Книга поколений
Нижегородским троцкистам посвящается
Татьяна Дмитриева
Нижегородским «троцкистам» посвящается
© Татьяна Дмитриева, 2023
ISBN 978-5-0060-3653-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Ученые историки заметили странную закономерность. С годами одни и те же события вспоминаются их участниками по-разному. Часто приводится пример со смертью Кеннеди. Свидетели теперь рассказывают разные версии увиденного, существенно расходясь в деталях.
Существует несколько версий таких расхождений:
парадоксы памяти;
непроизвольная подгонка показаний под сегодняшние реалии;
свершение похожих событий в разных, параллельных реальностях, которые потом схлопнулись в одну, а свидетели видели аналогичные в целом, но разные в деталях события.
Такие парадоксальные явления относятся к событиям, которые произошли на отрезке одной жизни, точнее на отрезке жизни одного поколения. Что же говорить о событиях, которые произошли несколько поколений назад? От них остаются легенды, которые передаются из поколения в поколение, и архивные документы, которые отражают ту, давнюю реальность сухим языком казенных учреждений.
В наше время остаются еще и многочисленные фотографии и видеоролики, на которых иногда зафиксирован каждый шаг, каждый чих людей, которые предпочитают реальной жизни ее имитацию. В надежде, что наивные зрители примут ее за настоящую жизнь.
Но еще пару поколений назад фотографии были дорогим удовольствием, которое люди позволяли себе по праздникам, а поколения наших бабушек и прабабушек вообще могли их не иметь, или имели только те фотографии, которые украшали их арестантские дела. Поэтому в моей книге будет мало фотографий.
Все началось с того, что моя дочь, юрист по специальности, смогла наконец-то получить из Нижегородского архива дело моей бабушки, репрессированной в 1936 году и реабилитированной в 1956. Это оказалось сложным делом. Дочери пришлось по суду доказывать свое родство. А проблема состояла в том, что наши предки время от времени меняли свои имена и даже отчества, совершенно не думая о том, как их потомки будут доказывать свое с ними родство.
Кроме смены имен осложняло дело правописание. Фамилия моей бабушки Жестяникова в разных документах пишется то с одной «н», то с двумя. Разница в правописании коснулась и многих других, упоминаемых в этой книге. Баташев иногда в документах, особенно в протоколах допросов, становится Баташовым, Махмудбеков становится Махмутбековым, неувязки есть и в биографиях видных политических деятелей, таких как Троцкий, Рокоссовский, Блюхер и другие.
Первой, вполне официально, сменила имя Рахиль на имя Роза моя бабушка. Была она урожденной еврейкой, и в те времена было принято менять инородные, чуждые для русского уха имена на более привычные и благозвучные. Ее первое имя осталось только в автобиографии, в официальных документах она числилась уже Розой.
Грамотность пришедшего к власти пролетариата тоже оставляла желать лучшего, поэтому в разных протоколах допросов, партийных собраний и даже приговорах не только ее фамилия пишется то с одним «н», то с двумя, но и имя ее сына (моего отца) из Будимира превращается в Вудимира, а отчества ее братьев меняются с Вульфовичей на Владимировичей. Те же ляпы в написании фамилии затруднили поиск ее родных, чья история была не менее захватывающей и трагичной.
Далее возникли трудности со сменой имен моего отца и его сестры. Пламенные революционеры, Жестяникова Роза Вульфовна и ее муж, Гришанин Николай Иванович, назвали своих детей в духе времени: Будимир и Искра.
Ко времени получения паспортов дети уже репрессированных родителей свои имена поменяли. Отец мой стал Дмитрием, а его сестра Ириной. В результате в свидетельствах о рождении у них одни имена, а в паспортах другие. Такие фокусы были возможны из-за неразберихи начала войны. В Арзамасе, в котором они родились, были частично разбомблены архивы с метрическими данными. Немцы в Арзамас не входили, но бомбардировщики долетали. Метрики были восстановлены позже, уже после войны. Кроме имени отец поменял и год рождения приписал себе год, чтобы уйти на фронт на год раньше. Вряд ли это было сделано, чтобы скрыть информацию о своих репрессированных родителях их-то в восстановленных свидетельствах о рождении и паспортах они указали правильно.
При чтении официальных документов могут броситься в глаза особенности правописания того времени. Например, слово «партком» в большинстве документов написано с большой буквы. То же касается и Института Марксизма-Ленинизма. В большинстве документов в наименовании этого института все три слова пишутся с большой буквы. То же касается горкомов, райкомов и других учреждений. Я старалась сохранять орфографию того времени, позволяя себе лишь разбивать сплошные листы нечитаемого текста на абзацы и расставлять знаки препинания более привычным для нас способом.
Изменены и правила склонения некоторых фамилий, особенно не русских. Например, фамилии мужчин Михельсона и Партигула в половине документов не склонялась, поэтому создавалось впечатление, что их носители женщины. В таких случаях я пользовалась современными правилами написания фамилий. То же относится и к склонению некоторых названий, которые раньше склоняли направо и налево. Особенно это относится к географическим названиям. Например, название городка Сормово, который сейчас является районом Нижнего Новгорода, повсеместно склоняется, но это не так режет ухо, поэтому в текстах оставлено без изменений.
Многие могут подумать: зачем ворошить прошлое? Отбросим все стандартные ответы типа:
чтобы не повторять прошлых ошибок;
чтобы сохранять память поколений;
чтобы черпать силы в прошлом для преодоления сегодняшних проблем;
чтобы гордиться своими предками и так далее.
Я решила написать эту книгу по трем причинам:
об этом просят мои дети и внуки;
об этом просит моя душа;
в трудные минуты жизни я черпаю силы в истории моего рода, и неоднократно мне доводилось принимать правильное решение и проявлять стойкость там, где было бы проще согласиться и поплыть по течению.
Всю жизнь я ощущаю за спиной силу рода, она дает мне силы и право поступать так, как мне велит моя совесть. Предки мои по отцовской линии большую часть жизни провели в Нижегородской губернии, учились в Москве, часть семьи уехала в Ленинград, поэтому репрессии захватили их родных, друзей и коллег в Нижнем Новгороде, Москве и Ленинграде. Читая материалы дела, я пыталась найти информацию обо всех фигурантах дела как они проявляли себя в качестве свидетелей обвинения, какое будущее было уготовлено им в Сталинские и более поздние времена.
Принято считать, что на допросах в НКВД многие не выдерживали физического и морального давления и начинали давать те показания, которые от них требовали. Материалы дела моей бабушки показывают обратное: стойких коммунистов и порядочных людей было гораздо больше. Возможно, кто-то из их предков, прочтя строки об их далеком предке, тоже почувствуют за своей спиной силу и стойкость рода?
Возможно, многие просто не знают истории своей семьи и сейчас вслед за не помнящими родства начинают призывать вернуть сталинские времена. Это их право. Но не исключено, что, прочитав протокол допроса их бабушки или дедушки в застенках НКВД, они задумаются, стоит ли слепо копировать канувшие в Лету времена.
В этой книге я взяла на себя роль копирайтера человека собирающего по крупицам информацию и старающегося не давать найденным фактам никакой эмоциональной оценки, особенно в отношении чужих для меня людей. Иногда мои эмоции прорываются только в отношении моих родных. Поведение других людей я не оцениваю, а только констатирую известные факты, потому что не знаю, как бы повела себя в предложенных обстоятельствах.
В тех случаях, когда мне кажется, что нужен мой комментарий к тому или иному документу, я выделяю свои мысли курсивом, чтобы было понятно, что это мое личное мнение. Раньше авторы делали сноски со словами «от автора».
И еще одна причина толкает меня написать эту книгу. Сейчас в интернете много рассуждений на тему: не так уж много жертв НКВД было уничтожено, такой погрешностью можно пренебречь. И приводят официальную статистику. Господа и товарищи! Грош цена той статистике. Кто знает, сколько смертей стояло за формулировкой «10 лет без права переписки»? Такой формулировке удостоился мой убитый на допросе дед. У части родственников жизнь оборвалась в 19371938 году вообще без всяких формулировок: вот жил человек, работал, любил, растил детей, а потом просто исчез, будто его и не было. И что с ним произошло, история умалчивает. И даже запрос направить в архивы мы не имеем право, так как не являемся их прямыми родственниками. А таковых уже и не осталось.
В приводимых в книге протоколах партийных собраний, допросов и очных ставок дух того времени. В книге нет ни грамма вымысла только документы, и в них дух времени, судьбы моих родных и тысяч других людей, попавших под «молот правосудия».
Я искренне благодарна моей дочери Ольге, которой удалось получить материалы о моей бабушке, ее прабабушке. И моему внуку Владиславу, который помогал собирать материалы для этой книги, и который моей бабушке и дедушке приходится уже прапраправнуком. Они проявили живой интерес и сделали все, что могли. Значит, тоже чувствуют силу рода, значит, не прерывается связь времен. Я благодарна и моей младшей дочери Наталье за то, что поддерживала меня в моем желании написать эту книгу.
Я читаю протоколы и диву даюсь. Такое впечатление, что мирно беседуют два интеллигентных человека. В протоколах нет ничего о мерах физического воздействия, но душой я чувствую те места, где мирная беседа могла перерасти в избиение подследственной или свидетеля. Обычно сердце сжимается, когда я читаю вопрос следователя: вы говорите неправду, дайте следствию правдивые показания. Я чувствую, как старается не потерять спокойствия после удара молодая женщина, как она тщательно подбирает слова, чтобы не нанести вред кому-то из друзей или знакомых.
И есть и еще одна причина, почему я думаю, что книга может заинтересовать кого-то еще, кроме членов моей семьи. Дело в том, что в ее истории отражена история моей страны. В показаниях и протоколах упоминаются имена видных политических и военных деятелей страны Ленина, Троцкого, Зиновьева, Блюхера, Рокоссовского и Кирова; великого ученого Вавилова; крупных деятелей троцкистской оппозиции, среди которых были и те, кто даже не знал, что он троцкист.
В этой книге будет гораздо больше стойкости, мужества и патриотизма, чем подлости, малодушия и предательства. Да, в ней будет жестокость но не выдуманная, а просто имевшая место в те далекие времена, память о которых помогает нам выстоять в любые времена и в любых обстоятельствах.
Книга начнется с той информации, которую хранят поколения нашей семьи, и продолжается уже на документальной основе полученных в архиве документов. Кстати сказать, пока получить удалось только дело моей бабушки. Дело сгинувшего в кабинетах НКВД дедушки найти пока так и не удалось, хотя Ольга разослала запросы в архивы всех городов, через которые прошел з/к Гришанин.
Семейные предания
Когда арестовали родителей, моему отцу было 10 лет, а его сестренке 8. Поэтому многие семейные устные предания основаны на понимании ситуации десятилетним Будимиром, который рассказывал мне, своей дочери-подростку, о своей семье.
Отца моего и его сестру ждала судьба всех детей врагов народа специнтернат, мало чем отличавшийся от тюрьмы для малолетних. Хотя позже Сталин и сказал свою знаменитую фразу: «Сын за отца не отвечает», дети отвечали по полной. Отцу удалось сбежать из этого учреждения. Он не знал, куда идти, и долго бродил по Горькому, от дома к дому, где проживали знакомые или очень дальние родственники, но нигде не мог найти пристанища от него шарахались, как от чумного.
И тогда он решил пойти к самому близкому когда-то человеку его нянечке, которая растила их с сестрой, пока их мама занималась партийной работой в Сормове. Сейчас название этого отдаленного района не принято склонять, но тогда во всех документах писали именно так: в Сормове. Там жила его бывшая няня, простая деревенская женщина. Вот она-то и приняла ребенка, голодного и еле волочившего ноги жители Нижнего знают, как далек от центра этот район, который в то время считался самостоятельным поселком или даже городком. Она его обогрела, накормила, пожалела и спрятала: отвезла к своей родне в деревню Дубское, дальнее село на речке Пьянке, до которого-то и в 60-е годы было не легко добраться. Вела к нему от железной дороги многокилометровая «сельская» дорога десятки километров такого бездорожья, что никакой воронок в те годы не стали бы гонять по ней ради сбежавшего мальчишки.
Интересный факт открылся для меня из протокола допроса моего дедушки. Оказывается, он тоже родился в деревне Дубское. Тогда многое встает на свои места. Тогда было принято нанимать в няньки дальних родичей или просто знакомых женщин из родной деревни. Не исключено, что там еще оставались дальние родственники моего отца.
К сожалению, я не запомнила имени той пожилой женщины, которая приютила моего отца, но знаю, что она была на селе персоной уважаемой бабкой-травницей, которая лечила односельчан травами от всех хворей. Отец пацаном ходил с ней в лес за травами, и меня всегда удивляло его знание растений, понимание поведения птиц, насекомых и всех живых лесных тварей. Кстати, через пару лет он выкрал из специнтерната свою сестру, которую тоже приняли в деревне.
Много лет спустя, когда у папы нас, дочерей, уже было две, а сам он был майором советской армии, он повез нас в Дубское, чтобы показать спасших его людей. Деревня была все так же далека от цивилизации, за хлебом ездили километров за 10 на лошадке, запряженной в телегу, или ходили пешком. В реке было полно рыбы, в огородах овощей и ягод, на полях пшеницы. Быт был очень скромным, но простым и здоровым. Многих из тех, кто знал папу мальчишкой, уже не было в живых, но большинство помнили его и искренне радовались, что он стал офицером, что воевал, и что не зазнался и вспоминает о них. Его с мамой водили из хаты в хату, и везде накрывали щедрые по-деревенски столы и наливали самогоночки.
А днем, когда сельские жители работали в поле, мы ходили на речку. Она была невероятно по нынешним временам чиста, глубока и быстра, с омутами, в которых спали сомы, и с водоворотами, к которым отец нам запрещал подплывать. Нам, городским девчонками, сельский быт пришелся по нраву ведь мы не видели, как вкалывают сельчане, пока мы прохлаждаемся на речке. И только позже мы поняли смысл поездки. Он был не в том, чтобы вывезти семью на отдых, а в том, чтобы отдать дань тем людям, которые делали для него добро, которые заменили ему семью и близких, которых время слизало, как корова языком.
Еще раз напомню, что семейные предания основывались на восприятии событий моим отцом, в то время десятилетним мальчиком. Он ушел рано, и в то время никаких документов из архива он получить не мог, кроме постановления о реабилитации, поэтому легенды оставались единственной информацией о тех временах.
Баба Роза
Так мы, ее внучки, называли ее уже в 60-е годы, когда она вернулась из ссылки, и еще однажды, когда мы ездили к ней куда-то в Марийскую глубинку, где она оставалась на поселении после отбытия наказания. Я еще не ходила в школу, точнее, была совсем крошкой, поэтому не помню названия деревни, помню только бесконечно долгую поездку на поезде, с пересадками. И еще боковые места и маленький столик, к которому мы, все четверо, могли сесть, придвинув еще и чемодан, и почему-то мы с сестрой оспаривали право сидеть в проходе на чемодане.