И кто так говорит?
Как?
Что там привидения.
Мальчишки сказали, что там женщина в белом, зашептала я. Эта конюшня она каким-то богатеям принадлежала, и хозяйка в ней угорела. Если увидим ее заберет с собой. Пошли посмотрим!
Зачем, Вера? рассмеялась Ника, и протянула мне конфету. Глупости это все: привидения, женщины в белом. Детские страшилки. Но если правда, то не стоит нам туда ходить, или ты хочешь, чтобы этот призрак тебя забрал?
Я хотела. Не всегда, но иногда очень хотела. Раньше мама улыбалась по-доброму, она смеялась вместе со мной, но, когда мы сели в поезд, увозящий нас из Владивостока, она перестала радоваться.
Сначала она грустила, а затем снова начала улыбаться, только неприятно. Зло как-то. И все эти люди, которых мама водила к нам они страшные, и от них плохо пахнет. И есть всегда нечего, лишь вонючая сухая рыба бывает, которую приносят мамины друзья.
Так любопытно же. Ну давай сходим, Ник, потянула старшую подругу за руку по направлению к старой конюшне огромной, стоящей на пустыре у развалин дома. И с тобой не страшно. Чего нам бояться?
Нечего, ты права. Давай сходим, раз уж ты, малявка, не боишься, то мне и вовсе не стоит.
И мы пошли по короткой дороге, а затем свернули на тропинку, срезая путь. Я перепрыгивала через огромные булыжники, радуясь нашей странной дружбе старшие девочки предпочитали не водиться с теми, кто даже на год младше, а мне вот повезло. Ника и конфеты мне приносила, и бутерброды. Куклу свою отдала, и кое-что из одежды. С другими девочками она не общалась, только со мной, и это прекрасно.
Пусть она будет только моей подругой самой лучшей. Такой, чтобы на всю жизнь!
Пришли, прошептала она, и выкрикнула: Ау! Женщина в белом, выходи!
Выходи на честный бой! поддержала я, и
проснулась от звона будильника с застывшим криком, рвущимся из груди.
Прости! Прости, прости, прости, зашептала я, обхватив колени. Боже, если бы я могла все исправить прости!
Вечно этот проклятый сон снится мне в укор, в напоминание об ужасной ошибке, которую я не в силах исправить, ведь в прошлое дверь закрыта. Пожалуй, Вероника будет преследовать меня до конца моих дней, и будет ждать там, за гранью.
Где я, наконец, смогу молить простить меня за тот день, ставший последним.
Документы принесла? Трудовую, ИНН, СНИЛС, этими словами встретила меня вездесущая Лариса.
Протянула ей полупрозрачную розовую папку, в которую с вечера сложила документы, благо, из салона не пришлось ничего забирать, так как я там и не числилась официально.
Хорошо, жди.
И как только я присела на полюбившийся мне красный диван, лифт открылся, и из него вышел Влад одетый, как обычно, не в деловой костюм, а в футболку и джинсы.
Пришла все-же. Я был уверен, что притворишься умирающей.
Была такая мысль.
Будто у меня был выход, проворчала.
Пойдем, что сидишь?
Лариса
Здесь пока я хозяин, а не Лариса, рассмеялся он, и кивнул. Идем.
Да, хозяин, слушаюсь, передразнила его тихо, надеясь, что Влад не услышит, но он, разумеется, всегда слышит то, что не нужно.
Мне нравится. Так и называй меня хозяином.
Надо же, он пытается шутить! Непривычно, и не сказать, что у него получается. Особенно после того, как он вломился в мой дом, и довел до белого каления.
Влад, может, не стоит меня оформлять? Поработаю неофициально, зачем
Затем, перебил он, и открыл передо мной дверь в свой кабинет. Не надейся слиться, и черт, Вера, что за дешевые тряпки на тебе? Ты про дресс-код слышала?
А ты? Где костюм, где галстук? кивнула на «хозяина», выглядящего как угодно, но не как директор. Скорее, как спортсмен какой-нибудь, или грабитель с большой дороги.
Не тебе указывать, Вера.
И не тебе. Одеваться я буду так, как хочу, с вызовом произнесла я, глядя ему в глаза.
Вот только, кажется, не впечатлила я Влада своей наглостью. Он лишь хмыкнул, еще раз оглядел мою голубую майку, темные обтягивающие джинсы, и видавшие виды балетки, и подошел к своему излюбленному окну.
Ты умеешь варить кофе?
Я умею кипятить чайник, и опускать в кипяток растворимый кофе. Иногда пакетик с чаем. По настроению.
Может, Влад сжалится надо мной и над собой, и выгонит с работы? Я ведь не врала, я правда не знаю, как варить кофе мама не позволяла его пить. Купила Нескафе я лишь когда маму в больницу забрали.
А секретарша, которая даже кофе делать не умеет, это не секретарша, а позорище. А еще еще я не понимаю ничего!
Весьма полезные навыки, скривился он.
Влад, ты так и не объяснил мне почему я? Ты ведь терпеть меня не можешь, так зачем все это?
Не придумывай.
Нет, правда, подошла к нему, минуя стол. Встала вплотную, изучая его бугристую от мышц спину. Я знаю, что ты меня ненавидишь, ты ведь не скрываешь это, Влад. Я не понимаю это, но принимаю твое право. Но чего я не понимаю, так это того, зачем мучить и себя, и меня!
Я не ненавижу тебя, Вера, Влад обернулся, задев меня плечом, и резко отдернул руку.
Как от гадюки. Как я бы сделала, дотронься нечаянно до паука.
Вспомнила все наши немногочисленные совместные моменты: как он протягивает ко мне руку, и застывает. Как подходит близко, и не дотрагивается. И не то, чтобы я хотела его прикосновений или хотела?
Ты даже притронуться ко мне не можешь! Это ли не ненависть? голос заклекотал от противоестественной обиды. Я ведь не помойная кошка, чтобы так брезговать, чтобы блох не подцепить и лишай.
А тебе так нужны мои прикосновения? Думал, тебе своего любовника хватает.
Кирилл не мой любовник! И я не то имела в виду, Влад. Ты же брезгуешь мной, но зачем-то заставляешь быть рядом. Я не понимаю, правда.
Обида разлилась во мне, по каждой клеточке тела, уничтожила самоконтроль, стерла в порошок все мои намерения держаться профессионально и приветливо. Как можно быть спокойной, когда не понимаешь, что от тебя нужно человеку, который, если захочет, сломает твою жизнь?
Вера, а тебе не приходило в голову, что я просто хочу наладить наши отношения? Кажется, я уже говорил об этом. Да, семьей нам не стать, но добрыми друзьями вполне. Ты сейчас придумываешь то, чего нет, приплетаешь какую-то брезгливость, ненависть
Так прикоснись ко мне! Если не брезгуешь прикоснись! я словно с ума сошла. Почему-то мне безумно важно, чтобы Влад доказал, что я ошиблась.
Уймись! нахмурился он. Лучше работой займись, и выброси дурь из головы! Иди и свари мне кофе, тебе подскажут, как пользоваться кофемашиной.
Влад снова отвернулся да что он там высматривает, в этом окне? А на меня что нашло? Я ведь спокойная обычно, неконфликтная, а сейчас сама нарываюсь, напрашиваюсь на грубость. Может, Влад и правда наладить все хочет? Он ведь решил помочь маме, пусть и говорит, что ему на нее плевать, но это ведь невозможно! Он до тринадцати лет жил с ней, и не мог так просто вычеркнуть ее из своей жизни. Любит, просто не хочет признаться себе в этом.
Пока не поздно, наладь отношения с мамой. Она иногда приходит в сознание, и вполне может разговаривать. Знаю, Евгений Александрович настроил тебя против нее, но оставь все это, ты ведь ее сын. Не будь таким упертым, потом жалеть будешь, поверь! прошу его тихо, оставив обычную ругань. О главном прошу, позабыв все остальное мелкое и незначительное.
Я, как заколдованная, осторожно прикасаюсь к нему, невесомо опускаю ладонь на его спину, обтянутую светлой футболкой, чувствуя что-то невероятное смятение, дрожь, взрыв. Прижаться хочу всем телом к нему горячему и близкому, обнять, впитать его силу. Сбежать хочу как можно дальше, выбросить странные мысли и желания из головы и сердца.
И заплакать, разрыдаться от того, что сама себя не понимаю.
Влад замер, он почти не двигается. Спина напряжена под моей ладонью, и кажется, что сейчас он развернется, и ударит меня. Или вышвырнет прочь хорошо бы!
Отец не настраивал меня против матери, она сама прекрасно с этим справилась. Я больше не собираюсь обсуждать глупости, и отвечать на твои бесконечно повторяющиеся вопросы: «Почему ты хочешь, чтобы я работала у тебя?», «Почему ты не любишь мамочку?». Ответы лежат на поверхности, Вера, стоит лишь подумать. А теперь свари мне чертов кофе!
Отдернула руку, развернулась, и вышла из кабинета. У Влада талант все портить.
***
ВЛАД
Вот, Вера избегала моего взгляда, когда поставила передо мной чашку кофе. Встала, как примерная ученица, сделав два шага назад от стола, и даже голову опустила.
Ну чисто прогульщица в кабинете директора.
Поднес чашку к губам, смутно подозревая, что кофе ее мерзость, но, на удивление, он оказался вполне сносным. Даже странно, я уже смирился, что придется пить дрянь каждое утро, а Вера оказалась не так безнадежна.
Молодец, похвалил девушку, и поймал резкий взгляд из-под ее длинных ресниц. Надеюсь, ты ничего не подсыпала мне? Мышьяк, стрихнин?
Какая жалость, но нет, не подсыпала хозяин.
Язва. И откуда что взялось? Была ведь тише воды, ходила, паинькой притворялась, а сейчас вижу она далеко не девочка-одуванчик, которой пыталась казаться в детстве. Та еще оторва, которая дерзит, даже находясь в заведомо проигрышной ситуации для себя.
Я могу идти? Твоя бравая Лариса сказала, что я должна обратиться к программисту, чтобы он дал мне какой-то доступ.
Иди.
Какой-то доступ мда, секретарша моей мечты. Может, плюнуть на все, и выставить Веру вон? К черту месть, столько лет прошлонет. Не смогу все оставить так, как оно есть.
Девчонка заслужила.
Можно? Лариса заглянула ко мне, и после кивка подошла к столу, протягивая лист. Вот приказ, и, Владислав Евгеньевич, я не знала, что Вероника ваша сестра. Боюсь, я была резка с девушкой, надеюсь, она не жаловалась на меня? Если да, то я готова принести извинения.
Вероника. Имя бьет по нервам имя моей настоящей сестры. И в приказе это же имя: Вероника Евгеньевна Гарай.
Какого, мать ее, хера?
Паспорт ее дай.
Вот, Лариса торопливо протянула бордовую корочку, которую я открыл, и убедился, что глаза меня не обманывают.
Вероника Евгеньевна Гарай.
Я и не думал, что все зашло настолько далеко, что Вера и в документах присвоит имя сестры. Сминаю паспорт в ладони, и Лариса пятится к выходу не привыкла она к моим вспышкам.
Бешенство накатывает волнами, бьется о скалистый берег и точит скалы. Убил бы суку!
А дата рождения? Вера и ее украла?
Открываю измятый документ, и нервно смеюсь нет, хоть день рождения моей сестры она не присвоила, хоть что-то у Вероники свое останется.
Алло, Виктор, Влад Гарай. Можешь узнать про мою приемную сестру все, что нароешь? Раньше носила имя Вера, сейчас Вероника Гарай, быстро проговариваю я в трубку знакомому эсбэшнику. Паспортные данные нужны?
Добрый день. Нет, не нужны. Время терпит, или срочно?
Терпит, но желательно поскорее.
Принято.
Коротко и ясно. Скоро я узнаю о Вере все, правда, я не думаю, что жизнь ее была богата событиями не в этом городе. Я даже могу предположить, что прочту в досье: родилась в семье маргиналов, затем ее либо отдали в приют, либо изъяли из семьи, а затем Веру удочерила Надежда Гарай.
Но имя? Имя зачем было менять? Это ее идея, или безумной мамаши?
Или какой-то новый вид жестокости брать имя той, в чьей смерти виновна. Сама Вера убила Нику, или помог кто из той банды, с которой она с малолетства ошивалась мне плевать. Но одно я знаю точно: никогда не смогу забыть тот день, в который и отец и мать были на нервах, и врали что сестра уехала к бабке, чтобы я не волновался о ее пропаже. А затем нашли мертвую на той конюшне, со следами удушья на шее, и следы эти были от детских ладоней.
А по всему телу ссадины и грязь.
Чертова сука! смахнул чашку недопитого кофе на пол, и уставился на осколки и брызги, которые Вере и убирать. И план формируется в голове:
Я приближу ее к себе. Узнаю так хорошо, как смогу что любит, что ненавидит, о чем мечтает и к чему стремится. Как и слабости ее пойму, а затем уничтожу.
Заслужила.
Вера, зайди, включил громкую связь, и через долгую минуту она вошла. Торопиться даже не думала, посмотрела с явным неудовольствием мне в глаза, а затем с возмущением на осколки. Рукой махнул, и разбил. Нечаянно. Будь другом, приберись.
Думала, что секретарем буду.
«Я тебе не уборщица» кричит вся ее поза, хотя сомневаюсь, что Вера белоручка.
Пожалуйста, улыбнулся самой милой улыбкой, которую смог из себя выдавить, и девушка вдруг смягчилась.
Ее как подменили. Улыбнулась в ответ робко, опустила глаза, и кивнула.
Сейчас. Влад, обернулась, прежде чем выйти, надеюсь, ты не каждое утро будешь колотить посуду. Говорят, это на счастье, но думаю, счастье битая посуда приносит лишь ее продавцам чаще покупают.
Вера вернулась через пару минут, держа в руке маленький таз с водой и резиновые перчатки. Наклонилась над полом, и начала собирать осколки крупные и мелкие, приглушенно ругаясь, когда не удавалось ухватить их из-за неудобных перчаток.
Почему разбушевался?
Нечаянно, Вера, я же сказал.
Да, так нечаянно, что чашка отлетела чуть ли не на противоположную сторону кабинета. Верю-верю ай!
Вера вскрикнула, сжала ладонь в кулак, а я подскочил, как кретин, от ноток боли, прозвучавших в ее голосе.
Порезалась, Вера, морщась, начала стягивать перчатки, и я заметил небольшую капельку крови на большом пальце. Черт, ненавижу все это.
Кровь?
Да, кивнула она. Кровь.
Оставь это, я сам уберу. В приемной должна быть аптечка, обработай рану.
Вера с сомнением, даже с иронией посмотрела на меня, но спорить не стала, как сделала бы другая. Тихо, неслышно почти, вышла из кабинета, оставив меня одного.
Опустился на пол, и сам принялся собирать осколки, пачкая руки кофейной жижей. Докатился совсем и окончательно, но мне нужно было остаться одному. И подумать как следует.
Вере было шесть, Нике восемь. Как Вера могла задушить сестру? Как? Она совсем ребенком была, да и слабее Ники. Что-то не сходится, не складывается в единый пазл, и я снова жалею, что не проследил в тот проклятый день за ними. Шел за сестрой и этой малявкой до поворота на пустырь, а затем обратно повернул противно стало слушать глупый треп и детские страшилки.
Но ушли они вдвоем, а нашли Нику через сутки, заваленную кирпичами и со следами удушения, а Вера, маленькая лгунья, врала всем, что не видела сестру. А значит значит, это она.
И хватит об этом думать.
Глава 6
Ника, прошептала мама, и я крепче сжала ее сухую, горячую ладонь такую маленькую и хрупкую. Кажется, что если хоть немного силы добавлю, и сломаю, раскрошу, как засохший бутон цветка.
Вера, мама. Я Вера, впервые за всю жизнь поправила я ее.
Вера? Верочка, ты пришла. Как ты, детка, не болеешь?
Сердце забилось быстрее от дикой радости, что мама узнала, и от шока никогда она меня Верой не называла. Вернее, называла лишь когда я с Никой дружила, и в детском доме, в который приезжала, присматриваясь ко мне.
А потом я стала Никой, на которую привыкла откликаться, но внутри, про себя, я всегда помнила, кто я, хотя и уверена была, что мама забыла.
Нет. Она помнит. И улыбнулась мне, слегка приоткрыв глаза почти ясные, дающие надежду, что поправится, и домой вернется.
Не болею, мам. Мне лучше, намного лучше, смотри, как я поправилась. Того и гляди стану толстушкой, ответила я и смеясь, и плача.
Витамины не пей их больше те, что я давала тебе. Не пей, Вера!
Что?
Витамины, повторила мама. Больше не принимай их, поняла?
Сглотнула тяжело, и кивнула. В душе тягучее разочарование разливается все же, мама не в себе, раз про эти витамины, которыми пичкала меня, заговорила. Только раньше слова ее другими были: что без них мне не справиться, а сейчас сейчас она снова бредит.
Обещай!
Обещаю, мама. Не буду их принимать, тихо ответила я, и решила рискнуть: Мам, Влад вернулся. Ты помнишь его? Он лечение оплатил, тебя скоро в Израиль отправят, только я не смогу с тобой полететь, не получается долгая история. Но главное, что тебе обязательно помогут! Врачи наши с тобой полетят, сиделки, а затем ты домой вернешься. Слышишь, мам?
Выпалила все это горячо, всю душу вкладывая в каждую фразу. В каждое слово и букву. Наполнила верой, что так все и будет, ведь говорят же, что слова силу имеют, так пусть хоть раз и мои слова станут пророческими. Ну хоть раз в жизни!