Мистер Уипплстоун отчетливо сознавал, что смахивает со стороны на персонаж какой-то комедии. Единственным вместилищем для кошки, какое удалось отыскать Чаббам, оказалась старая птичья клетка, в которой некогда обитал их ныне покойный попугай. Сидевшая в ней кошка имела вид чрезвычайно разгневанный, а нянчившийся с ней мистер Уипплстоун с моноклем в глазу и вовсе глупый. Некоторые из дам обменялись насмешливыми взглядами.
Как зовут киску? спросила сверхделовитая ассистентка хирурга, держа наготове карандаш и блокнот.
Мистер Уипплстоун понял, что если скажет «не знаю» или «никак пока не зовут», он окончательно падет в глазах всех этих женщин.
Люси, ответил он и, словно спохватившись, добавил: Локетт.
Чудненько! весело откликнулась ассистентка и записала имя в блокнот. Вам ведь не было назначено, так?
Боюсь, что нет.
Ничего, Люси долго ждать не придется.
Из приемной хирурга появилась женщина с крупным сердитым короткошерстным котом на руках.
Шерсть новоокрещенной Люси встала дыбом. Она издала звук, позволявший заключить, что терпение ее лопнуло. Кот на руках женщины взвыл. Собаки обменялись несколькими многомысленными гортанными замечаниями.
О боже! Женщина улыбнулась мистеру Уипплстоуну. Замолчи Бардольф, не будь идиотом.
Когда они ушли, Люси задремала, а миссис Монфор поинтересовалась:
Ваша кошечка очень больна?
Нет! почти выкрикнул мистер Уипплстоун и поспешил объяснить, что Люси кошка приблудная и очень изголодавшаяся.
Как вы мило о ней заботитесь, одобрила миссис Монфор. Некоторые ужасно обращаются с животными, я просто заболеваю, когда это вижу. Так уж я устроена. Она повернулась к мистеру Уипплстоуну: Я Криссе Монфор. Мой муж военный, знаете, с таким красным лицом. Полковник Монфор.
Загнанному в угол мистеру Уипплстоуну пришлось представиться.
От миссис Монфор тянуло густыми духами и джином.
Я знаю, игриво сказала она, вы здесь человек новый, верно? Номер один по Уок? Ваш Чабб приходит к нам по пятницам.
Мистер Уипплстоун, обладатель безупречных манер, поклонился настолько низко, насколько позволила птичья клетка.
Миссис Монфор улыбнулась ему и положила руку в перчатке на клетку. В этот миг за спиной мистера Уипплстоуна открылась дверь. Улыбка миссис Монфор застыла, словно уголки губ ее прихватили булавками. Она отдернула руку и уставилась прямо перед собой.
В магазин вошел совершенно черный мужчина в ливрее с белой афганской борзой на алом поводке. Мужчина остановился, оглядывая комнату. На скамье, по другую сторону от миссис Монфор, имелось свободное место. По-прежнему глядя перед собой, она подвинулась так, что ни справа, ни слева от нее достаточного пространства не осталось. В тот же миг и мистер Уипплстоун подвинулся, увеличив расстояние между собой и соседкой, и жестом пригласил мужчину присесть. Мужчина сказал: «Спасибо, сэр» и остался стоять. На миссис Монфор он не взглянул. Гончая потянулась носом к клетке. Люси не проснулась.
На твоем месте я бы не подходил к ней слишком близко, дружок, сказал мистер Уипплстоун и погладил пса. Мы с тобой знакомы, продолжал он. Ты из посольства, верно? Агман.
Люси Локетт? произнесла, появляясь из двери, ассистентка хирурга. Мы с нетерпением ожидаем ее.
Консультация получилась короткой, но исчерпывающей. Люси Локетт оказалось месяцев семь от роду, температура нормальная, парша, глисты и паразиты отсутствуют, она сильно истощена и потому пребывает далеко не в лучшем состоянии. Тут ветеринар немного заколебался.
У нее несколько шрамов, сказал он, и сломанное ребро, которое, правда, уже успело срастись. О ней плохо заботились и, боюсь, даже мучили. И, заметив выражение ужаса на лице мистера Уипплстоуна, хирург весело добавил: Впрочем, ничего такого, с чем не справятся таблетки и хорошее питание.
Еще он отметил, что у кошки удалены яичники. Она наполовину сиамка, наполовину бог знает кто, сказал он, ероша шерсть Люси и поворачивая ее так и этак. Он рассмеялся, увидев белый кончик хвоста, и сделал Люси укол.
Люси вытерпела это недостойное обращение с полнейшим равнодушием, но, едва ее отпустили, вспрыгнула своему защитнику на руки и проделала уже привычный фокус, засунув голову под пиджак и прижавшись к его сердцу.
Привязалась к вам, улыбнулся ветеринар. У этих животных развито чувство благодарности. Особенно у кошечек.
Я ничего в них не смыслю, поспешно откликнулся мистер Уипплстоун.
Уговоры продавца зоомагазина и обуявшая мистера Уипплстоуна растерянность привели к тому, что на обратном пути он купил кошачью корзинку, фарфоровую тарелочку с надписью «Кискина миска», гребешок, щетку и ошейник, на который здесь же заказал металлическую бирку с надписью «Люси Локетт, Каприкорн-Уок, 1» и номером своего телефона. Продавец продемонстрировал ему также маленькую красную шлейку для прогулок и заверил, что если хозяин проявит немного терпения, кошка вскоре согласится ее носить. Он примерил шлейку на Люси, результат оказался настолько симпатичным, что мистер Уипплстоун купил и шлейку тоже.
Оставив клетку в магазине и сказав, что за ней зайдут, тяжело нагруженный мистер Уипплстоун с Люси за пазухой поспешил домой, предвкушая встречу с Чаббами и призывая на помощь весь свой дипломатический опыт. Он и не думал, что несет под пиджаком собственную судьбу.
3
Очаровательно, просто очаровательно, повторял мистер Уипплстоун, поворачиваясь от хозяина дома к хозяйке, слегка наклоняя голову и горбя плечи манера, некогда широко распространенная среди людей его профессии. Я в совершенном восторге.
Подлейте себе, сказал Аллейн. Я ведь предупредил, что приглашаю вас не без задней мысли, так?
Готов, готов ко всему, но, повторяю, это было очаровательно. И портвейн превосходный.
Я вас оставлю, предложила Трой.
Нет, зачем же, возразил Аллейн. Если всплывет что-нибудь сверхсекретное и конфиденциальное, мы тебя сами выставим. А так ты лишь украсишь наше общество, не правда ли, мистер Уипплстоун?
Мистер Уипплстоун разразился речью о том, какое удовольствие он испытывает, каждый вечер созерцая «Трой» над своим камином, и сколько радости ему доставляет возможность созерцать саму художницу у ее собственного очага. Он немного запутался, но все же вышел из положения с честью.
Но когда же, спросил он в завершение речи, мы перейдем к вашей задней мысли?
В общем, уже пора, ответил Аллейн. Это отнимет некоторое время.
По предложению Трой они перебрались вместе с портвейном в ее стоящую отдельно от дома студию и уселись перед широким окном, выходящим на окутанный сумерками лондонский парк.
Я хочу выдоить из вас кое-какие сведения, сказал Аллейн. Вы ведь были чем-то вроде эксперта по Нгомбване?
По Нгомбване? Я! Это слишком сильно сказано, мой дорогой. Я провел там три года в молодости.
Мне казалось, что совсем недавно, когда она получила независимость
Да, меня посылали туда. На переходный период думаю, главным образом потому, что я знаю язык. До некоторой степени я сделал его чем-то вроде моей специальности.
Вы и теперь его помните?
Опять-таки до некоторой степени. Да, пожалуй. Помню. Он вгляделся в Аллейна поверх стакана. Вы, случаем, не перебрались в Специальную службу?
Превосходный образчик мгновенной дедукции. Нет, не перебрался. Но можно сказать, что меня неофициально подключили к ней на какое-то время.
На время предстоящего визита?
Да, пропади он пропадом. Соображения безопасности.
Понимаю. Работа трудная. Кстати, вы же должны были в одно время с президентом учиться в начал мистер Уипплстоун, но сам себя перебил: Значит, наверху решили, что вы сможете привнести в отношения с ним личную нотку.
Как быстро вы делаете выводы! заметила Трой, и мистер Уипплстоун благодарно хмыкнул.
Я с ним виделся три недели назад, сказал Аллейн.
В Нгомбване?
Да. Давил на него как только мог.
Что-нибудь выдавили?
Ничего стоящего. Хотя нет, не так. Он обещал не противиться нашим мерам предосторожности, однако, что он при этом имел в виду, остается тайной. Я бы сказал, что мы с ним еще хлебнем горя.
Итак? Мистер Уипплстоун, откинувшись на спинку кресла, принялся раскачивать на ленточке монокль жест, как понял Аллейн, вошедший в привычку у человека, полжизни проведшего за столом переговоров. Итак, мой дорогой Родерик?
Вы согласны помочь мне?
Определенно.
Я был бы очень вам благодарен, если бы вы как это теперь говорится? накачали меня общими сведениями о Нгомбване. Вашими личными впечатлениями. Например, много ли людей, по-вашему, имеют причины желать смерти Громобоя?
Громобоя?
Таково, как их превосходительство не уставали напоминать мне, было его школьное прозвище.
Что ж, оно ему подходит. В общем и целом я бы остановился на цифре двести, это самое малое.
О господи! воскликнула Трой.
А не могли бы вы, спросил Аллейн, назвать несколько имен?
Честно говоря, нет. Конкретных имен назвать не могу. Но опять-таки если говорить вообще, это обычная история во всех африканских государствах, ставших недавно независимыми. Прежде всего речь идет о нгомбванских политических противниках президента, которых ему удалось одолеть, те, что уцелели, либо сидят по тюрьмам, либо обосновались в нашей стране и дожидаются его свержения или смерти в результате успешного покушения.
Специальная служба тешит себя надеждой, что в ее распоряжении имеется практически полный список этих людей.
Не сомневаюсь, сухо откликнулся мистер Уипплстоун. Мы тоже ею тешились, пока в один прекрасный день на Мартинике некий, решительно никому не известный, обладатель поддельного британского паспорта не выпалил в президента из револьвера, однако промахнулся и затем с куда большим успехом выстрелил себе в голову. Никакого досье на этого человека не имелось, так что личность его остается неустановленной и поныне.
Я напомнил Громобою об этом случае.
Мистер Уипплстоун не без лукавства сообщил Трой:
А знаете, он информирован гораздо лучше моего. Как по-вашему, чего он от меня добивается?
Понятия не имею. Но продолжайте. Я по крайней мере совсем ничего не знаю.
Так вот. Среди его африканских врагов имеются и экстремисты, которым была не по вкусу его умеренность в начальную пору и особенно нежелание единым махом вышвырнуть из страны всех европейских советников и официальных лиц. То есть вам предстоит иметь дело еще и с кучей неприемлющих белых людей террористов, когда-то выступавших за независимость, но теперь готовых произвести полный поворот кругом и уничтожить правительство, которое они сами помогали создать. Число их последователей неизвестно, однако число это, безусловно, не малое. Но, дорогой мой, вы же и сами все это знаете.
В последнее время он высылает все больше белых, не так ли? Хочется ему того или не хочется.
Его вынуждают к этому крайние элементы.
Итак, подытожил Аллейн, картина возникает знакомая и, видимо, неизбежная. Национализация всех иностранных предприятий и присвоение собственности, находившейся в руках европейских и азиатских колонистов. В среде которых мы обнаруживаем людей, охваченных самым ярым негодованием.
Именно так. И у них есть все основания негодовать. Многие оказались разорены. Весь их образ жизни разрушен, а ни к какому иному они приспособиться не могут.
Мистер Уипплстоун почесал пальцем нос.
И должен сказать, добавил он, хоть вам и без меня это известно, среди них попадаются очень неприятные личности.
А зачем он сюда приезжает? спросила Трой. Я о Громобое.
Официально затем, чтобы обсудить в Уайтхолле насущные потребности его развивающейся страны.
Причем Уайтхолл изображает невероятную радость, а люди Специальной службы зеленеют от дурных предчувствий.
Вы сказали «официально», мистер Уипплстоун? переспросила Трой.
Я так сказал, миссис Аллейн? Да. Да, из относительно надежных источников просочились слухи, что президент надеется провести с несколькими соперничающими компаниями переговоры о передаче им управления месторождениями нефти и меди, отобранными у прежних владельцев, потративших огромные средства на их разработку.
Совсем весело! откомментировал Аллейн.
Я не хочу, конечно, сказать, мирно продолжил мистер Уипплстоун, что лорд Карали, или сэр Джулиус Рафаэл, или кто-то из их ближайших помощников способны организовать гибельное для президента покушение.
И на том спасибо!
Однако за спинами этих августейших особ теснится множество озлобленных держателей акций, администраторов и тех, кто на этих месторождениях работал.
Среди которых вполне может обнаружиться какой-нибудь поклонник тактики плаща и кинжала. И помимо всех этих людей, обладающих более или менее очевидными мотивами, продолжал Аллейн, существуют еще те, которых полицейские не любят сильнее всего, фанатики. Какой-нибудь ненавистник чернокожих, одинокая женщина, которой снится черный насильник, человек, соорудивший себе личного черного антихриста, или тот, кому любой чернокожий сосед представляется угрозой его существованию. Люди, с языка которых то и дело слетают фразочки вроде «черная образина, черномазая сволочь, надо б черней, да некуда, вот отдам тебя черному человеку». Черный значит плохой. И точка.
А для Черных Пантер точно так же звучит слово «белый», верно? вставила Трой. Это война образов.
Мистер Уипплстоун, испустив негромкий, уютный вздох, вновь занялся портвейном.
Хотел бы я знать, пробормотал Аллейн, какая доля этого абсолютного антагонизма таится под темной кожей самого старины Громобоя.
На тебя он, во всяком случае, не распространяется, сказала Трой и, не услышав ответа, спросила: Я права?
Мой дорогой Аллейн, насколько я понял, по отношению к вам он продемонстрировал самые дружеские чувства.
О да! Да, конечно. Они из него били фонтаном. И знаете, мне чрезвычайно неприятна мысль о том, что струи могли послужить завесой для куда менее приязненных чувств. Глупо, не правда ли?
Строить предположения касательно отношений, не являющихся четко обозначенными, значит совершать большую ошибку, объявил мистер Уипплстоун.
А где вы видели другие отношения?
Да, пожалуй, нигде. Мы, разумеется, делаем что можем посредством договоров и соглашений, но, вероятно, вы правы.
Он старался, сказал Аллейн. Поначалу он старался создать своего рода многорасовое общество. Он считал его жизнеспособным.
Вы с ним касались этой темы? спросила Трой.
Ни единым словом. Да ее и не следовало касаться. Мое задание было и без того слишком щекотливым. Знаете, у меня создалось впечатление, что его роскошное гостеприимство по крайней мере отчасти вдохновлялось желанием ну, скомпенсировать перехлесты нового режима.
Очень может быть, согласился мистер Уипплстоун. Хоть наверняка и не скажешь.
Аллейн вынул из нагрудного кармана несколько сложенных листков бумаги.
Специальная служба передала мне список коммерческих и профессиональных фирм, а также отдельных личностей, изгнанных из Нгомбваны, с примечаниями относительно тех их прошлых обстоятельств, которые могут выглядеть хотя бы в малой мере подозрительными.
Он опустил взгляд на листки.
Фамилия Санскрит вам что-нибудь говорит? спросил он. Кс. и К. Санскриты, если точнее. Дорогой мой, что с вами такое?
Мистер Уипплстоун нечленораздельно вскрикнул, поставил стакан с портвейном, хлопнул в ладоши и ударил себя по лбу.