лицо. В Индии отец подхватил спру тропическую диарею, редкое, поражающее органы пищеварения заболевание, и превратился в развалину. Ему пришлось выйти в отставку, вернуться в Англию и прозябать на мизерную пенсию. А вот бабушка и дедушка Флоренс, жившие вместе с прислугой в огромном особняке в заливе Гулливера, купались в деньгах. После смерти отца именно благодаря дедушке, а не завещанным отцом средствам, насколько понимала Флоренс, их семья и поддерживала достойный образ жизни. «Но хорошо это или плохо?» размышляла она, с интересом и даже некоторой ревностью поглядывая на Элиз Дюжарден. Если Селия Даш и мадам Дюжарден действительно плетут коварную интригу, не разобьют ли они ее мечты о юном Обри?
Скорее домой! Порасспросить обо всем Уинифред. Она точно знает, что к чему. Однако не успела Флоренс повернуть к дому, как ее перехватил мистер Фойл, местечковый подрядчик, и ей пришлось поболтать с ним, так как обрывать его на полуслове было бы неучтиво. Когда же она наконец ворвалась в гостиную «Мореходов», то чуть не задохнулась от сигаретного дыма и пьянящего аромата хереса. Дедушка Генри и дядя Реймонд, холостой брат ее матери, курили сигареты в эркере, а бабушка, Маргарет и Уинифред беседовали, полулежа на диване. Именно так обычно и проходили семейные посиделки: мужчины собирались в одном углу гостиной, женщины в другом. Дедушку Генри женские тары-бары не интересовали, а дядюшку Реймонда не интересовали женщины как таковые: он хранил верность только одной любимой женщине своей матери.
Поняв, что план посекретничать с Уинифред провалился, Флоренс скорчила кислую мину и бухнулась на диван рядом с сестрой. Разговор крутился вокруг проповеди преподобного Миллара. Флоренс подавила зевок и надулась: она терпеть не могла бесед, не касавшихся ее лично.
А тебе понравилась проповедь, Фло? ухмыльнулась Уинифред, знавшая, что Флоренс все пропустила мимо ушей.
Религии мне в школе достаточно. Не хватало еще летние каникулы тратить на церковные нравоучения.
Встревоженная Маргарет бросила на дочь испуганный взгляд.
Только не вздумай сболтнуть такое при дедушке, прошипела она. Нельзя же быть такой неблагодарной.
Но я же не говорила, что мне не нравится школа! Я просто сказала, что мне не нравятся школьные службы. Слышала бы ты преподобного Минчина! Из самого песок сыпется, а все гундосит себе и гундосит каждое воскресенье. Самое смешное, что некоторые девочки не одну, а целых три службы посещают: богослужение первого часа, утреню и вечерню. Полный мрак. Так и хочется обратиться в другую веру.
Флоренс картинно закатила глаза: она любила разыгрывать драмы. Ни Маргарет, ни тихая, никогда не повышающая голоса бабушка Джоан не знали, как быть со своенравной и дерзкой Флоренс, и потому отослали ее в школу-интернат. Надо признать, это пошло ей на пользу: там ее научили манерам и этикету и привили какие-то зачатки дисциплины; однако отца и его строгой и управляющей руки ей явно недоставало.
Я слышала, в конце учебного года ты играла в спектакле, ободряюще улыбнулась Джоан, надеясь отвлечь внучку от бунтарских мыслей и перевести разговор в более безопасное русло.
Да! сверкнула глазами Флоренс. Когда речь заходила о театре, ее охватывало пламенное воодушевление. Я исполняла главную роль в «Двенадцатой ночи».
Ты была Виолой? уточнила Джоан.
Ага. И я блистательно справилась.
Флоренс горделиво улыбнулась. Она знала, что сыграла Виолу отменно.
А по-моему, хмыкнула Уинифред, потягивая из бокала херес, ты немного переигрывала.
Да что ты понимаешь? свирепо накинулась на нее Флоренс. Ты в жизни на сцене не выступала!
Я думаю, ты была бесподобна, утихомирила ее Маргарет. По правде говоря, я слышала, как сидевший передо мной господин признался, что такой изумительной Виолы он никогда раньше не видел. Он сказал: ты дала фору ведущим актрисам лондонских театров.
Да он пошутил, отмахнулась от ее слов Уинифред.
Нет, он говорил вполне серьезно, возразила Маргарет.
Вы не забыли, что я намереваюсь стать актрисой? напомнила им Флоренс.
Джоан метнула испуганный взгляд на сидевшего в эркере мужа, но тот, увлеченный беседой с Реймондом, остался глух к крамольным речам внучки.
Мне кажется, мягко осадила она Флоренс, в жизни есть занятия поинтереснее театра. И какое-нибудь из них тебя вскоре обязательно увлечет.
Сомневаюсь. Я твердо решила стать великой актрисой.
Боюсь, твоему отцу это не понравилось бы. Вряд ли он пустил бы тебя на сцену, жалобно пробормотала Маргарет и беспомощно оглянулась на старшую дочь, ища у нее поддержки.
Это верх неприличия, Фло, бросила Уинифред.
Верх неприличия? С чего вдруг, Уинни?! С того, что я благовоспитанная юная леди? И кем же мне, по-твоему, стать? Фрейлиной при королевском дворе? И разгуливать в миленьком белом платьице, держа в обтянутых перчатками руках букетик фиалок? Флоренс презрительно расхохоталась. Ты какой-то пережиток Средневековья, Уинни! Мой идеал женщины, которые сами распоряжаются своими судьбами, а не сидят сложа руки в ожидании женихов.
Помнится, кто-то собирался выйти замуж за Обри Даша.
Флоренс насупилась и вздернула подбородок.
Одно другому не мешает. Можно быть замужем и жить полной жизнью, Уинни!
Заметив застывшую в дверях горничную, Джоан предостерегающе вскинула руку:
Девочки, пора обедать, затем поглядела на Флоренс, расплылась в улыбке и примирительно сказала: Солнышко, поверь, когда ты выйдешь замуж, на тебя обрушится столько всевозможных забот, что тебе станет не до театра.
Флоренс, не желая пререкаться, промолчала. Не питая особого почтения к сестре и матери, она тем не менее глубоко уважала старшее поколение: и бабушку, и дедушку.
Что тут за сыр-бор разгорелся вокруг театра? пророкотал дедушка Генри, гася окурок и устремляя на младшую внучку грозный взгляд. Его свисающие, как у моржа, усы затрепетали. Не желаю ничего слышать. Твой отец в гробу перевернулся бы. Скакать по театральным подмосткам взбредет же такое в голову!
Поманив за собой Флоренс, дедушка прошествовал в коридор, а оттуда в столовую. Каблуки его лакированных туфель дробно стучали о деревянные половицы. Вслед за дедушкой и Флоренс потянулись остальные домочадцы.
Я вовсе не замшелый пень и не намерен возводить препоны своей дочери или внучке. Напротив, если они желают трудиться пусть трудятся. Работа благотворно воздействует на ум, а я убежден, что женский ум нуждается в развитии не меньше, чем мужской.
Дедушка потрепал Флоренс по плечу:
Не расстраивайся, мы подыщем тебе занятие по душе.
Но я хочу работать в театре, дедушка, и ни за что не отступлюсь.
Мы с тобой это уже обсуждали, дорогая. Еще один год поучись вести себя как настоящая леди, а затем мы снова поговорим о твоем желании стать актрисой, если к тому времени ты, конечно, не передумаешь. Осмелюсь предположить, что через год твои мысли будут заняты совершенно другим.
Вообразив себе свадьбу, детишек и прочие женские хлопоты, Генри Пинфолд усмехнулся.
Я в твоем возрасте мечтал быть пожарным, встрял дядя Реймонд.
Флоренс, смеясь, обернулась:
Ты меня разыгрываешь!
Ну, возможно, я тогда был несколько младше тебя.
Полагаю, «намного младше» будет ближе к истине, дядя Реймонд. Между желанием разматывать пожарный шланг и оценивать антиквариат в аукционном доме «Бонхамс» пролегает бездна.
Зато теперь у него собственное дело, горделиво заметил дедушка Генри, и ты можешь устроиться к нему на работу. Сортировать папки или готовить ему чай. Ты как, Реймонд, не против?
Разумеется, нет. Фло, если тебе захочется поработать, я с радостью тебя найму.
Ой, только не это, захохотала Флоренс. Ничего хуже придумать невозможно. Не подумай, что мне не понравилось бы работать на тебя, дядя Реймонд, но, мне кажется, я умерла бы с тоски, если бы каждый день разглядывала бездушные статуэтки. Как представлю себе это аж глаза слипаются.
Уверяю тебя: у нас разыгрываются трагедии похлеще, чем в театре, воскликнул дядя.
Они сели за стол и приготовились к молитве.
Все возможно, уступила Флоренс, хотя нисколько не сомневалась, что трагедии в мире актеров не идут ни в какое сравнение с трагедиями в мирке антикваров.
Только после обеда Флоренс удалось пообщаться с Уинифред с глазу на глаз. Они вышли в сад, и Уинифред затянулась взятой у матери сигаретой. Невдалеке, переливаясь в лучах солнца, сиявшего в прозрачной небесной сини, расстилалось море.
Красотища, правда? спросила Уинифред и вздохнула: Люблю это время года. Мы только-только приехали, и впереди у нас целое лето.
Угу, кивнула Флоренс. Будь моя воля, я вообще никуда отсюда не уезжала бы. Почему нет, в самом деле? Почему мама живет в Кенте, хотя все ее родные здесь?
Потому что в Кенте она познакомилась с папой и в Кенте они жили, когда вернулись из Индии.
Глупости. Мама должна продать дом в Кенте и купить жилье здесь.
Думаю, она не захочет.
Но нельзя же все время цепляться за прошлое! Сколько времени прошло с папиной смерти! Почему она не вышла замуж во второй раз?
Господи, Фло, иногда ты поразительно наивна.
Уинифред покачала головой, но Флоренс не сдавалась.
А что такого? Папа давным-давно умер.