Когда Патрик умер, Доктор собрал горожан в пристройке за церковью. Говорил, что все наладится, если мы вернемся к слову Господа, которого он слышит и ощущает.
Корк и раньше жил по слову Господа.
По слову Патрика, поправляет она. Ты считаешь меня наивной дурой, но за столько лет я кое-что уяснила Важно не то, что говорит Господь, а то, как мы это понимаем. А это зависит от человека, который получит власть в городе. И было бы лучше, если бы этот проводник оказался хорошим человеком.
Мы обе замолкаем, опустив глаза. Никто не решается высказать это вслух, но очевидно, что Доктор не тот проводник, который нужен.
Знаю, это жестоко и несправедливо по отношению к тебе, но ты наша единственная надежда.
Хочешь, чтобы я вернулась?
Нет! От возмущения ее лоб прошивают глубокие морщины. Ни в коем случае. Поезжай, учись, а когда придет время, забери Молли в тот мир. В свой мир. Дай ей то, что я не могу. Чтобы она сама определяла свою судьбу, чтобы никогда не училась в школе, где ученик стрелял в других. Пообещай, что заберешь ее!
От ее искренней и болезненной материнской мольбы к глазам подступают слезы.
Что бы ни было.
Что бы ни было, шепчу я, накрывая ее руки своими. Обещаю.
Вот поэтому ты не рядом. Ты учишься это твоя работа, и я безмерно уважаю ее. А моя работа позаботиться о Молли, напоминать ей, насколько важно то, что ты делаешь.
Фло
От ее голоса сердце замирает. Я оборачиваюсь, сжимая спинку стула до белизны костяшек. Встречаюсь с широко раскрытыми глазами. Прошел всего год, но она так выросла. Выросла без меня осознание этого приводит в оцепенение. Ни рук, ни ног. Полая жестянка, гонимая ветром. Молли вытянулась, раньше она едва доставала до столешницы кухонных тумбочек, а теперь возвышается на голову. Однако ее волосы все так же собраны в косы, которые когда-то заплетала ей я. Но смотрит она иначе Я не выдумала ее разделяющая нас пропасть реальна. Расстояние и время два кита, отделяющие нас друг от друга. И чем больше я буду пытаться сократить эту пропасть, тем сильнее она будет расти. Боюсь, когда-нибудь она станет такой большой, что с противоположных концов мы уже не увидим друг друга. Эта мысль не раз заставляла меня просыпаться посреди ночи в холодном поту.
Как растаявшее на солнце желе, я сползаю со стула и, встав на колени, протягиваю к ней руки. Раньше она не ждала бы разрешения и сразу упала в мои объятия. Она подходит несмело, боязливо, осиротевший детеныш и я наконец прижимаю ее к себе, так крепко, как могу, вдыхаю ее запах травянистый, свежий, живой, точно я держу в руках лесную нимфу и пытаюсь запечатлеть в памяти. Она пахнет иначе. Я целую ее в лоб и нехотя отстраняю от себя.
Как ты, Пупс?
Патрик умер.
Знаю.
Думаешь, он там же, где Сид?
Я хочу в это верить.
Ты останешься с нами?
Хочешь, чтобы я осталась?
Она кивает, и ее щечки розовеют. Я снова прижимаю ее к себе.
Если мама разрешит.
Мы обе обращаем взгляды на Джейн. Я перекладываю на нее ответственность, внезапно лишаясь способности решать самой. Я слишком устала. Тело без души.
Когда обед будет съеден, юные леди, говорит она, примеряя образ строгого родителя. Только так она может скрыть уязвимость.
Молли по-взрослому усаживает меня за стол и устраивается рядом.
Уже все остыло, причитает Джейн, забирая мою тарелку, нельзя есть холодное. Особенно тебе, она смотрит на Молли, будешь пить молоко с медом.
Не люблю мед, кривится она.
С каких это пор? спрашиваю я.
С тех пор как прошлой осенью кое-кого укусила пчела, отзывается Джейн, наполняя тарелку.
Меня словно тоже кусает пчела, ведь я забыла об этом, а возможно, и не знала.
Тебе нравится учиться? спрашивает Молли, болтая ногами под столом. Так, будто с нашей последней встречи прошло два дня. Мне нравится ее детская непосредственность. Мне ее недостает. Была ли она у меня когда-нибудь?
Да, там здорово. Нам рассказывают всякие интересные вещи и дают много книг.
А там есть красивые мальчики?
Я усмехаюсь. Мальчики? Парни? Кто это? Бесполое сознание.
Наверное. Я не обращала внимания.
Тебе нужен самый красивый и умный мальчик из всех.
Джейн ставит перед ней тарелку, но она не притрагивается к еде, поглощенная беседой.
Ты с кем-нибудь там дружишь?
Нет. В основном я сижу над книгами.
Скука.
Кушай, солнышко, иначе придется отправить тебя в кровать, говорит Джейн.
Молли принимается за обед.
И не болтай ногами, когда ешь, добавляет Джейн.
А у меня много друзей, продолжает Молли, размахивая ложкой. По вечерам мы с Питом и Ленни гуляем с Тритоном. Но он все равно какой-то толстый. В смысле Тритон, а не Ленни. Про людей так нельзя говорить, да? Иногда с нами ходит Том, но он такой молчаливый.
Ты тоже поела бы, говорю я Джейн, но она отмахивается.
Молли начинает канючить, выпрашивая мороженое, но Джейн стоит на своем. Я молча улыбаюсь, наблюдая за их милой и по-детски дурашливой беседой. Внутри все стягивает и ноет, ведь мне не хватает таких бесед, и пусть со временем они мне надоели бы, это лучше, чем не слышать их вовсе.
Фло, а Бакли такой дурачок
Что за словечки? Джейн недовольно поднимает бровь.
Но так и есть, в прошлом году он пытался стать лучше меня в классе, а лучше меня никого нет, потому что моя сестра самая умная на свете. Он с семьей уедет этой осенью, и тогда я точно буду самой лучшей.
Не будешь скучать? спрашиваю я.
По Бакли? Этому д она запинается, бросая взгляд на Джейн. Ни за что! Я даже сделаю ему прощальный подарок, лишь бы он скорее уехал.
Когда дело доходит до молока с медом, мы перебираемся в гостиную. Молли сворачивается клубком и кладет голову мне на колени я глажу ее по волосам, а у нее под боком устраивается Август, мурлычет, когда она проводит рукой по его шерстке. В отличие от сестры, этот дурацкий кот не изменился ни на йоту это так несправедливо.
Я так сильно скучала по тебе, шепчет она. Ее дыхание щекочет мою ладонь.
А я по тебе, Пупс.
Мое сердце стало таким большим, когда ты вернулась.
Мое тоже.
Я наклоняюсь и целую ее в висок.
Оно всегда становится большим, когда я думаю о тебе, признаюсь я.
Она поворачивается и смотрит на меня снизу вверх огромными чистыми глазами.
Правда?
Правда-правда.
Она закусывает губу.
Хочешь, я покажу тебе свой последний рисунок? предлагает она и, не дожидаясь ответа, подскакивает.
Как только выпьешь молоко, доносится голос Джейн с кухни.
Молли делано куксится, но все же берется за напиток. Выпивает залпом, а после вскакивает и приносит те рисунки, что нарисовала, пока меня не было. Здесь и я в шапочке выпускника, и Джейн с Робертом, и церковь Святого Евстафия с Патриком. И Доктор стоит у алтаря, воздев руки к небу.
Молли
Она плюхается на диван, притягивая к себе Августа, и тот, как игрушка, позволяет творить с собой все, что взбредет ей в голову, меня бы он и к своей миске не подпустил.
Этот человек
Это доктор Йенс. Он хороший!
Хороший?
Он ходит в церковь и читает проповеди. Папа говорит, что он пытается помочь нам.
Я сглатываю. На детских рисунках он куда более страшный и жуткий сама того не ведая, Молли раскрыла его суть: все показаны мелкими, лишь силуэтами, в то время как Доктор передан до мельчайших подробностей. Статность, высокий рост и очевидное превосходство над всеми, выражающееся в глазах, позе и даже голосе. Его голос звучит в ушах под звуки тихой мороси, приземляющейся на надгробия тех, кто уже не способен ощутить дрожь в его присутствии. Я хирург, мисс Вёрстайл. Я умею удалять опухоли, и, если Господу будет угодно, опухоль Корка я тоже удалю. Я часть этой опухоли. Он вырежет и меня?
На ночлег я устраиваюсь в своей комнате. Полки и шкафы давно опустели: книги переместились на чердак, какие-то я забрала с собой. Джейн пытается найти мне что-нибудь подходящее для сна. Изучаю спальню так, словно она не была моей она никогда и не была, здесь живут призраки прошлого. Заглядываю в ящик прикроватного столика, где покоится кольцо с зеленым демантоидом, которое когда-то принадлежало матери, оно ранит меня. У мамы были красивые руки, тонкие пальцы, как у диснеевской принцессы Помню, как грациозно она двигалась, даже просто готовя ужин, как тянулась за тарелками. Особенно сильно мне нравилось наблюдать за тем, как она красится или разговаривает по телефону. В этих будничных действиях она становилась еще красивее, а зеленый камень в кольце волшебным образом подчеркивал зелень, которая в иных обстоятельствах была едва заметна в карих глазах. Я оставила его намеренно, когда покидала Корк, но некоторые воспоминания не уничтожить, убрав его участников с глаз долой.
Надень его.
Оборачиваюсь. Роберт растягивает рот в слабой улыбке, но я слишком озадачена, чтобы ответить тем же. Он оставляет на кровати хлопковое платье Джейн. Отстранен, напуган, точно кормит дикого зверя.
Давно не виделись, говорит он, присаживаясь на край, отчего матрас под ним жалобно скрипит.
Кидаю кольцо в ящик и с силой закрываю его.
И не общались ты не подходишь к телефону.
Думал, тебе так будет проще.
Проще?
Оставить нас.
Я не она, отвечаю я, и тут же жалею об этом. Это ранит его даже больше, чем меня.
Прости, шепчу я, устроившись на другом краю.
Ты надолго?
Переночую и поеду. Не хочу, чтобы Молли обижалась.
Она в любом случае обидится.
Знаю.
Ты дорога ей.
Знаю.
Она думает, что, если будет хорошо себя вести, ты останешься
Папа! вырывается у меня в попытке остановить его.
Столько лет прошло, а мне до сих пор приятно это слышать, признается он после долгой тишины. Я знал знал, что ты не моя. Луиза все рассказала, когда была беременна.
Пожалуйста, молю я. Его слова режут меня изнутри. Он не был нежен со мной, однако воспитывал и растил меня почти девятнадцать лет, дал мне свою фамилию, зная, что я рождена от другого. Именно он видел мои первые шаги и слезы, работал, чтобы я получила образование. Это был не Патрик, а он он мой отец.
Но это было не важно, потому что я любил ее. И тебя люблю, хотя не умею это показывать.
Ты делал все, что мог, чтобы это показать.
Я знаю, что это Патрик. Он переводит на меня мутно-голубые глаза помню, когда-то они сияли. И ты, очевидно, тоже, раз приехала.
Да, уже давно.
Насколько давно?
Узнала в тот год, когда жила в Корке.
Он почему-то кивает, закусывая губу.
Думал, пойду на его похороны, увижу гроб, осозна́ю, что он мертв, и мне полегчает, но легче не стало.
Прежде чем уйти, он неловко треплет меня по плечу самая большая нежность с его стороны.
Флоренс, я искренне соболезную твоей утрате.
7
Переодевшись в платье Джейн посеревшее, но удобное, залезаю под одеяло, не причесавшись и не почистив зубы. Ночь опускается на город, тянет ко мне лунные когти, бурей поднимая прошлое, что при свете дня я способна удерживать внутри, но не с приходом темноты ночью силы покидают, и все, что я подавляю, вылезает наружу. Я лежу, как рыба, выброшенная на берег, не способна ни вздохнуть, ни прыгнуть в воду.
Натягиваю одеяло до самого подбородка. Лежу, уставившись в потолок, испещренный мелкими трещинками. Я часто рассматривала их, когда не могла уснуть, и представляла их картой, которая приведет меня в жизнь, где я и все те, кого я люблю, будут счастливы. Зажмуриваюсь и, притаившись в страхе спугнуть желаемое, жду, что в окно прилетит камешек и внизу будет ждать радостный и раскрасневшийся Сид Арго. Он залезет через окно, ляжет рядом, а утром оставит записку, которая заставит улыбаться весь день. Сжимаю руки в кулаки, впиваясь ногтями в кожу. Как бы я хотела просто не думать. Сдаться.
Вдруг дверь со скрипом приоткрывается. Я приподнимаюсь на локтях и всматриваюсь в темноту: сначала в комнату пробирается Август, а после Молли.
Можно лечь с тобой?
Я подвигаюсь и похлопываю по нагретому месту рядом с собой. Мы ложимся лицом к лицу, заглядывая друг другу в глаза от нее пахнет детской пастой с клубникой. Это все еще моя Молли. Пусть и другая, но моя. Она всегда будет моей.
Ты грустишь, шепчет она непривычно взросло.
Грущу.
Из-за меня?
Нет, Пупс, я улыбаюсь, заправляя прядь ей за ухо, благодаря тебе я радуюсь.
Из-за Сида?
Я сглатываю слезы, подступающие к горлу.
Да, наверное.
Пит по нему скучает.
Он говорил тебе?
Он носит его одежду. Даже те ужасные колючие варежки.
Я говорила с ним в церкви. Да, он скучает.
А я скучаю по тебе.
И я по тебе, Молли. Ты первая, о ком я думаю каждое утро, когда просыпаюсь, и каждую ночь, когда засыпаю. Ты все, что у меня есть.
Но ты не можешь остаться.
Да, Пупс. Не могу.
Фло пообещай, что не забудешь меня.
Внутри все холодеет.
Я никогда не забывала тебя.
Раньше ты звонила чаще.
Прости, у меня много заданий. Я стараюсь хорошо учиться.
Ты всегда хорошо училась.
Это ради нас. Ради тебя.
Мама тоже так говорит. Но я хочу, чтобы ты пообещала она ненадолго затихает, всегда любить меня.
Я притягиваю ее к груди, с силой прижимаю к себе она маленькая и теплая. Я хочу обнимать ее вечно и хочу кричать, потому что это невозможно.
Даже если я буду очень далеко, шепчу я ей на ухо, даже если не буду звонить и приезжать, ты должна помнить, что я всегда слышишь? всегда буду любить тебя больше всех на свете.
Обещаешь?
Обещаю.
Навсегда?
Навсегда, Молли. Навсегда-навсегда.
Часть 1. Отрицание
Бог есть любовь. Любить значит видеть в человеке частицу Бога.
Из сочинения Леонарда Брэдсона «О любви»
1
Шесть лет спустя
Он останавливает машину и смотрит на меня, пытливые голубые глаза поблескивают в полумраке салона. Рука сжимает руль. Он волнуется? Он один из лучших адвокатов на Манхэттене, и наверняка у него было немало женщин он должен уметь это скрывать. Стоит признать, на работе он актер без «Оскара», но, когда мы остаемся наедине вне офиса, у него не получается играть я заставляю его волноваться.
Я рад, что сегодня ты была со мной.
Только сегодня? отшучиваюсь я, лениво растягивая рот в улыбке. Превратить комплимент в шутку, снизить градус, пренебречь флиртом единственный способ не позволять мужчинам увлекаться слишком сильно, впрочем, срабатывает он не всегда.
Он горько усмехается. Мелкая морось шуршит по стеклу. Ночные блестящие улицы.
Это моя работа, уже серьезно добавляю я.
И только?
Я хотела бы сказать, что нет, но обещала не лгать ему, когда он принял меня выпускницу Гарвардской юридической школы с минимальным опытом, но далеко идущими амбициями в свою фирму младшим адвокатом. Я до сих пор держу слово в мире, где так много лжи, я обязана хоть с кем-то быть честной.
Раз в год все нью-йоркские адвокаты тратят баснословные деньги на званый ужин в ресторане отеля «Плаза» и делают это неспроста связи очень важны, порой важнее денег. В огромном зале блеск хрусталя, кипенно-белые рубашки официантов, начищенные бокалы с искрящейся жидкостью, лодочки на шпильке, туго завязанные галстуки, разжижающие мозг беседы, выученная вежливость они обрастают связями, предлагают свои услуги и хвастаются. В основном, конечно, хвастаются. И тот, кто выиграл наибольшее количество дел, а главное получил крупные гонорары за последний год, становится звездой вечера, не успевая отбиваться от предложений о сотрудничестве. И так уж вышло, что этим кем-то оказался мой босс Филл Ричардс. Не без моей помощи, но, пока мои чеки обналичиваются, я покладиста и почти не принципиальна. А Филл благородный человек, что редкость в юридической среде, и позволяет мне греться в лучах его славы.
Иногда я поражаюсь тому, как Филл сохранил собственное «я» в окружении маститых акул, ведь он не такой. Я уважаю его за это: Филл никогда не строит из себя того, кем не является. В отличие от меня. Однако он не знает, что я люблю его как коллегу и друга, и поэтому пытается завоевать мое расположение. Хотя, возможно, он знает об этом, но не в силах признать, а я не в силах разорвать порочный круг его попыток заполучить меня. Так и вижу нас, застрявших в этой машине до скончания веков: Стань моей. Не стану.
Ты же знаешь, я не люблю приемы. Предпочитаю одиночество.
А ты знаешь, что без тебя не обошлось бы.
Да брось, никто бы и не заметил.
Флоренс, ты не просто мой адвокат, ты Он замолкает, ищет правильное слово, которое не спугнуло бы меня. Жаль, он не подозревает, что дело вовсе не в словах. Ты моя правая рука, и я хочу, чтобы люди знали об этом. Ты не всегда будешь просто адвокатом, если так пойдет дальше, к тридцати ты станешь партнером.
Он накрывает мою руку своей. Я натянуто улыбаюсь, и сердце ухает в желудок это катастрофа, код «Красный» самое время сматывать удочки.