На полке у стены я нашел потрепанную книгу Достоевского «Подросток» на русском языке. Ну где еще, как не в такой атмосфере, читать Достоевского? Подумать только, Федор Михайлович и в Африке. Русская классика не имеет границ.
Риад нагонял скуку и угнетал, поэтому лучшим решением было приходить в него лишь спать.
Когда опустилась ночь и воздух стал прохладным, я вышел в город. Ночной Марракеш отличался от дневного.
В то время как страна готовилась ко сну, площадь Джамаа-эль-Фна даже и не собиралась ложиться, а только пробуждалась. Она сияла в свете фонарей, огней и прожекторов развлекательных мероприятий и палаток с едой. Удивительно, что еще несколько часов назад площадь представляла из себя пустое просторное пространство с несколькими тележками продавцов сока, а теперь она кишит людьми и пестрит ярмарочным разнообразием.
«Эй, джеллаба, хочешь поесть?», «Может, фреш?», «Модные часы специально для тебя, джеллаба!», «Погладишь моего осла?», «Посмотри на кобру!», «Давай набьем тебе тату!», «Дай денег (просто так)», слышалось со всех сторон. Я отбивался как мог. Особо проницательные продавцы действовали более тонко. Признавая во мне русского, они завязывали разговор, произнося пары русских фраз, специально выученных для таких случаев. Меня обижал тот факт, что торговцы принимали меня за наивного туриста, которого можно развести и способного клюнуть на дешевый прием. Ведь я же не такой, у меня за спиной опыт путешествий и общения с разными людьми. Правда, на этот трюк у меня имелся свой прием, который я придумал и отшлифовал еще на рынках Стамбула.
Как только ко мне приближался самонадеянный торговец и произносил несколько русских фраз, я никак не реагировал, делая вид, что не понимаю его. А затем, когда все же наши взгляды встречались, я произносил несвязные вещи на придуманном мной языке, что-то вроде: «Каштумар, габ ду ни, сипе? Куштам ир». Ошарашенный продавец задавал мне вопрос: Where are you from? Я отвечал: From Hungary. Ему оставалось лишь растерянно улыбаться. Если же продавец продолжал меня доставать уже на английском, я говорил, что не понимаю его, и снова переходил на выдуманный венгерский язык. Это была идеальная, четко выверенная схема. Мне казалось, что венгры не имеют ярко выраженной внешности, а язык их вряд ли широко известен во всем мире. Вот я и пользовался этим. Необходимо было лишь держаться уверенно и быстро придумывать новые звуки (слова). Хотя однажды в Турции я попался. Один из продавцов насторожился, услышав мою выдуманную речь. На английском он рассказал, что когда-то жил в Венгрии, и то, что я произношу, не является венгерским языком. Пришлось сознаться. Мы посмеялись, и он, оценив глубину схемы, предложил хорошую скидку на свой товар.
Сад Мажорель
Дом знаменитого дизайнера Ив Сен-Лорана и сад Мажорель были, пожалуй, главными моими целями в Марракеше.
Я много читал и смотрел передач об этом чудесном саде. И поэтому, когда я оказался в Марракеше, не упустил возможность его посетить.
Длинная очередь, медленно ползущая под палящим солнцем от касс ко входу сада, сжирала весь энтузиазм. Но я держался. Честно отстояв ее и наконец оказавшись в саду, я понял, что это стоило времени в очереди, и даже стоило того, чтобы специально ехать в Марракеш.
От входных ворот к центру сада вела изогнутая тропинка, укрытая прохладной тенью деревьев. Слева росла стена бамбука, перенося посетителей в экзотический мир тропиков. Ветер мелодично шумел в листьях, садоводы из шлангов поливали растения, привезенные сюда со всего мира. Когда-то этот сад принадлежал художнику Жаку Мажорелю и служил ему студией и реабилитационным центром в борьбе с туберкулезом. Мажорель коллекционировал различные растения, способные выжить в здешнем климате.
После его смерти известный модельер Ив Сен-Лоран с партнером, Пьером Берже, выкупил сад и продолжил дело художника. Сегодня кто-то называет это удивительное место садом Мажореля, а кто-то домом Ив Сен-Лорана.
Свежесть ощущалась в воздухе. Удобные лавочки, укрытые зеленью экзотических деревьев и растений, давали возможность отдохнуть посетителям под упоительное пение птиц. Небольшой пруд, окруженный пальмами и кактусами различных видов, форм и размеров, освежал пространство. Извилистые тропинки вели посетителей к изящному дому ярко-синего цвета с желтыми прожилками. Он сиял океанской синевой в зеленом растительном мире. Место было пропитано творческой энергией, идейной свежестью и созидательной страстью. И в то же время здесь ощущались спокойствие и умиротворение. Сад Мажорель стал для меня глотком свежего воздуха в пыльном и душном Марракеше.
Я вышел из него наполненным и вдохновленным, с ярым желанием творить и купить себе домой что-то ярко-синее.
Нет, ну не так же сразу, говорил я продавцам синих сувенирных статуэток и платков по немыслимой цене возле выхода.
Вечером я зашел в аутентичный ресторан на площади Джамаа-эль-Фна и уселся в укромном углу первого этажа. Но учтивый официант предложил мне перейти в более респектабельное место.
Такому дорогому гостю нужен совсем другой столик, сказал он и привел меня на второй этаж ресторана, усадив за большой стол на террасе, откуда открывался прекрасный вид на площадь.
Сюда, как и во многих ресторанах Марокко, приводили туристов, пока местные скромно трапезничали внизу. Когда я сел, он одобрительно кивнул и улыбнулся, словно бы говоря: «Вот так-то лучше, такие гости должны ужинать в достойных местах». Посмотрев в меню, я попросил его посоветовать какой-нибудь вкусный ужин.
О, только королевский тажин, для вас, с достоинством произнес официант.
Тажин был действительно королевским. Кускус с мясом, овощами и изюмом просто таял во рту. До сих пор вспоминаю. Позже, попивая мятный чай, я умиротворенно наблюдал за бурлящей жизнью на площади и чувствовал себя немного королем. Королем своего мгновения. Этим вечером официант получил от меня хорошие чаевые.
У выхода стояла золотая карета, запряженная красивыми гнедыми лошадьми. «За мной, что ли», шутливо подумал я.
Кучер, будто бы услышав мои мысли, призывно махнул рукой.
В другой раз, казна пустеет, сказал я ему по-русски, улыбнулся и пошел в свой хостел пешком. Все деньги, выделенные на этот день, я оставил в ресторане.
Через несколько дней пребывания в городе я себе признался: Марракеш меня утомил. Никогда не подумал бы, что напишу подобное, но это было так. Видимо, я устал от шумных рынков, толп экспрессивных людей и обороны своего кошелька. Здесь я мало фотографировал и почти не делал заметок. Несколько дней, проведенных, пожалуй, в самом известном городе Марокко, были интересными, но немногословными.
Наконец пришло время двигаться дальше. Жаркой майской ночью, под сопение соседей по койкам, я засыпал со сладостным чувством, что завтра будет новая глава Марокко в моей жизни. Храп усилился. «Ну дайте же наконец нормально поспать», подумал я. Скрипнула кровать. Кто-то снизу перевернулся, и наступила тишина. «Спасибо! Мечты все же сбываются!»
Легзира
Утром я собрал рюкзак под вибрирующий храп соседей по койкам, простился с риадом и побрел к мечети, у которой мы договорились встретиться со Степой и Катей, чтобы отправиться на запад. Сидевшие в кондиционированном автомобиле ребята выглядели свежими и отдохнувшими. Я, немного помятый, в уже истрепавшейся джеллабе, пыльных кроссовках и с рюкзаком за спиной был похож на бездомного кочевника. Моя ночь не была столь безмятежной, но я не жалуюсь, я люблю приключения с колоритом.
Ну что, снова в путь? произнес Степа капитанским голосом.
Я сел на свое заднее сиденье. Хлопнула дверь машины. Заревел мотор, и мы отправились к океану.
Дорога змеилась меж горных массивов, сменивших луга с овцами и поля с апельсиновыми деревьями. Зеленый лес укрывал горы и, плавно покачиваясь на легком ветру, приветствовал нас.
Как красиво! Как красиво! по-прежнему твердил Степа.
Я понял, что скучал по этой фразе, по ребятам, по ощущениям, которые появляются во время поездки. Здесь, в Марокко, это были самые родные и близкие мне люди, ну и еще Амир.
Приближение большой воды ощущалось воздух стал свежим и романтично солоноватым. Сердце забилось сильнее, как перед встречей с чем-то желанным.
Помнится, в детстве мы каждое лето с семьей ездили на море. Мы вставали чуть свет, брали с собой бутерброды, приготовленные с вечера, термос с шиповником, душистый арбуз, набирали бутылку ледяной воды Затем загружались в дедушкин «Москвич 412» бежевого цвета и отправлялись к морю. Для нас с сестрой, маленьких детей, дорога казалось бесконечно долгой, хотя на самом деле длилась всего два часа с небольшим. Советский «Москвич» без кондиционера, палящее солнце и серпантин здорово выматывали. Но все менялось, когда мы подъезжали к морю. Дедушка, моряк со стажем, капитанским голосом произносил: «Внимание, сейчас справа появится море». И мы с трепетом прилипали к пыльному стеклу, чтобы увидеть его. Когда на горизонте появлялся кусочек синевы моря, восторгу нашему не было предела. Сердце стучало бешено, а глаза были прикованы к морской глади.
Эти воспоминания всплыли в моей памяти, когда мы обогнули гору и в разрезе холмистых склонов появился могучий темно-синий Атлантический океан.
Зрачки вмиг расширились, а дыхание сбилось. По телу побежали мурашки. Хотелось быстрее доехать, бросить машину и вещи, оставить все-все мысли и скорее бежать, рассекая потоки ветра, навстречу бескрайнему океану. Детский восторг пробудился в нас, мы приближались к большой воде.
У подножия багровых гор растянулся пляж Легзира, знаменитый своими марсианскими пейзажами и космическими арками (к моменту моего путешествия уцелела лишь одна из них, именно она и являлась нашей целью).
Мы спустились по крутой дороге, теснимой миниатюрными домиками оранжевых и синих оттенков. Открывшаяся картина восхищала: мелкий золотистый песок лежал у подножия резных красно-бордовых скал, глубокая синева океана поблескивала серебром в солнечных лучах. А вдалеке виднелась космическая арка, которая притягивала к себе словно магнитом.
Мы повиновались ее зову и последовали на встречу с ней. За нами увязалась бродячая собака. Она ничего не выпрашивала, а спокойно сопровождала нас к главной достопримечательности, будто показывая направление пути. За что впоследствии все же получила заслуженную порцию еды.
Величественная массивная красная арка нависала над берегом и поражала воображение. Природное произведение искусства вызывало неподдельный восторг всех, кто оказывался рядом с ней. В лучах яркого солнца ее цвет менял оттенки, и она буквально горела огнем. С высоты арка напоминала людям, кажущимся у ее подножия маленькими фигурками, о величии силы природы. Казалось, на нее можно смотреть вечно.
Тяжелые волны неспешно и шумно выбрасывались на берег, мелодично волоча черные камешки при отливе. Ветер развевал мою джеллабу, разбрасывал длинные русые волосы Кати, ворошил челку Степы. Рыбаки, сидевшие на камнях, маневрировали длинными удочками, вдалеке у кромки берега стоял задумчивый человек, смотря на океан. Я сбросил рюкзак, кроссовки, связанные шнурками, и пошел к океану. Ступни проваливались в мокрый песок, в ушах стоял приятный гул. Холодная вода Атлантики обжигала ноги. Дрожь. Дыхание океана ощущалось в порывах ветра и неспешной частоте волн. Я стоял на краю материка и смотрел вдаль. В подобных местах царит особая энергетика. Край земли показывает человеку, насколько величественна природа и как человек мал по сравнению с ней. Но в то же время, при всей своей физической ничтожности, человек способен не только осознать мощь океана, но в какой-то степени даже покорить его. По телу бежали мурашки. Наверное, от холода.
Открытые кафе с подобным видом, каким бы сервисом они ни обладали, всегда являются крайне привлекательными. Белые шторы развевались на фоне синего неба, в котором кружили чайки.
К нам подошел худощавый смуглый официант с застенчивым выражением лица и косящим левым глазом. Достал блокнот с ручкой и произнес что-то невнятное. Мы хотели рыбу и картошку фри (подобное блюдо на наших глазах только что с аппетитом съели итальянцы за соседним столиком). С рыбой проблем не возникло, а вот с картошкой все обстояло не так просто. Сначала мы пытались объяснить официанту, что хотим, на английском, потом на французском, но он в ответ лишь непонимающе улыбался и хлопал глазами. Затем мы тыкали пальцами на итальянцев, в надежде на то, что он разгадает наш ребус, но все тщетно. И только когда попросили пароль Wi-Fi, подключились к интернету и показали ему на телефоне картинку фри, он воскликнул: «А-а-а, карьтещка!». Оказалось, официант когда-то учился в России и немного знал русский. Порой все гораздо проще, чем кажется. Вскоре на столе появились картошка и жареная рыба с золотистой корочкой и лаймом. Это было прекрасно.
А после мы просто сидели и молча смотрели на океан. На широком песчаном берегу босые марокканцы играли в футбол, с запоздалым эхом доносились гулкие звуки ударов по мячу и радостные крики. Шумные итальянцы перекрикивали чаек, что-то эмоционально обсуждая. Мощные волны с белыми гребешками по-прежнему медленно катились к берегу, а солнце ласково гладило кожу. Это был один из тех моментов, которые хочется сохранить в памяти на всю жизнь.
Надо ехать, сказал Степа.
Мы хотели прибыть в Агадир, где нам предстояло расстаться и пойти своими дорогами, еще до наступления темноты.
Путь в Агадир был задумчивым и молчаливым. Ветер шумел в приоткрытых окнах, мелкие камешки стучали по железному дну машины. В момент перед расставанием обычно вспоминается все то яркое и теплое, что происходило до него, а неприятное почти всегда забывается. Степа уже не говорил «Как красиво! Как красиво!», но я слышал его голос в своей голове. Мы ехали, вспоминали дни, проведенные вместе, и немного грустили. По крайней мере я.
Агадир мне напомнил Анапу. Похожие прибрежные кафе, песчаный пляж, разноцветные зонтики, покосившиеся от ветра, правда, люди там иной наружности. В Агадире мне безумно захотелось жареных чебуреков и вареной кукурузы. Видимо, сработал ассоциативный ряд. Рефлексы мощная штука. Мы перекусили в местном «Макдональдсе», вспоминая совместное путешествие, еще раз над чем-то посмеялись. Я подумал: «Как хорошо, что мы встретились в аэропорту Амстердама».
А затем помолчали, и каждый думал о чем-то своем.
О, как много я хотел сказать своим попутчикам и уже теперь друзьям, но в момент прощания, как это часто бывает, вымолвил лишь несколько стандартных фраз благодарности. Хотя мои глаза говорили гораздо больше. Надеюсь, Степа и Катя смогли в них разглядеть все нужное и важное.
Затем Степа отвез меня на автобусную станцию. Махнул рукой в знак прощания и уехал. Ребята остались кататься на серфинге в Агадире, а я отправлялся дальше путешествовать по Марокко, но уже один.
Эссуэйра
Старый скрипучий автобус ехал в непроглядной тьме. Лишь изредка на горизонте появлялись мерцающие огни. Какая-то полка громыхала на кочках. Колени упирались во впередистоящее кресло. Уснуть не удавалось: могучий храп пассажиров заполнял салон и проникал внутрь моей головы, раздражающей вибрацией отражаясь в барабанных перепонках.