Ян М. Хельфант
Этот дикий взгляд. Волки в русском восприятии XIX века
Посвящается Астрид, Скай и Эйдану в надежде, что люди найдут способ сосуществовать с волками и другими животными, с которыми мы делим этот мир
за последние десятилетия количество волков возросло в сильной степени и оно продолжает увеличиваться с каждым годом. Волки становятся общественной язвой, народным бичом; дерзость их не имеет уже пределов: они среди бела дня забегают в города и даже столицы, а в селениях без страха и опасений подходят к стадам и безнаказанно душат скот наши крестьяне, едва успевшие освободиться от рабства, едва переставшие платить тяжелую дань помещикам, снова попали в кабалу и снова несут свои лепты, только не людям уже, а хищному зверю.
Л. П. Сабанеев. Волк (1880)А я разглядела и давно плачу. У этого волка проткнут вилою бок. Он дышит через дыру в боку. Воздух шипит, мне кажется, что слышу через дыру, и края раны движутся вверх и вниз. Это страшно. Зубами волк закусил палку во рту, и совсем близко к моему притиснувшемуся к решетке лицу его глаза. Я вижу в их углах белок. Он весь кровавый. Зрачки напряжены, прямо в мои зрачки. В них стиснулась несносная боль, яростная ненависть, тоска и последний, безнадежный, остановившийся ужас.
Л. Д. Зиновьева-Аннибал. Трагический зверинец (1907)Илл. 1. Н. Е. Сверчков. На охоте (1870-е годы). Heritage Image Partnership Ltd/Alamy Stock Photo
Благодарности
Относительно мало исследователей рассматривают Россию XIX века сквозь призму экокритицизма и антрозоологии (хотя в последнее время ситуация стремительно меняется), и я счастлив, что мне довелось воспользоваться советами, дружбой и познаниями большинства из них. Особо я хотел бы поблагодарить Джейн Костлоу и Эми Нельсон, которые в 2007 году собрали порядка шестнадцати коллег-единомышленников для участия в конференции, посвященной животным в русской истории и культуре и состоявшейся в Политехническом университете Виргинии при поддержке Бэйтского колледжа. Среди ее участников была Кэти Фрайерсон, которая двадцатью годами ранее в Гарварде руководила написанием моей дипломной работы и одновременно завершала свою докторскую диссертацию; обсуждение докладов проходило в дружеской атмосфере, благодаря чему это двухдневное мероприятие стало настоящим образцом научной коллегиальности и взаимоподдержки. В 2010 году в сборнике, изданном по итогам конференции, была опубликована расширенная версия моего доклада, которая и послужила отправной точкой для написания этой книги [Helfant 2010]. С разрешения Издательства Питтсбургского университета фрагменты той ранней публикации в переработанном виде были использованы на этих страницах.
В последующие годы, когда среди радостей и тягот преподавания, административной работы и семейной жизни понемногу рождалась эта книга, я выступил с рядом докладов, впоследствии также влившихся в ее состав, на национальных конференциях Ассоциации славянских, восточноевропейских и евразийских исследований и на проводимой раз в два года конференции Ассоциации по изучению литературы и окружающей среды. Вместе со мной в этих мероприятиях участвовали и делились своими знаниями Том Ходж и Том Ньюлин, уже упомянутые Джейн и Эми, а также более молодые коллеги, в том числе Молли Брансон (которая любезно содействовала мне в получении прав на использование произведений искусства), Аня Корк Аллен, Изабель Лейн и другие. Ценные замечания высказали мои коллеги по Колгейтскому университету, читавшие отдельные главы этой книги: Нэнси Райс, Мика Эрли и Крис Вечей, а также большой специалист по волкам Товар Черулли, который провел в университете экологический семинар о том, что значит быть «осознанным хищником». Я хотел бы поблагодарить Алис Дотри, бывшего директора Института Пастера в Париже, за разрешение использовать фотографию группы смоленских крестьян, покусанных волком, которые были в числе первых иностранцев, поступивших на лечение к Пастеру. Я искренне признателен издательству Academic Studies Press: редактору серии «Неизвестный девятнадцатый век» Джо Пескио, старшим редакторам Фэйт Уилсон Стайн и Олегу Коцюбе, а также всему замечательному редакторскому коллективу за поддержку и профессионализм. Два анонимных рецензента, назначенных ASP, высказали обстоятельные, четкие и меткие замечания, к которым я прислушался. Без их неоценимого вклада книга получилась бы совсем не такой. Я также глубоко признателен коллегам из ASP, которые содействовали переводу книги на русский язык (Ксении Тверьянович, Ольге Споуэт и Ольге Петровой), и, конечно, Александру Волкову, который так искусно перевел книгу с английского.
Научный совет Колгейтского университета оказал мне финансовую поддержку в виде двух крупных грантов и двух субсидий для английского издания и русского перевода, а также предоставил творческий отпуск весной 2017 года. Эти гранты позволили мне совершить три исследовательские поездки в Россию (в 2006, 2012 и 2014 годах), длительностью по месяцу каждая, а за семестр, освободившийся благодаря творческому отпуску, мне удалось привести книгу в окончательный вид и подготовить ее к изданию. Основная часть моей исследовательской работы проходила в Российской национальной библиотеке (Санкт-Петербург), прежде всего в журнальном фонде, и я нахожусь в долгу перед ее трудолюбивыми и инициативными сотрудниками.
Мое становление как исследователя в области экокритицизма и антрозоологии совпало с преобразованием русского отделения Колгейтского университета в междисциплинарный научный центр, в работе которого участвуют мои замечательные коллеги из различных академических учреждений, а сам я осуществляю руководство как русскими и евразийскими исследованиями, так и экологическими исследованиями. Знал ли я, поступая сюда работать в 1998 году, что через пятнадцать лет помимо русского языка, литературы и культуры буду преподавать курс под названием «Охота, еда и вегетарианство»! Открытость моих коллег и всего учебного заведения к подобным научным и педагогическим новшествам существенно поспособствовала появлению этой книги.
Введение
В 1862 году, спустя год после того, как царь Александр II выпустил манифест об освобождении крепостных крестьян во всей Российской империи, в августовском номере московского «Журнала охоты» появилась трехстраничная статья о нападении бешеного волка на деревню, перепечатанная из газеты «Московские ведомости» [Страшный случай 1862]. В этой анонимной публикации, озаглавленной «Страшный случай», описывалось, как в полночь 27 января в деревню Евангеличи Минской губернии забежал волк и покусал пятьдесят восемь человек. В числе жертв были семь кормящих женщин и две беременные. Волка удалось одолеть, когда один крестьянин, защищая свою жену, засунул локоть ему в пасть, после чего находившийся в деревне солдат убил обезумевшего зверя топором. Далее в статье подробно перечислялись результаты лечения пострадавших от нападения волка, в том числе пятерых человек, которых он покусал до своего появления в деревне. Всех их в соответствии с медицинскими предписаниями того времени лечили мышьяком под наблюдением доктора Грабовского, но, как он впоследствии доложил в Виленское медицинское общество, лечение оказалось безуспешным. Не помогло и вмешательство «шарлатанов» народных знахарей, которые пробирались к отчаявшимся больным, несмотря на бдительность представителей официальной медицины. В течение нескольких месяцев после нападения сорок один человек из числа пострадавших умер; многие из них вместе с членами семей горячо молились в ожидании конца. В их числе были отважный крестьянин, умерший через пять недель, и его жена, которая скончалась спустя три месяца, оставив невыкормленного ребенка [Там же: 102103].
Эта публикация 1862 года преподнесена как основанная на фактах и наполнена конкретными деталями, однако у современного читателя она вызывает недоверие. Мог ли один волк, пусть даже бешеный, напасть на такое количество людей? Почему у солдата или еще кого-нибудь из жителей деревни не нашлось под рукой ружья?1 Как расценивать смесь фольклорных, религиозных и медицинских мотивов, имплицитно присутствующих в драматичном повествовании о том, как дикое животное, охваченное демоническим безумием, в полночь вышло из леса и привело в смятение целую деревню (да еще и с таким красноречивым названием)? Насколько распространены были в России подобные сообщения, какую роль они играли в восприятии Российской империи и самими русскими, и иностранцами, какое значение в жизни обитателей страны имела русская природа и в особенности животные?
Подобные вопросы составляют основную проблематику этой книги, в которой исследуется мощное присутствие волков в культуре Российской империи. В «Этом диком взгляде» на основе научных концепций, выдвинутых такими активно развивающимися в последнее время дисциплинами, как экокритицизм и антрозоология, а также обширной подготовительной работы, проведенной мной в России, я стремлюсь выяснить, каким образом русские люди воспринимали и изображали внушительную популяцию волков, существовавшую в Российской империи в дореволюционную эпоху. Исследуя различные сферы общественной жизни, в этой книге я показываю, как охотники, писатели, защитники природы, члены обществ по охране животных, ученые, крестьяне, государственные чиновники спорили об экологическом, экономическом и культурном значении волков. Также в ней освещаются процессы, в результате которых крупная популяция волков, существовавшая в империи, оказалась неразрывно связана с восприятием России и в самой стране, и за рубежом, что показало, насколько неуверенно чувствовали себя русские по отношению к странам Западной Европы. Наконец, в книге прослеживается значение волков как символического локуса, выразившего подспудную напряженность, которую испытывало российское общество перед натиском современности.
На протяжении всего XIX века, а особенно в ближайшие десятилетия после отмены крепостного права в 1861 году, волки занимали ключевое место в комплексе проблем, которые по различным, но частично совпадающим причинам затрагивали все слои российского общества. Для дворянства, переживавшего период упадка, охота на волков служила способом укрепить пошатнувшееся чувство патриархальной значимости и главенства. Также охота на волков позволяла охотникам-дворянам проявить ту сугубо русскую мужественность, которая находила выражение в таких взаимосвязанных поведенческих областях, как война, азартные игры и дуэли. Волки вызывали постоянную озабоченность у образованных слоев (в том числе научных кругов) и правящих классов, стремившихся навести порядок в сельских местностях империи и взять под контроль деятельность по освоению и использованию дикой природы. До появления в середине 1880-х годов вакцины от бешенства, разработанной Пастером, волки также представляли собой серьезную проблему в глазах нарождавшегося медицинского сообщества, поскольку неэффективность лечебных мероприятий по борьбе с последствиями нападений бешеных волков сводила на нет любые утверждения о том, что пострадавшие (в основном крестьяне) должны доверяться профессиональным медикам, а не обращаться за помощью к деревенским знахарям; из-за этого усиливалось недоверие сельских жителей к современной медицине. Крестьяне, обитавшие в местностях, наиболее подверженных нападениям волков, видели в этих хищниках постоянную угрозу для домашнего скота и даже для собственной жизни. Ведя борьбу против волков, они проявляли приверженность суевериям и прибегали к методам, которые встречали критику со стороны высших классов российского общества, видевших в этом проявление отсталости и варварства. По этим причинам волки послужили той психологической точкой, в которой соединились различные общественные тревоги и классовые противоречия поздней Российской империи, и в этом смысле роль волков оказалась несопоставима с реально наносимым ими вредом и исходившей от них угрозой.
Прослеживая развитие этих разногласий и противоречий, я фокусирую внимание на европейской части России в XIX веке, однако располагаю этот фокус в широком пространственном и временно́м контексте, а также учитываю исследования о роли волков в других странах и культурах от Америки до Японии. Я задействую методы как литературоведческого анализа, так и исторического исследования, обращаясь не только к каноническим текстам наподобие «Войны и мира» Л. Н. Толстого, но также к забытым и менее значительным литературным произведениям, и уделяя столь же пристальное внимание нелитературным источникам: охотничьим журналам, медицинским брошюрам, законодательным актам, трудам по естествознанию, мемуарам. В совокупности эти разнородные источники показывают все многообразие точек зрения на демонизацию и преследование волков в России, а также на особый страх населения страны перед бешеными волками. Наряду с этой массовой антипатией я рассматриваю отдельные мнения, направленные против свойственного русской культуре враждебного отношения к волкам и впервые прозвучавшие в конце XIX века, когда начали возникать различные движения по охране природы и защите животных, а численность волков в России сократилась. Наконец, я привожу доказательства того, что волки сыграли основополагающую роль в осмыслении русскими людьми мира природы, причем это отразилось даже на социальной сфере; таким образом, в книге затрагиваются более широкие аспекты русской культуры и истории, а заодно возможности и проблемы, которые современность ставила перед Российской империей.
«Волчий вопрос» в России высвечивает те трудности, с которыми страна сталкивалась, стремясь присоединиться к «цивилизованным» государствам Западной Европы и преодолеть как собственные, так и зарубежные представления о том, что она отстает от Запада в социальной, экономической, правовой и политической сферах. В течение нескольких десятилетий до и после отмены крепостного права численность волков в Российской империи оставалась гораздо выше, чем в странах Западной Европы, где волки были истреблены или их численность резко сократилась. Правительственные исследователи, охотничье сообщество и все заинтересованные в благополучии только что освобожденного русского крестьянства высказывали сожаление из-за ущерба, который волки наносили сельским жителям, в большинстве своем не имевшим оружия, и особенно детям. Также раздавались сетования на экономический урон, причиняемый нападениями волков на домашний скот. Подобные нападения особенно часто происходили в более густонаселенных губерниях Европейской России, где была сосредоточена основная масса крестьян, занимавшихся натуральным хозяйством, и их скот. Особое беспокойство внушали бешеные волки из-за высокой заболеваемости бешенством, вызванным волчьими укусами, страшного течения этой болезни и отсутствия эффективного лечения до появления в 1885 году вакцины Пастера. С 1850-х по 1890-е годы в русской печати регулярно появлялись сообщения о волчьих стаях, терроризировавших отдаленные селения, и об одиноких бешеных волках, которые за одну ночь нападали на множество крестьян. Все эти публикации, от сухих фактологических отчетов до драматических рассказов наподобие изложенного выше, внесли свой вклад в культурную демонизацию волков, которая обрела юридическое воплощение в эпохальных «Правилах об охоте» от 3 февраля 1892 года, законодательно закрепивших в России истребление волков и прочих хищников.