Вейсбанд анализирует ряд режимов прошлого столетия, практиковавших геноцид: нацистский, сталинский, маоистский, турецкий, камбоджийский, руандийский и боснийский. Его анализ можно распространить на Великого инквизитора пророческое изображение Достоевским тиранического надрыва, аутодафе и массового насилия. Его также можно связать с язвительной критикой С. С. Аверинцевым бахтинского прославления карнавала: «За смехом никогда не таится насилие как странно, что Бахтин сделал это категорическое утверждение! Вся история буквально вопиет против него; примеров противоположного так много, что нет сил выбирать наиболее яркие» [Аверинцев 1992: 13]. В анализе Вейсбанда приводится множество подобных примеров.
156
Так называется классический труд французского иезуита XVIII века Жан-Пьера де Коссада.
157
Мера и рассудительность неотделимы друг от друга: «Несомненно, для святого Фомы термин мера в равной степени относился и к зависимости желания и действия от веления рассудительности, и к тому, как реальность формирует знания. Он прямо сравнивает с точки зрения меры соотношение реальности и знания, а также соотношение практического разума и конкретного морального действия» [Pieper 1989: 164].
158
См. замечательный доклад Максвелла Парлина «Лука, Деяния и деятельная любовь: важность земного времени в Братьях Карамазовых». Неопубликованная работа. Представлена в четверг 26 ноября 2019 года на конгрессе Ассоциации славянских, восточноевропейских и евразийских исследований, проходившем в Сан-Франциско (Калифорния).
159
Бахтин вносит свой вклад в оценку Достоевского как «апокалиптического» автора, когда утверждает, что «вершины», «кульминационные пункты» «существенных» исповедальных диалогов романиста «возвышаются над сюжетом в абстрактной сфере чистого отношения человека к человеку» [Бахтин 2002: 296]. «Над», «абстрактная сфера», «чистое» все эти выражения предполагают конец времен, атемпоральность, вечность, которые связаны с апокалипсисом, а не прозаической реальностью земных «здесь» и «сейчас». Сила исповедальных диалогов заключается в том, что исповедник зачастую дотягивается до «глубинного я», «чистого, глубинного я изнутри» [Бахтин 1986: 338] другого человека. Однако это «чистое я» никогда не выходит за рамки требований ситуации, времени и места. Действительно, такие исповедники, как Зосима и Алеша, должны часто «приземлять» человека, с которым они беседуют, уделяя пристальное внимание конкретному этапу его развития. Авторитетное слово, которое они произносят, никогда не бывает статичным, оно рождается из кенотического внимания к конкретному человеку, в конкретной ситуации, в конкретное время. Прозаический исповедник помогает другому принять настоящий момент и действовать, не выходя за его рамки, «событийно». «Событийно» это выражение Бахтина [Бахтин 2002: 41]. Морсон и Эмерсон отмечают, что значение этого слова «можно было бы передать как наполненный событиями; Бахтин имеет в виду концепцию истины, которая наделяет богатым потенциалом каждый момент бытия. Эта альтернативная, прозаическая концепция истины не оказывается поставлена над бытием, но ежемоментно возникает из опыта открытого настоящего. Здесь соединяются три глобальные концепции Бахтина прозаики, незавершенности и диалога» [Morson, Emerson 1989: 236]. Если мы воспринимаем процесс творчества Достоевского как полифонический то есть видим, что он уважает своих персонажей как реальных других людей, с которыми находится на равных, то мы можем считать концепцию «сюжета» Достоевского созвучной его концепции «бытия». Таким образом, если Зосима и Алеша в исповедальных диалогах помогают другим принять те или иные ситуации, они делают это в рамках сюжета, а не выходя за его пределы, в рамках «открытого настоящего» каждого момента романного времени.
160
Проявляя характерное уважение к незавершенности Федора, рассказчик добавляет: «Трудно было и теперь решить: шутит он или в самом деле в таком умилении?» [Достоевский 19721990, 14: 43].
161
Виктор Террас переводит «надорванное горе» как «ruptured grief» [Terras 2002: 147].
162
Как утверждает Роджер Кокс, «для инквизитора не существует ни чуда, ни тайны, ни авторитета только магия, мистификация и тирания» [Cox 1969: 210].
163
Папа Франциск считает эту историю трогательным образцом человеческой способности к милосердию (см. примечание ниже). Как отмечает Сьюзен Мак-Рейнольдс в издании романа под ее редакцией, «Зосима [здесь] перефразирует слова Исаака Сирина (ум. в 700 году н. э.), который сказал: Нет греха непростительного, кроме греха нераскаянного» [Dostoevsky F. 2011a: 50, n. 4]. Великолепный анализ этой сцены был предложен Джулианом Коннолли [Connolly 2010: 1718]. Анна Шур противопоставляет ответ более молодого Зосимы Михаилу когда он посоветовал последнему сделать публичное признание со всеми юридическими последствиями и ответ старца, данный этой женщине, которые прозвучали в «по крайней мере <> примерно сопоставимых моральных ситуациях» [Schur 2012: 112]. На мой взгляд, это два совершенно разных случая, и женщина, скорее всего, действовала в целях самозащиты. В обоих случаях Зосима проявляет рассудительность при решении нравственных проблем.
164
См. акцент на способности принимать дары, который делает Алина Уаймен. О «двух полюсах учения Зосимы: деятельной любви caritas как дарении; и смирении добродетели принятия» см. также [Peace 2012: 291].
165
Столь же комичное современное представление о человеческой потребности в благодарности отражено в начале одной из серий «Сайнфелда»* с красноречивым названием «Добрый самаритянин»:
(Джерри едет на машине один и беседует по установленному в ней телефону с Элейн, находящейся дома в постели.) Элейн: Послушай, автомобильный телефон это ведь довольно неудобно, приходится использовать динамик?
Джерри: Так безопаснее! И другим больше беспокойства. (В это время спереди Джерри подрезает другая машина.) Джерри: Нет, ты только посмотри на этого парня.
Элейн: Что там такое?
Джерри: А, да тут один тип пытается влезть передо мной, ему нужно попросить разрешения. Ага. Валяй. Давай-давай. Элейн: Он хоть рукой тебе помахал в знак благодарности? Джерри: Нет. Как же так? Эй, друг! А кто мне помашет в знак благодарности?
(Джерри высовывается в окно.)
Джерри: А ну помаши!
(URL: https://www.seinfeldscripts.com/TheGoodSamaritan.html (дата обращения: 22.04.2022)).
166
В начале следующей главы «Буди, буди!» рассказчик сообщает, что «отсутствие старца из кельи продолжалось минут около двадцати пяти» [Достоевский 19721990, 14: 55]. Террас отмечает, что здесь имеет место «компрессия времени» [Terras 2002: 151], но, учитывая то, что в этих сценах Зосима не утрачивает чувства времени (он просит прощения у госпожи Хохлаковой за то, что не может поговорить с ней дольше [Достоевский 19721990, 14: 54]), я не вижу причин не верить словам рассказчика. Достоевский через своего рассказчика внимательно следит за ходом часов и дней, что в значительной степени способствует тому, что в романе акцент делается на обыденности.
167
По поводу нестабильной иронии Уэйн Бут пишет следующее: «Из руин, явленных через иронию, создать стабильную реконструкцию не представляется возможным. <> Ни одно утверждение не может действительно означать то, что оно утверждает» [Booth 1974: 240241].
168
В «Авторе и герое» Бахтин указывает на такой евангельский исповедальный момент как на пример «самоотчета-исповеди» верующего перед Богом [Бахтин 1986: 133135]. Для подобного отчета Ивану не хватает полноты веры и доверия, однако в этой сцене благословения он приближается к тому, чтобы представить его.
169
Мочульски предлагает читателям вспомнить эту сцену, поскольку в финале романа Иван все еще борется со своим недугом: «Праведник благословляет непрестанное стремление грешника и предсказывает, что он будет падать и подниматься». Автор «Легенды о Великом инквизиторе» не погибнет, как Ставрогин, человек с ледяным сердцем [Mochulsky 1967: 783].
*
Деревня в Сомерсетшире (Великобритания), откуда в XVII веке предки Элиота эмигрировали в Америку. Прим. перев.
*
Группа прибрежных скал в штате Массачуссетс. Прим. перев.
*
Здесь и далее цифрами обозначены ссылки на примечания автора, приведенные в конце книги.
*
Легендарный букинистический магазин на Манхэттене. Прим. перев.
*
В цитируемом издании слово «Бог» дано со строчной буквы, однако мы считаем допустимым здесь и далее вернуться к изначальной орфографии Достоевского. Примеч. ред.
*
Аллюзия к эссе И. Берлина «Еж и лиса»: ежи приверженцы одной идеи, лисы обладают более широким взглядом на мир. Прим. перев.
*
Мидраш толкование священного текста (Торы), то же, что экзегеза. Прим. перев.
*
Здесь используется в том же значении, что далее «благоразумие». Прим. перев.
*
Раскаяние (греч.), перемена в восприятии фактов. Прим. перев.
*
Вот он я (иврит).
*
Маритен. Схоластицизм и политика. Цит. по: [Carr 1988: 2728].
*
Πρόσωπον лик, лицо (греч.).
*
Благоприятный момент (греч.)
*
Валлийский протестантский богослов, автор трудов о Новом Завете. Прим. перев.
*
Вежество, учтивость (ит.).
*
Американский сериал-ситком. Прим. перев.
*
«Вера и разум» (лат.)
*
Благоприятного момента (греч.).
*
Американский актер-комик и писатель Уильям Клод Дьюкенфилд (18801946). Был известен как У. К. Прим. перев.