Ах так? вскипела она, тогда, господин охранник, пририсуйте мне еще и руку, чтобы я могла влепить ему пощечину!
Ну тогда ему придется изобразить мне щеку! торжествующе воскликнул тот.
Перепалка между фигурами становилась все громче. Не в силах выносить оглушительный гул кипящего спора, охранник замотал головой, но звуки голосов только усилились.
Ладно! Ладно! закричал вдруг Леонид, выхватил из нагрудного кармана ручку для кроссвордов и, повинуясь какому-то неясному наваждению, судорожными движениями нарисовал фигурам глаза поверх видневшихся оригинальных линий.
Едва охранник отнял ручку от холста, голоса смолкли. Сердце неистово забилось. Воздух в зале словно загустел, Леониду стало дурно. Картина перед глазами посыпалась, как в калейдоскопе, и в пелене тумана, застилавшего раскалывающуюся голову, ядовитой змеей поползла мысль свершилось что-то ужасное.
Что я наделал?! начал рвать на себе волосы Леонид. Ноги его подкосились. Чтобы не упасть, охранник в последний момент уперся руками в стену, едва не коснувшись носом безмолвной картины. Теперь он смотрел прямо в нарисованные им глаза и электрическим током, отдаваясь во всех частях тела, пробежало ощущение ужаса.
Леонид почти не помнил следующие несколько дней. Он провел их в натуральном бреду, смешивая в своих показаниях правду, в которую никто не верил, и вымысел, который все сочли похожим на истину.
Журналисты, члены музейной комиссии, работники полиции все смешалось для Леонида в одно бесформенное пятно краски. Но охраннику было наплевать. Перед глазами у него стоял лишь немигающий взгляд на округлом лице, лишенном прочих черт.
Что касается картины, то через несколько дней после инцидента она была подготовлена к транспортировке и отправлена в столицу на реставрацию. Музейные работники еще долго травили байку, будто перед погрузкой в ящик прямо откуда-то из полотна раздался тихий, слегка шуршащий, но отчетливо различимый шепоток: «Да будет свет!»
Октябрь. Подмосковье
Громоздкое свинцовое небо в изнеможении опускалось на Москву и вызывало смертельную скуку у всех, кто поднимет глаза от асфальта. Больницы оказались завалены пациентами с симптомами потери воли к жизни. Врачи падали с ног от усталости и умоляли: «Не смотрите на небо». Больные вопрошали: «Где же тогда искать надежду?»
Москвичи во всем винили политиков. Политики кривили рты и ссылались на Божью волю. Бог же ни о чем таком не помышлял, сгибая натруженную спину и мягко укладывая падающее небо на башню Федерация. «Как патриотично», думал он, разминая затекшие плечи.
Столичная эпидемия неминуемо превращалась в катастрофу, но дикторы экстренных новостей не били тревогу, в обнимку заснув за столом еще до начала прямого эфира. В итоге ни о волне апатии в городе, ни о небывалом всплеске любви в Останкино страна не узнала, ведь смертельно скучающие операторы поленились включить камеры. В общем, был привычный октябрьский день, которых много. Обычно чуть больше тридцати.
Илье тоже было чуть больше тридцати и в это утро он особенно мрачно вглядывался в хмурое небо, застывшее на уровне окон его квартиры в «тучерезе» Нирнзее.
Успешный, красивый и на первый взгляд совершенно благополучный, Илья невольно считался примером для подражания, на который равнялись друзья и коллеги. Душа компании, франт и острослов он снискал славу сокрушителя дамских сердец, любимчика руководства и обожаемого за щедрость почетного гостя баров по обеим сторонам бульваров. Илья был вхож в лучшие дома искушенной в извращениях столичной золотой молодежи, и в кишащие тараканами студенческие общежития. Его внимания искали разрисованные под кальку красотки и стеснительные до дрожи отличницы, сверкающие запонками нервозные коллеги и беззаботные бомжи в сквере Ростроповича.
Борясь со скукой, приличествующей не стесненному в средствах столичному повесе, Илья стремился жить на пике эмоций, бросать себя из крайности в крайность и всякое свое чувство доводить до абсолюта. Каждый день он перемещался по городу с угрожающей стремительностью шаровой молнии, в один вечер легко оказываясь и на блистательной премьере в Большом театре с обворожительной кокеткой, и в самой зловонной подворотне с алкашами, чьи заплывшие лица давно потеряли различимые черты.
Однако ни стремительный взлет карьеры, ни глубина падения на самое дно человеческих пороков ничто не заставляло трепетать сердце всем пресытившегося и во всем разочаровавшегося лирического героя. Если бы кто-то смог избежать обаяния его улыбки и внимательно заглянул в глаза, то увидел бы там лишь зияющую пустоту, в которой нет и лучика света.
В это хмурое утро телефон был на удивление безмолвен. Обычно по субботам еще до обеда «три дома на вечер зовут», а тут тишина. Илья снова проверил вымершие чаты и раздраженно швырнул телефон на кровать. Он не любил оставаться один. Едва стремительный бег жизни замедлялся, как в голову начинали проникать известные экзистенциальные мысли, не ведущие никуда, кроме как к барной стойке. Пытаясь сбежать от них, Илья торопливо оделся и вышел на улицу, полагая занять себя бесцельной прогулкой в ожидании какого-нибудь ангажемента.
Тверской бульвар был на удивление немноголюден. Лица редких прохожих с печально-блеклыми глазами казались еще серее свинцового неба. Одинокая дама рассеянно прогуливалась с пустым поводком, вяло влекущимся за ней по пыли. На скамейке в венке из багряных кленовых листьев сладко спал бездомный. Где-то вдалеке безутешно выла собака и словно умножая сконцентрированную в воздухе печаль, на ступеньках МХАТа надрывно плакал ребенок. Разочаровавшись ли в репертуаре, либо просто чувствуя себя покинутым, он добавлял в унылый октябрьский пейзаж тот неуловимый штрих, который из прочих равных выделяет истинный шедевр.
Теша себя надеждой справиться со скукой, в мрачном созерцании Илья фланировал по бульварам пока не вышел на Патриарший мост. Так и не дождавшись появления сколько-нибудь интригующих предложений от разношерстной оравы приятелей, он решил зайти в одну из кофеен на Красном Октябре, где давно заприметил и «отложил» на подобный случай весьма привлекательную баристу Татьяну. Илья не сомневался, что, подключив все свое обаяние, он сможет уговорить ее сразу отправиться в «дом холостяков», минуя формальности в виде ужина и светской беседы. «Такие бессмысленные дни удобнее всего пережидать в объятиях женщины», подумал герой и утвердился в собственном решении.
Магнитик не желаете? бесцеремонно прервал размышления Ильи откуда-то раздавшийся голос. В ленивой полудреме города он звучал раздражающе бодро.
Магнитик? рассеянно переспросил Илья, подняв от земли глаза и увидев перед собой полную краснощекую женщину, опоясанную серым пуховым платком.
Ага, деловито кивнула та, указывая рукой на большую металлическую доску с россыпью магнитов, болтающуюся на перилах моста. У меня тут есть Царь-пушка, Малый театр в тени Большого, Ленин на пне, чей-то дворец в Геленджике, кстати, пользуется спросом Вы берите-берите, воспоминания о столице на любой холодильник!
Мне не нужно, спасибо, натянуто улыбнулся Илья, попытавшись изобразить вежливость.
Да ты же толком не поглядел, молодой человек! покупателей сегодня было немного, и женщина явно не собиралась упускать потенциального клиента. Вот, подойди, подойди поближе, я тебе сейчас повыше подниму!
Бойкая продавщица торопливо подняла доску с магнитами и поставила на перила моста, придерживая рукой. Илья собрался с силами и снисходительно улыбнулся: «Ну, хорошо, давайте этот с дворцом. Могу переводом?».
Определенно довольная собой, свободной рукой женщина стремительно принялась отковыривать нужный магнит от доски, не давая покупателю время опомниться и передумать. От ее суетливых неловких движений жестянка вдруг скользнула на перилах, опрокинулась и полетела с моста в реку.
Лицо женщины побелело. Она в ужасе схватилась за голову руками и как подкошенная рухнула на колени.
Моя пенсия! В них вся моя пенсия! На что я теперь жить буду! неистово кричала она, сотрясаясь всем телом. Горе мне, Господи!
Интуиция подсказала Илье, что в сложившейся ситуации приличным было бы выразить соболезнование. Он подошел и положил руку на плечо плачущей женщине.
Давайте я возмещу. Частично
Спаси их! Спаси, родной! продавщица вдруг подскочила на ноги и вцепилась в пальто Ильи, вперившись в того обезумевшим взглядом. Спаси несчастную!
Последние слова женщины дерзким вызовом зазвучали в голове Ильи. Он представил, как летит с моста за магнитами и внезапно ощутил бурный прилив сил: сердце неистово забилось, кровь застучала в висках, все тело напряглось, как сжатая пружина. Доселе скучавший Илья испытал невероятный подъем, какой с ним порой случался в минуты безрассудства: нервы затрещали от электрических вспышек и в глазах заплясали языки пламени.
Не давая себе опомниться и стремясь сполна насладиться бурлящими внутри эмоциями, к которым он всегда так стремился, размашистым жестом Илья сбросил пальто и перемахнул через перила. Едва ноги оторвались от земли, он ощутил невероятную радость полета, каждой клеточкой тела торжествуя победу над страхом.
Но эйфория ожидаемо длилась недолго. Как только мост бескомпромиссно остался за спиной, а перед глазами открылась мертвецки-холодная речная гладь, отражающая тяжелые свинцовые облака, в голове разом истошно завопили сотни голосов. За две секунды полета Илья, казалось, успел обдумать тысячу мыслей, яркими кометами, пролетевшими перед глазами. Большинство из них вполне логично указывали на неимоверную глупость поступка, но деваться уже было некуда холодные воды Москвы-реки неминуемо приближались.
Сперва Илья почувствовал сильный удар об воду, сбивший дыхание. Он усиленно заработал руками и ногами, пытаясь вынырнуть и вдохнуть спасительный воздух, но внезапно почувствовал еще один удар, погрузивший его на самое дно. Последнее, что увидел Илья, теряя сознание, был бледный луч света, медленно затухающий в толще мутной воды.
Илья с трудом открыл слипшиеся веки и увидел перед собой белоснежный потолок больничной палаты, залитой ярким солнцем.
Значит, меня спасли, мелькнула первая мысль. А магниты? проследовала за ней вторая.
Илья аккуратно попробовал приподняться на кушетке и осмотреться. Больничная палата оказалась просторной и приветливо светлой. Выкрашенные нежно-зеленой краской стены были увешаны портретами элегантных бородатых мужчин, среди которых по каким-то отдаленным школьным воспоминаниям удалось распознать Пирогова, Склифосовского и Боткина. Через стекла больших светлого дерева шкафов, расставленных по стенам, поблескивали медицинские склянки и приборы. На маленьком прикроватном столике ярким пятном во всем пастельном убранстве комнаты выделялись фрукты. На первый взгляд палата выглядела вполне обычной, однако Илья не мог отделаться от ощущения какой-то общей декоративности, словно он попал в реконструкцию больницы из исторического фильма.
Проснулись, голубчик? В дверях стояла девушка, одетая в серое длинное платье с белым кружевным воротником, опоясанная белым же передником. На голове ее нимбом светилась белая косынка. Карл Иванович! позвала она кого-то в коридоре, наш ныряльщик проснулся!
Сияя приветливой улыбкой, плохо скрывающей неподдельное любопытство, девушка вошла в палату. В дверях показался высокий седой мужчина с лихо закрученными усами. Судя по длинному ослепительно белому халату это был доктор.
Тимофей Игнатьевич! в свою очередь позвал кого-то в коридоре врач, очнулся ваш Ихтиандр!
Следом в дверях возникла крупная фигура средних лет мужчины в мундире из темно-зеленого сукна. Он внимательно посмотрел на Илью и пригладил свою густую с проседью бороду.
Костюмированная процессия подошла к кровати пациента и все весьма театрально поклонились.
Меня зовут Карл Иванович Кляйн, я ваш доктор врач указал на себя и дотронулся до груди. Эта наша медсестра, Вера Константиновна. Та снова слегка поклонилась и широко улыбнулась. Судя по мерцающим в ее больших голубых глазах искрам, она так и сгорала от любопытства. А это наш полицмейстер, Тимофей Игнатьевич, врач вежливо указал рукой на мужчину в мундире.
А как мы к вам можем обращаться? учтиво поинтересовался у Ильи полицмейстер. При вас мы к большому сожалению не обнаружили документов.
«Точно, все в пальто на мосту осталось», подумал Илья и снова прокрутил в голове эпизоды своей безрассудной геройской миссии.
Как вы себя чувствуете? доктор и медсестра наклонились к Илье и помогли чуть приподняться на кушетке, поправив для большего удобства подушку.
Да в целом нормально, плечо только немного побаливает, Илья аккуратно улегся, стараясь не двигать ушибленным плечом. Я Ладожский Илья, Илья Сергеевич, а все документы и телефон на мосту остались в пальто, сбросил его перед, эм, прыжком. Может его в полицию сдали куда-нибудь, а может и сперли. Не знаю
Доктор, медсестра и полицмейстер внимательно смотрели на Илью и синхронно кивали. Отметив про себя довольно нелепое выражение лиц своих собеседников, пациент ухмыльнулся.
А это, простите, что за больница? Где-то на Мосфильме? Или это у вас какая-то ретро-вечеринка?
Стоящие у кровати люди переглянулись между собой, очевидно, выбирая, кто же наконец объяснит больному сложившуюся ситуацию. Илья заметил их нерешительность и насторожился.
Полицмейстер слегка кивнул Карлу Ивановичу. Доктор вздохнул, собираясь с мыслями, аккуратно присел на краешек кровати и наклонился к Илье.
Господин Ладожский, начал тот вкрадчивым голосом, вы, скажем так, в Подмосковье
Ого, это я далеко заплыл, ухмыльнулся Илья, но шутка осталась без внимания.
Но не совсем в привычном вам Подмосковье, продолжал нарочито мягко доктор, четко выговаривая каждую букву, а, если позволите, буквально в «подмосковье».
Илья недоверчиво прищурился. Карл Иванович встал с кровати.
Я думаю, вам проще будет принять для себя сложившиеся обстоятельства, когда Тимофей Игнатьевич проведет для вас небольшую экскурсию. Нет медицинских показаний, по которым я смел бы вас впредь здесь задерживать. Верочка, повернулся доктор к медсестре, будьте любезны, принесите Илье Сергеевичу его одежду. Мы взяли на себя смелость ее постирать и высушить, Карл Иванович ласково посмотрел на Илью и убрал руки в карманы халата.
Медсестра учтиво поклонилась, бросив на пациента короткий игривый взгляд, ушла и вернулась, держа в руках аккуратно сложенные вещи и венчающие их стопку до блеска вычищенные ботинки.
Не будем вам мешать, произнес доктор и все вышли из палаты, мягко прикрыв за собой створчатые двери. Илья молча сел на кровати и задумался. Он совершенно не понимал, что происходит, но вся эта ситуация выглядела весьма интригующей. По крайней мере теперь ему не было скучно.
Будьте любезны завтра зайти к нам снова, посмотрим еще раз на ваше плечо. Убедимся, что все в порядке, сказал доктор, когда Илья оделся и вышел в коридор. А теперь передаю вас нашему уважаемому Тимофею Игнатьевичу.