Принц Коноэ выдвинул два требования: новый премьер-министр должен пользоваться доверием; он должен иметь незапятнанную репутацию. Его руки должны быть чисты, и его имя не должно ассоциироваться с прошлыми неудачами. Эти принципиальные требования получили поддержку всех собравшихся.
Судзуки утверждал, что дзюсины должны рассматривать управление правительством как общее дело. «Мы должны быть готовы принести себя в жертву государству, принять ответственность на себя и умереть за его величество. Что же касается поста премьер-министра, мне хотелось бы просить принца Коноэ, самого молодого среди нас, занять этот пост, так как работа премьера требует больших физических сил. Кроме того, мы окажем поддержку. Что, если четверо из нас решатся на первое усилие?»
Подобное предложение не приняли Коноэ и Хиранума, которые заявили, что это прямо противоречит только что одобренным принципам. Хиранума высказался в поддержку кандидатуры Судзуки, и его поддержали Коноэ и Вакацуки. Судзуки был потрясен: «Мне всегда представлялось, что участие военных людей в политике обычно приводило к краху страны. Так было с Римской империей, с немецким кайзером, и так закончилась династия Романовых. Для меня просто невозможно участвовать в делах политики. Поэтому прошу меня извинить».
Судзуки знал за собой много других недостатков. Ему было около восьмидесяти, он питал отвращение к политике, был простодушным; он исповедовал даосизм, который проповедовал принцип неделания. Однако если старый моряк думал, что может отказаться от поста, то он ошибался. Все дзюсины во главе с Кидо потребовали от него принять эту должность. Один лишь Тодзё прямо предупредил его: «Если вы не будете достаточно осторожны, весьма возможно, что армия отвернется от вас. Если это произойдет, то кабинет следует немедленно распустить».
«Это крайне серьезно, если в такое время не будет поддержки армии, ответил Кидо. Но разве имеются хоть какие-то признаки этого?»
«Я сказал бы, что есть», отрезал Тодзё. Это была явная угроза, что военные могут выйти из любого правительства, если не смогут его контролировать. Пожалуй, лишь только то правительство, которое было бы представлено как армейскими, так и морскими офицерами, могло удовлетворить военных. Возможно, они предпочли бы военный переворот и введение военного положения.
Лорд-хранитель печати отозвал Судзуки в сторону, в то время как другие дзюсины пошли обедать. «Некоторое время назад вы были настроены решительно против, однако ввиду сложившейся ситуации я призываю вас сформировать кабинет во что бы то ни стало. Извините, что беспокою вас, но вы согласны?»
Судзуки, чувствуя себя как в ловушке, сказал: «Я хотел бы отказаться, поскольку не чувствую в себе уверенности, что выполню эту работу».
Кидо, зная, что Судзуки не поддавался на уговоры и высказывался иногда двусмысленно, продолжал упорно настаивать на своем: «Настоящее положение столь критическое, что я умоляю вас принять великое решение и спасти нацию».
В чем Япония действительно нуждалась в этот отчаянный момент ее истории, так это в современном военном и политическом гении, который смог бы обратить все неудачи в преимущества, можно сказать, в Александре Востока. Вместо этого она поставила у государственного штурвала престарелого моряка, героя войн 1894 и 1904 годов, почетного старца, который уже десять лет был управляющим императорского двора и обер-камергером императора.
Почему был сделан этот выбор? Внутри страны назначение Судзуки было гениальным ходом во многих отношениях. Судзуки уважали в народе как подлинного военного героя.
Престарелый моряк пользовался полным доверием императора. «Судзуки, говорил Хирохито, я могу раскрыть свое сердце». Его величество обращался к нему неформально, называя его одзи дядя.
Были и другие, не столь явные, причины избрания его премьером. Понятно, что он не принадлежал к армейской клике. Тем самым стране и миру посылался сигнал, что сторонники войны до победного конца потерпели поражение. Судзуки был настолько далек от политической борьбы, что твердолобые ура-патриоты и пацифисты были уверены, что у них есть место для маневра. Не имея собственного политического курса, Судзуки, как они полагали, непременно будет колебаться и попадет в зависимость от чужих решений.
Престарелый адмирал не вызывал антагонизма и отторжения, как премьеры генерал Тодзё и генерал Койсо. Тодзё вообще не пользовался популярностью из-за своих авторитарных методов правления. Койсо раздражал армию, двор и народ своими топорными решениями. О Судзуки было известно, что он ведет скромный образ жизни, верен правилам даосизма и что он чужд честолюбия и эгоизма.
Тем не менее существовали и те, кто имел к нему претензии.
«В армейских кругах сомневаются, что в его возрасте он сможет принимать соответствующие эффективные меры в данной ситуации как внутри страны, так и за рубежом, заявлял важный представитель военного министерства. Но в настоящее время армия не возражает против его назначения, поскольку известно, что Судзуки пользуется особым доверием императора, и тем самым его премьерство будет благоприятно для армии, если он примет ее предложения. Кроме того, он брат генерала Такао Судзуки, кому армия доверяет».
Одним из первых действий вновь назначенного премьер-министра был телефонный звонок своему другу, бывшему премьеру адмиралу Окаде, который был вне политики вот уже 19 лет и ушел в отставку с флота семь лет назад. Судзуки просил его принять должность военно-морского министра. Окада был озадачен и колебался, и он немедленно отправился в резиденцию премьер-министра, чтобы переговорить с Судзуки.
Нелепость предложения Судзуки была понятна всем. Окада, в бытность свою премьером, вызывал к себе такую ненависть среди крайне правых военных, что в 1936 году они попытались его убить. Он был адмиралом в отставке. На должности военного министра и министра флота могли быть назначены только военные на действительной службе. Явно, что Судзуки не проконсультировался с серыми кардиналами во флоте по этому вопросу (они выступили бы против Окады). Но это было обязательным предварительным условием, если бы он хотел получить их поддержку.
Когда Окада приехал к премьер-министру, его опасения подтвердились. Он обнаружил группу людей, «которые не привыкли делать телефонные звонки», не говоря уже о том, чтобы они имели способность находить свой путь в джунглях политики.
Окада сел и начал говорить с Судзуки как законченный моралист. Было понятно, что старик нуждался в человеке, обладавшем политическим опытом, на которого он мог положиться. Окада порекомендовал молодого человека, который был достаточно компетентен, Хисацунэ Сакомидзу. Ему было сорок три; он работал секретарем Окады, когда тот был премьером. Сейчас он был начальником отдела банковского страхования в министерстве финансов. Окада мог ручаться за него. И так случилось, что он был его зятем. Судзуки назначил Сакомидзу на должность главного секретаря Кабинета министров рабочей лошадки.
Окада и Сакомидзу рассказали адмиралу о политических хитростях в деле формирования кабинета, и старик прислушался к их совету. Первым препятствием в этом деле была армия.
Судзуки, формируя свой кабинет, позвонил, как было принято, уходящему военному министру маршалу Сугияме. Он хотел узнать, кого армия может рекомендовать на пост военного министра в новом правительстве. Сам Судзуки предпочитал генерала Корэтику Анами, который был ординарцем императора в то время, когда премьер был камергером его величества. Он близко знал Анами в те дни пятнадцать лет назад, уважал и доверял генералу. Но согласно официальной процедуре было необходимо обратиться к армии с просьбой «назвать» кандидата.
В ожидании этого верхушка армии не только выбрала министра, но и, как обычно, подготовила список условий. До тех пор, пока новый премьер не одобрит условия, выдвинутые генералитетом, назначение военного министра не могло состояться. И конечно же, кабинет без военного министра не мог существовать.
Маршал Сугияма вручил Судзуки список условий, выдвинутых армией:
1. Продолжить войну до конца.
2. Обеспечить унификацию армии и флота.
3. Сплотить нацию для решающей битвы за отечество.
Каждый из этих пунктов вызывал горячие дискуссии в армии. Утверждали, что Судзуки это японский Бадольо и, подобно итальянскому маршалу, пришел к власти ради того, чтобы добиться заключения мира. Некоторые группы в армии были не против договора о мире, но все выступали против безоговорочной капитуляции, что было равносильно национальному самоубийству. Поэтому первейшей задачей было довести до сведения премьера это всеобщее мнение.
Второй пункт был больной темой для обеих структур. Наследием конца 30-х годов были постоянные трения между армией и флотом в вопросе о доле ограниченного уже и так национального производства, выделяемого на их нужды. Каждый стремился получить больше оружия и самолетов, чтобы нарастить свою мощь. Каждый требовал перераспределения вооружений в свою пользу. Такое соперничество усугубляла неизбежная инфляция, сказывавшаяся на производстве.
Проблема унификации обеих служб проявилась особенно остро с 1940 года, но решение ее особо не продвинулось. Наиболее горячими сторонниками перемен были молодые офицеры Генштаба. Майор Хатанака и подполковник Сиидзаки, например, передали высшему командованию петицию, написанную буквально кровью, которая требовала отставки военного министра Сигиямы, «показавшего неспособность объединить армию и флот».
Третий пункт был включен в список, потому что армия считала неизбежным, что враг вторгнется в страну; поэтому для подготовки к вторжению будет необходимо принять различные законы и распоряжения для создания народной милиции и строительства укрепленных районов.
Судзуки быстро пробежал глазами список, решительно кивнул своей массивной головой и сказал: «Я согласен со всеми этими пунктами». И только тогда армия утвердила кандидатуру Анами на пост военного министра.
В целом большинство японцев разделяло мнение нового военного министра о Судзуки. Анами назвал престарелого адмирала тэйтоку (великий флотоводец) и сказал своим соратникам, что «премьер-министр не такой человек, который обманет народ и навяжет ему мир. Он не из тех, кто, тайно договариваясь о мире, одновременно призывает к войне».
Судзуки родился в 1867 году, в последний год феодальной эры Японии, когда произошла Реставрация Мэйдзи, которая модернизировала страну. Небольшая политическая должность его отца была ликвидирована в ходе перемен, и семья из одиннадцати человек переехала сначала в Токио, затем в небольшой провинциальный город, где мальчик получил начальное образование. Он убедил своих родителей позволить ему поступить в военно-морское подготовительное училище, а после окончания его он был принят в военно-морскую академию.
Он командовал торпедным катером в Китайской войне (18941895) и был награжден медалью за храбрость, проявленную им во время потопления китайского военного судна и спасения японского корабля и его команды. Он снискал заслуженную славу; ему была дана увольнительная, он отправился домой, женился и поступил в военно-морской колледж. Спустя время флотское командование направило его в Германию для получения там военно-морского образования. В течение двух лет он много путешествовал. В Русско-японскую войну он был назначен капитаном крейсера, когда русский балтийский флот был разгромлен в Цусимском сражении. Корабль Судзуки потопил два вражеских судна.
Судзуки занимал высшие посты в японском флоте: командующий Объединенным флотом; начальник Генерального штаба Императорского флота; военный советник его величества. В 1929 году он был назначен обер-камергером императорского двора. Его настойчивые усилия убедить горячие головы на флоте начать считаться с желаниями его величества во время проведения Лондонской морской конференции обратили на него внимание многих политиков. 26 февраля 1936 года он оказался лицом к лицу с ослепленными яростью молодыми военными фанатиками. Убийцы выстрелили в него четыре раза, но ему удалось выжить. Этот мятеж военных, продолжавшийся недолго, известен в японской истории как Инцидент 26 февраля.
Старый адмирал и несколько других государственных деятелей были названы мятежниками «ложными советниками» императора и стали целью покушений. Обер-камергер был известен своими высказываниями, что военные должны держаться вне политики; он был близок к императору, и к тому же он поддержал некоторые ограничения в области военно-морских вооружений.
В 1940 году этот «бывший морской офицер» был назначен заместителем главы Тайного совета Японии, а в августе 1944 года возглавил его, тем самым став одним из дзюсинов. Соглашаясь стать премьером, он знал, что рискует головой. Перспективы для него и его кабинета были мрачными: если союзники не объявят их военными преступниками, то обвинение будет выдвинуто со стороны недовольных «патриотов с двойным дном». Некоторые из сотрудников Судзуки испытали на себе гнев с обоих направлений. И старик вторично стал мишенью убийц.
Главной целью администрации Судзуки было завершить войну. Это было необходимо сделать. Император желал ее быстрейшего окончания. Влиятельные люди в бизнесе и аристократия видели единственную альтернативу полному краху. Народ тоже уже устал от беспрерывных, практически беспрепятственных бомбардировок, от продовольственного снабжения на грани выживания и прочих лишений. С армией все обстояло по-иному. Военные вели себя так, как будто победа была все еще возможна, и готовы были воевать еще десять или даже двадцать лет. И в качестве поддержки армия имела пять миллионов солдат.
В этих обстоятельствах временами философия даосизма даже поддерживала Судзуки. Но она также имела большие недостатки. Его вера в то, что можно общаться без слов, была по-своему замечательной, но разочаровывающей. Он был не одинок в подобном подходе. Так, император, наделяя Судзуки полномочиями премьер-министра, ничего не сказал о ключевом предмете. И Судзуки тоже не задал вопрос. Почему?
«Я понимал чувства Судзуки с самого первого дня его назначения, скажет позднее Хирохито, и я также был убежден, что Судзуки понимает мои чувства. Поэтому я не торопился тогда высказать свое пожелание о необходимости мира». Это было одной стороной происходивших событий. Другой аспект заключался в том, что каждый раз, когда император высказывал свои идеи, они интерпретировались искаженно его подчиненными, что приводило к досадным ситуациям. В этот раз его величество был убежден, что подобные утечки могли угрожать возможности добиться мира.
Судзуки понимал причину своих колебаний. «Когда неожиданно мне выпала такая судьба, вспоминал старый политик позднее, моим первым побуждением было закончить войну как можно скорее. Потому что я мог понимать все, о чем думает император, когда я встретился с ним сразу после моего назначения. Я понял, что он искренне хочет окончания войны и восстановления мира, даже если ничего не сказал мне об этом. Однако я не мог никого поставить об этом в известность, потому что, если хотя бы один человек узнал, что у меня есть такое намерение, это вызвало бы такое волнение, которое могло бы привести к бунту. Так что я не рассказал о моих чувствах даже Сакомидзу. Я просто ждал подходящей возможности, чтобы положить конец войне».