Такуан склонил голову, чтобы настоятелям были хорошо видны его четыре точки, из которых только три были настоящими. Один из настоятелей произнёс имя, которое Такуан почти позабыл:
Хацукои!
Дрожа всем телом, Такуан простёрся на полу. «Неужели они меня раскусили?» подумал он. Но это было не так. Настоятелям ход времени был неинтересен, и они даже не задумывались, как долго несносный Хацукои уже послушничал.
Заботься о своих братьях как о себе, сказал настоятель. Корми их своими словами. Всё, что ты скажешь, они услышат. Они и больше никто. Принимай обет.
Пр-р-ринимаю обет, неуверенно сказал Такуан.
И тут же почувствовал, как его темя облизывает чей-то тёплый язык. «Он же сейчас мою четвёртую точку слижет!» перепугался Такуан, позабыв о стойкости выбранных им чернил.
Такуан поднял голову ровно настолько, чтобы обнаружить сдвинутое вбок полотенце и рыжую морду, которая высунулась из корзины. На Такуана в упор смотрели хитрые лисьи глаза, чёрные как смоль.
А где волки? спросил Такуан.
В тишине храма голос Такуана прозвучал словно весенний гром. Свечи испуганно задёргались, безуспешно пытаясь сбежать.
Один из настоятелей тот, что давно ослеп, схватил другого за робу.
Слышал?
Тот похлопал слепого по руке, затем стал на пальцах объяснять третьему, что произошло. Ни один из них не ожидал, что Такуан заговорит. А те двое, что до сих пор могли видеть, были не меньше Такуана удивлены лисёнком, который уже выбрался из корзины и нетерпеливо прыгал вокруг замершего как статуя Такуана.
Такуан! взревел глухой настоятель.
Теперь до них дошло, с кем они имеют дело. Настоятели наконец посчитали в уме, сколько лет они уже терпели выходки сперва Хацукои, а затем Такуана. И поняли, что четвёртая точка на его темени фальшивая.
Чтобы завтра же ноги твоей тут не было! заорал слепой настоятель.
Этого, глухой настоятель показал на лисёнка, забери.
Третий настоятель молча размахивал кулаками и корчил страшные рожи.
Лисёнок с готовностью запрыгнул обратно в корзину и посмотрел на Такуана, высунул узкий длинный язык.
Ничего Такуану не оставалось, как взять корзину и направиться на выход. В сарай посвящённых третьих лет он с корзиной пойти не мог. А в сарай шраманери четвёртых лет его бы и вовсе не пустили. Так что Такуан спустился по ступеням храма, поставил корзину на пол и расплакался. Его мечтам о монашестве не суждено было сбыться.
Долго плакать Такуан не стал. Он вытер слёзы рукавом своей робы и только тогда заметил, что лисёнка в корзине нет. «И ты тоже от меня сбежал», подумал Такуан, и на его глазах опять выступили слёзы.
Но тут он услышал негромкое тявканье. Такуан поднял глаза на звук и увидел лисёнка, который тащил за собой невесть откуда взятую белую робу камунуси. «Да ты не меньше меня проказник!» обрадовался Такуан. На душе у него потеплело. Лисёнок выпустил из пасти робу, ловко вскарабкался Такуану на плечи и слизнул солёные слёзы с его лица.
Такуан аккуратно свернул белую робу и спрятал в корзину. Лисёнок запрыгнул сверху, свернулся клубком и потянул полотенце на себя. Такуан поднял корзину и отправился было в курятник, но на полпути сообразил, что куры его новому другу не обрадуются. Тогда он пошёл спать на сеновал, где устроился в копне сена, поворочался и наконец заснул.
Пробудился Такуан, когда солнце уже стояло высоко. Никто его не искал. Настоятели подумали, что он сбежал ещё ночью, а братья-послушники уже привыкли к тому, что Такуан то и дело пропадал. И потом всегда возвращался.
Но в этот раз всё было иначе. Возвращаться в монастырь Такуан не собирался. Он облачился в белую монашескую робу, у которой оказались глубокие пазушные карманы. Лисёнок пробрался в один из них и замер.
Такуан выглянул из сеновала. Рядом никого не было. Тогда он выскользнул наружу, приосанился и неспешным ходом проследовал мимо медитирующих в саду шраманери и мимо всех зданий храма, перешёл через ручей по узкому мосту и вышел за ворота.
«Вот дураки! подумал Такуан про монахов. Даже не догадались, что я у них робу спёр. Теперь я самый настоящий камунуси». С такими мыслями он зашагал вниз по тропе.
Такуан был уже на полпути к подножию, когда увидел, что навстречу ему поднимается странствующий монах-комусо. Одежда его была потрёпана, но цела. Трещина на шляпе аккуратно зашита. Рядом с ним шагали два его волка.
Такуан замер. Его словно парализовало. Он боялся пошевелиться казалось, что, сделай он хотя бы один шаг, странствующий монах поймёт, что камунуси перед ним ненастоящий. Пальцы Такуана побелели, сжимая чётки, которые мальчик нашёл в пазушном кармане. Чтобы успокоиться, Такуан стал медленно и глубоко дышать.
Комусо мерно шагал навстречу и вот уже поравнялся с Такуаном. Его волки почуяли запах лисёнка и ощерились. «Сейчас бросятся!» промелькнула мысль в голове Такуана. Но волки бросаться не стали. Монах уже прошёл мимо, и волки потрусили его догонять.
«Пронесло! выдохнул Такуан, когда комусо скрылся за поворотом. Пожалуй, не стоит мне в этой робе разгуливать». Он сбросил белое одеяние камунуси и закинул его далеко в кусты. Затем Такуан продолжил свой путь к подножию Белой Горы.
Первым делом он отправился в свою родную деревню. «Как же там мои родители? Как сестричка моя, совсем подросла уже?» так думал Такуан, шагая по просёлочной дороге. Спустя несколько дней Такуан оказался на пороге родительского дома, что стоял рядом с кузней, над которой из высокой трубы поднимался густой дым.
Вот только сам кузнец, который работал во дворе, оказался мальчику незнаком.
А где Цунь? спросил Такуан кузнеца. Отцовское имя после долгой разлуки прозвучало как чужое.
Нет больше Цуня. Медведь его задрал, ответил кузнец.
Медведь? не поверил Такуан.
Медведей в округе не водилось.
Оборотень, сказал кузнец не оборачиваясь.
На шум из дома вышла жена кузнеца. И её Такуан видел впервые. Они с мужем недавно переехали в деревню Кото, поскольку жителям нужен был новый кузнец.
Не веря своим ушам, Такуан стал расспрашивать кузнеца и его жену о судьбе своего отца, а также о том, что случилось с матерью и сестрой. О том, откуда взялся медведь-оборотень, кузнец ничего сказать не мог. Он отправил Такуана к деревенскому старосте.
Коли так, пойду к нему, сказал Такуан, всё ещё сомневаясь в услышанном. Вот только хотел я свои вещи забрать.
Так они все вещи с собой увезли, сказала жена кузнеца. Мать и сестра твои.
Был у меня тайник, о котором они не знали. В нём я свои игрушки спрятал, когда в монастырь уходил.
Кузнец покачал головой: такой взрослый парень, а всё игрушками балуется. Но потом вспомнил, что приключилось с отцом Такуана, и промолчал. «Пусть хоть что-то ему на память останется», подумал он.
И Такуан пошёл на задний двор, где под кустом бегонии был закопан кошель, в котором лежали шесть золотых монет и двенадцать медяков. Кошель был на месте, чему Такуан обрадовался. Теперь он был при деньгах.
Затем он отправился к деревенскому старосте. Грустным голосом староста повторил Такуану то, что тот уже слышал от кузнеца. Рассказал, что в деревне объявился оборотень и что кузнец оказался в его пасти. Остальных спас монах-комусо, который собирал подаяние игрой на флейте. Оплакав мужа, мать Такуана взяла дочку, собрала нехитрые пожитки и уехала в город. Оставаться в опостылевшем доме она не могла, да и новому кузнецу нужно было жильё.
Где мне теперь её искать? спросил Такуан старосту.
Отправляйся в пригород наместничьего замка. Думаю, там она и поселилась.
А что наместник, всё тот же?
Куда он денется, Ту Фанг этот, пробурчал староста.
«Надеюсь, он позабыл обо мне уже, подумал Такуан. Да и сам я изменился за проведённые в монастыре годы». Это была сущая правда. Тяжёлый труд и медитация закалили тело и душу Такуана, и теперь на старосту смотрел не вихрастый и веснушчатый мальчишка-проказник, а худощавый и жилистый юноша с короткими рыжеватыми волосами, под которыми виднелись четыре монашеские точки на темени.
Такуан попросился переночевать, и староста ему не отказал. Наутро жена старосты приготовила ему завтрак в дорогу, а старший её сын отдал Такуану немного мирской одежды. В холщовых штанах и свободной рубахе бывшего послушника стало не узнать.
Выказав полагающуюся благодарность, Такуан низко поклонился каждому, кто ему помог, и без промедления оставил деревню позади. Возвращаться в неё было больше незачем.
Чтобы узнать, как Такуан добирался до замка Ту Фанга и что ему повстречалось на пути, читайте следующую главу.
Глава восьмая
в которой повествуется о том, как Такуан искал своих родных, а также о том, как его лисёнок получил собственное имя
Итак, сбежавший из монастыря Такуан добрался до родной деревни и никого из родичей там не обнаружил. В поисках семьи бывший послушник отправился туда, куда ему указал деревенский староста в пригород замка Ту Фанга.
Братья Ту, к слову, давно позабыли уже о досаде, которую причинил им вихрастый мальчишка по имени Хацукои. Целых два года они припоминали события у колодца: Ту Ливей со смехом, а Ту Фанг с обидой. Но в конце концов братья нашли себе другие дела, достойные их жадности. Налоги в провинции только увеличивались, и жизнь простых людей становилась всё сложней.
Жившие среди полей крестьяне с трудом справлялись с очередным оброком, который на них наложил Ту Фанг. К тому же были у них и другие беды.
Так, в одной деревне стали одна за другой пропадать куры. Жители сперва посчитали причиной лесную куницу, но ловушки на неё оказывались пусты, а то и вовсе разодраны в клочья. Ясно было, что здесь хозяйничал какой-то более крупный зверь.
Деревня эта была как раз на пути Такуана. С лисёнком за пазухой он прошагал по главной улице до торговой площади, где спросил первого попавшегося прохожего:
Уважаемый, не встречались ли вам люди из Кото? Я разыскиваю свою матушку да ещё младшую сестру.
Встреченный Такуаном прохожий работал на постоялом дворе и потому сказал так:
Давненько это было. Но вроде проходил через нашу деревню торговый обоз, и в числе прочих были там и жители деревни Кото. Каковы твои родичи на вид?
Такуан описал ему свою мать, как он её помнил: в хорошем теле, домашней одежде и с длинными волосами, чёрными как смоль. И младшую сестру тоже описал. Но работник постоялого двора никак не мог вспомнить таких путешественников.
Было это совсем неудивительно, ведь мать Такуана, овдовев, тут же поседела. А его сестра за прошедшее время подросла и совершенно переменилась. Об этом и сам Такуан догадался, покуда расспрашивал. «Много прошло времени с тех пор, как я своих родичей видел. Я изменился, и, должно быть, они тоже выглядят теперь иначе», так он подумал. Поэтому Такуан не стал особенно переживать, что встреченный работник не помнит никого похожего. Он сказал:
Спасибо тебе, уважаемый. А что, можно ли у вас на дворе переночевать? Дорого возьмёте?
Ночлег, включавший в себя ужин, обошёлся Такуану в пару медяков. Это его вполне устраивало. Бросив свои нехитрые пожитки в комнате, он спустился в обеденную, где дородная повариха вручила ему глубокую миску, полную овощного рагу. На мясо медяков не хватало, но Такуан и сам был этому рад. За время своего послушничества он не брал в рот и самого маленького мясного кусочка. Даже кур, которых в монастыре было порядочно, разводили только ради перьев да скорлупы от яиц, оранжевых как робы послушников. Такуан вспомнил годы, проведённые в монастыре, и вздохнул. Он здорово соскучился по своим братьям, которых он оставил на Белой Горе. Но возвращаться ему было никак нельзя, так сильно он прогневал настоятелей.
Такуан глубоко погрузился в свои мысли, и только громкий разговор за соседним столом вытолкнул его обратно в обеденную. Сидевшие рядом крестьяне пили кислое пиво и обсуждали пропажу очередной курицы.
Сегодняшней ночью у меня курицу увели. И трём ещё горло перерезали. Говорю вам, это хорёк! сказал один, ударив пустой кружкой о стол.
Не может быть, возразил второй, сделав знак поварихе. Хорька бы мы давно изловили.
Повариха принесла ещё пива, и спор продолжился:
Ну а кто ещё? Медведей у нас в округе нет.
Такуан навострил уши.
Да какие медведи! Был бы медведь, он бы телят пошёл драть. Или на детей в поле напал.
Слава Дайкоку, никто детей не трогает.
Вот и я говорю. Не медведь это.
Если не медведь и не хорёк, то кто? Оборотень?
Такуан вздрогнул.
Может и оборотень. Кто их знает, оборотней, сказал один из спорщиков.
Тут он заметил Такуана. Крестьянин догадался, что перед ним бывший монах: хоть голова Такуана и не была бритой, сквозь короткие волосы ещё были видны чёрные точки.
Считалось, что монахам всё известно и про Небеса, и про Нижний мир. Поэтому крестьянин повернулся к Такуану и спросил:
Эй, монах! Что про оборотней скажешь, каковы они?
Всякие бывают, уклончиво сказал Такуан.
И курей дерут?
И курей. Такуану не хотелось спорить.
Где ваши камунуси только ходят, недовольно проворчал крестьянин.
Такуану было хорошо известно, где ходят камунуси. А также чем они заняты на самом деле. Уж точно не охотой на оборотней. Несмотря на это, ему стало обидно, что его собратьев поносят. Он сказал:
И что, оборотень ваш даже следов не оставляет?
Ничего не разобрать по следам. Для хорька велики, а для медведя малы будут.
Покажите, попросил Такуан.
В курятнике было преизрядно натоптано. Правда большая часть следов оказалась человечья обеспокоенный хозяин исходил поутру весь курятник вдоль и поперёк. Но Такуану удалось обнаружить подкоп, через который неведомый хищный зверь проник в курятник. Цепочка следов с отпечатками длинных когтей уходила в лес.
Ну что? спросил его крестьянин.
Ничего, ответил ему Такуан. Никакой это не оборотень. Сами себе помогайте, незачем на камунуси пенять.
Крестьяне разошлись по домам, а Такуан вернулся на постоялый двор. Он вытянулся на кровати, но сон к нему не приходил. «А ну как оборотень всё-таки. Может быть, он и виновен в гибели моего отца», такие мысли ходили у него в голове взад-вперёд. В точности как крестьянин по курятнику.
Лисёнок, примостившийся рядом, вдруг подскочил и взобрался на подоконник. Он шумно вдохнул носом воздух и вопросительно тявкнул.
Ну что там? спросил его Такуан.
Лисёнок снова тявкнул, спрыгнул с подоконника и забегал кругами возле двери.
Думаешь, снова за курами пришёл, оборотень этот?
Такуан быстренько оделся и выбрался через окно на крышу. Спускаться через обеденную ему не хотелось, там наверняка кто-нибудь из других путников до сих пор пьянствовал. Лисёнок выбрался за ним, цепляясь коготками за черепицу. Он забрался на самую вершину остроконечной крыши и снова тявкнул. Такуану ничего не оставалось, как последовать за своим товарищем.
Лисёнок провёл его до края крыши, с которого перепрыгнул на соседнюю с прытью лесной обезьяны. Он провёл Такуана через несколько крыш, затем спрыгнул во внутренний двор одного из крестьянских домов.
Куры в сарае беспокойно завозились.
Так это ты, что ли, курей у них таскаешь? недоверчиво спросил Такуан.
За время, которое Такуан провёл в компании лисёнка, тот ни разу ничего не ел. Такуан предлагал ему и хлеб с сыром, и всякую другую снедь, но лисёнок только нос воротил. Отказался он и от свиной колбасы, которую свернула Такуану в дорогу щедрая жена деревенского старосты. В конце концов Такуан решил, что лисёнок охотится на лесную дичь по ночам, покуда его хозяин спит. «А может и не на лесную дичь вовсе», подумал Такуан, прислушиваясь к беспокойному гулу в курятнике.
Лисёнок не стал отвечать Такуану, а вместо этого побежал вдоль курятника. Шум внутри усилился. Похоже, кроме курей, в сарае был кто-то ещё.