В кафе мы выложили атлас на стол и окружили его, вчетвером. Алдан остался сидеть в стороне.
Мы проехали здесь, Устюгов пальцем отследил наш путь от города до поселка. А это что за дорога, на север?
Это старая советская дорога к шахте.
Какое покрытие и состояние?
До шахты асфальт. Поскольку по нему ездили редко, должно быть вполне приемлемо. После моста практически до шоссе бетонка, должна быть в порядке.
Тогда в чем проблема?
Мост через реку. Его смыло несколько лет назад, и никто не восстанавливал, потому что шахта давным-давно закрыта.
Вброд пройдем?
Не знаю, никогда там не был.
Устюгов посмотрел на якута.
Эрхан Кундулович, скажи, что там за речка?
Летом это просто ручеек среди груды камней. Но сейчас идет таяние снега, и наверняка река разлилась.
«Буханка» сможет проехать?
Думаю, да. Но надо посмотреть.
Тогда решено. Устюгов выпрямился и закрыл атлас. Это потеря всего пары часов, а выигрыш может быть для нас решающим. Мы должны проверить эту возможность.
Мы будем ему верить на слово? возмутился Завьялов.
Да, спокойно ответил Игорь и обратился ко мне: Максим, буди Драчева и собирай все необходимое. Спросишь у Екатерины Витальевны все необходимое..
Я вышел из кафе и быстрым шагом направился к домику доктора. Никто не ответил на стук и не открыл, так что я вернулся назад обеспокоенный.
Игорь, не открывает.
Может, отошел куда, задумчиво буркнул Устюгов. Затем поднял Эрхана, опасаясь оставлять его без присмотра, и пошел со мной.
Мы стучали еще пару минут, а потом решили ломать дверь.
Драчев был мертв, лежал на кровати. Неестественно выгнутое и уже остывшее тело. Умер во сне, вероятно. На первый взгляд, без чужого вмешательства.
Это не я сказал Алдан и хотел еще что-то добавить, Устюгов прервал его:
Лучше молчи.
Мы переглянулись. Нечего было сказать. Даже если его смерть не была естественной, у нас не было возможности это узнать.
Еще один труп в холодном подвале медпункта. Еще одна истерика Резцовой. К счастью, я смог отвлечь ее приготовлениями к поездке. За беготней и сбором необходимого ей удалось придти в себя.
Мы слили бензин из «козла» с разрезанными шинами и взяли еще пару запасных канистр. Прихватили мешок консервов. Взяли большую катушку альпинистской веревки на складе с туристическим инвентарем да, он здесь был. Завьялов снизошел до нас с Резцовой и охотно помогал собираться. Было видно, как сильно он хочет покинуть это место. Трудно было винить его за это мы все хотели.
Темп происходивших событий был так высок, что я совершенно не успевал их осмысливать. Не мог понять характера угрозы, не мог определить ее источник. Но ясно чувствовал опасность. Нас становилось все меньше.
Пока я руководил процессом сборов, Устюгов сторожил Алдана в кафе. Наконец, мы все подготовили и отправились в путь. Дождь стал слабее. Дорога была разбита, но для «буханки» все же не представляла каких-то сложностей. Тем не менее, я не мог развить большую скорость, как бы мне не хотелось. Краем уха я прислушивался к тому, что происходило в салоне:
Екатерина Витальевна, Олег Вячеславович, Устюгов расспрашивал их о том, что произошло вчера, как себя вел Иван Сергеевич вечером? Что-нибудь сказал? Может, просил мне что-то передать.
Нет, ответила Резцова. Он был как-то замкнут. Сказал, что лично вам скажет результаты вскрытия и что вы не будете удивлены.
А потом?
Поужинал у меня, пошел спать. Он не боялся моей стряпни.
Значит, ничего подозрительного вы не видели вздохнул Устюгов устало. Скажите, Олег Вячеславович, просто интересуюсь а что вы здесь вообще забыли? Из того, что я слышал и понял, это место держится на вас не в обиду вам, Екатерина Витальевна. Странно с вашей популярностью видеть вас в такой глуши.
В этом все дело. Я не хотел такого рода популярности, мне было физиологически неприятно, что в глазах людей я нахожусь в одном ряду с каким-нибудь Кашпировским. Все экстрасенсы, маги и эзотерические мудрецы, наводнившие нашу страну, вызывают у меня тошноту. Обычные мошенники, самовлюбленные закомплексованные ничтожества или окончательно спятившие. Других я не наблюдал.
А вы, конечно, не такой.
Я понимаю ваш скепсис. И по моему поводу, и в отношении всего сверхъестественного. Я с первого взгляда понял, что вы предельно рациональный человек и отрицаете то, что не можете понять.
Удивите меня.
Хорошо. Заметьте, я никогда не сводил бородавки через телевизор, прорицал будущее или воскрешал мертвых под камеру в мос-ковских моргах. Я просто говорил людям то, во что верю и то, что чувствую. Возможно, вы удивитесь, но порой ученые бывают фанатично уперты и зашорены. Смеются над гипотезами о существовании невидимых глазу микроорганизмов, или о единстве пространства и времени. Грызутся между собой подобно мелким обывателям в коммунальной квартире. Не стыдно религиозному фанатику отрицать научный метод. Но когда то же самое делает ученый это не просто стыдно, это и смешно, и грустно. Вы не ученый, но все-таки рациональный и разумный человек. Поэтому, пожалуйста, не отметайте с порога мои слова, считайте их своего рода околонаучной гипотезой, таким интеллектуальным упражнением.
Я попробую.
Вам знаком термин «многомировая интерпретация Вселенной»?
Нет.
Двухщелевой эксперимент? Интерференция?
И дифракция. Это из физики, кажется. Что-то там со светом.
Понятно. Конечно, мой рассказ будет не очень научным. Я начну с интерференции. Это явление, которое не объясняется с точки зрения классической физики. Точнее не само явление, а выводы из него. Свет, проходя через одну щель, дает на стене одно светлое пятно. Свет, проходя через две расположенные рядом щели определенного размера, не дает два светлых пятна, как можно было бы предположить, а дает целый набор пятен разной степени яркости. Это доказывает волновую природу света. Вместе с тем оказалось, что наличие наблюдателя то есть прибора, отслеживающего прохождение фотонов через одну из щелей, разрушает интерференционную картину, и мы видим два светлых пятна, а это значит, что свет имеет корпускулярную природу.
А на самом деле?
Ни то, ни то. Одно время приняли за истину, что у света корпускулярно-волновая природа, но это от лени, ведь ученые тоже люди, а значит, склонны лениться. На самом деле свет не волна и не частица. Ответ проще и сложнее одновременно. Когда вы не смотрите нет, не так, когда вы не фиксируете фотон прибором, он волна, когда фиксируете он частица. Анализ этого явления привел современную науку к нескольким фундаментальным выводам, которые легли в основу квантовой механики. Я не буду подробно расписывать, я просто скажу, что это целый рад парадоксов, которые физикам прошлого не могли даже прийти в голову. Говоря короче, в микромире объекты имеют вероятностные характеристики и их поведение невозможно предсказать в рамках классической физики. Не только фотоны света, но и электроны, и даже отдельные молекулы, то есть объекты, обладающие массой, могут интерферировать. Но в макромире эти вероятностные характеристики, суммируясь, приводят к предсказуемым процессам, которые мы можем оценить уже легко и здесь правят классическая механика, термодинамика, и так далее.
Завьялов звучал как лектор научно-популярной программы для тех, кто не в теме. Сильно не в теме. Я мысленно прокрутил в голове все произошедшее за последних дней. Все эти смерти, поездки, бессмысленные хождения и суета события сменяли друг друга с калейдоскопической быстротой, без внятного объяснения. Все рассуждения окружающих граничили, а то и не граничили, с предельным абсурдом. Это было чертовски похоже на сон, в котором мы также бездумно и почти мгновенно перемещаемся между разными местами и воспринимаем происходящий бред без рефлексии, не имея возможности (а иногда и желания) на что-то повлиять.
Можно было только принять все как есть. Просто плыть по течению.
Размышляя, я отвлекся от дороги и жестко тряхнул своих пассажиров на одной из выбоин.
Прошу прощения.
Но никто мне не ответил, а Завьялов спокойно продолжал:
Неизвестно, где проходит граница между объектами, подчиняющимися квантовой механике и объектами, подчиняющимися классической механике. Я думаю, что нигде. И здесь уже мы подходим к многомировой интерпретации Вселенной. Про мысленный эксперимент Шредингера знаете?
Про кота, что ли?
Понятно. Я напомню. Представим непроницаемый для внешнего наблюдения ящик, в котором сидит кот. В ящике есть отделение, в котором располагается радиоактивное вещество, совсем крупинка, почти не излучает, и датчик электронов. Если электрон, вылетающий при радиоактивном распаде, попадает в датчик, то специальная машина травит кота ядом. Но распад вещества это статистическая, вероятностная функция. И мы, наблюдая ящик со стороны, через секунду можем говорить, что кот почти наверняка жив, а через три часа что почти наверняка мертв. То есть для нас он одновременно и мертв, и жив, что абсурдно.
Но на самом деле либо, либо.
Да. И вот здесь вступает в дело многомировая интерпретация. Она говорит о том, что когда вы откроете ящик, то произойдет расщепление Вселенной. В одной из них кот будет жив, в другой мертв. И они будут существовать параллельно друг другу, пересекаясь и соприкасаясь по большей части.
И что, такое происходит при каждом пролете фотона, электрона и так далее?
Вовсе нет. Вы не поняли. Такое происходит только при коллапсе волновой функции то есть при наблюдении за ней. Обращаю ваше внимание глаз человека не измерительный инструмент, мы не фиксируем пролет каждого отдельного фотона и наблюдаем интерференционную картину. А вот когда ставим датчик, интерференция пропадает, и только тогда пролет фотона через одну из щелей порождает расщепление Вселенной.
Ладно, в общих чертах понятно. И как эта гипотеза привела вас в Доброе?
Для меня это не гипотеза. И вот здесь вам придется либо поверить мне, либо нет. Для начала хочу сказать, что расщепление Вселенной в результате эксперимента с интерференцией не оказывает на мир какого-то значительного влияния. Неважно, куда полетел фотон это никак не повлияет на окружающий мир. Можно предположить, что будет влиять, если наблюдатель решит сделать какой-то определенный выбор в жизни, основываясь на том, через какую щель пролетит фотон. И я говорю о чем-то глобальном, а не о выборе сорта сыра в магазине. Но ученые не принимают серьезных решений, основанных на слепом случае. И тогда расщепление остается очень локальным, еле заметным и изолированным. Теперь я скажу то, что во что вам будет трудно поверить. Я ощущаю расщепление Вселенной. Сложно описать это ощущение Как будто вокруг нас натянуты вибрирующие струны, связывающие все воедино. Однако в некоторых местах они расслаблены и провисают куда-то еще, вовнутрь пространства. Как проталины на льду. Честно говоря, трудно описать свои ощущения. Я немало путешествовал по миру и нашел ряд таких зон. Но в Добром эта зона самая большая, что я чувствовал. И что самое плохое, она растет, и никто, кроме меня, этого не замечает.
В салоне на какое-то время воцарилось молчание. Я слышал только мерный рокот двигателя и поскрипывание расшатанного кузова. Не получив никаких встречных вопрос, Завьялов закончил:
Когда вы во всем разберетесь и опасность минует, я обязательно вернусь сюда. Не переживайте, Екатерина Витальевна, мы снова все здесь наладим.
Спасибо, Олег Вячеславович, горячо поблагодарила его Резцова.
Вот почему я здесь. Я вижу свою миссию в поиске причин описанной мной аномалии и ее ликвидации или хотя бы изоляции, потому что, боюсь, она угрожает всем нам чудовищными последствиями. Так что вы можете порой не понимать мои мотивы но знайте, все, что я делал и планирую сделать необходимо для всего мира. Как бы пафосно оно не звучало.
Вопросов больше не имею, спокойно сказал Устюгов.
Я бы предпочел быть подопытной крысой или ждать буку по ночам.
Салон погрузился в тишину, каждый задумался о своем.
***
Через час я услышал размеренный шум, постепенно усиливающийся. У дороги стоял покосившийся столбик с синей табличкой «р. Черная каменка». Я остановил машину на берегу. Сейчас это была полноводная река мимо старых опор, оставшихся от старого моста, с шумом проносился грязно-бурый пенистый поток, разбивавшийся и вздымающийся у многочисленных каменистых препятствий и порогов.
Мы выбрались из «буханки».
Да она метров сто в ширину, сказал Устюгов и повернулся к Алдану. Вот ты увидел. Как оцениваешь перспективы?
Никаких. Слишком сильное течение. Вода грязная, не видно, как ехать. Камни слишком большие и не простят ошибок.
Это все лирика. Глубина?
Русло неровное, тем более все разлилось Но место тут очень пологое. Летом можно пройти по камням, вообще ноги не замочив. Думаю, до полуметра в центре.
Но это же ерунда. Максим, сколько позволяет «буханка»?
Спасибо армии родной, такие вещи я вызубрил наизусть.
Семьсот миллиметров.
Правда, я сразу не сообразил, больше ли это, чем «полметра». Я изо всех сил напрягся. Метр это тысяча миллиметров, это я помню. Половина делим на два. На две равные части. Тысяча это десять сотен. У меня на двух руках десять пальцев. На одной пять. Значит, половина от тысячи это пять сотен. То есть пятьсот. А семьсот это семь сотен. Я вспомнил, сколько пальцев соответствует числу «семь», а сколько числу «пять» и понял, что «буханка» должна пройти.
Ну вот, оживился Устюгов. Прорвемся.
Я высказал сомнение:
Мне трудно оценить влияние течения на автомобиль. Это же, считай, гигантский парус, будет здорово сносить. А ехать надо ровно и спокойно. Если заглохнет на глубине может уже не завестись. Брод надо проверять вручную, но такой возможности нет вода ледяная и течение может унести.
В разговор включилась Резцова.
Знаете, от этого зависят жизни всех. И решение должно быть общим. Вы, товарищ Устюгов, много нам указывали, но мы до сих пор не в безопасности.
Хотите разделить ответственность? переспросил он ее удивленно. Мне так даже лучше будет, спокойнее.
Только голос Алдана не учитывается, важно сказал Завьялов.
Почему? Его жизнь тоже в опасности.
Он потерял право на голос, когда отнял другую жизнь.
Ладно, пусть у него будет право совещательного голоса. Устюгов улыбался. Вы знаете, демократические решения сейчас это именно то, что нам нужно. Весь мой опыт говорит о том, что решения, принимаемые коллегиально в момент кризиса, очень хороши. Они иногда приводят к трупам, но зато никто не оказывается виноват. Итак, вот наши альтернативы: мы можем вернуться в поселок и попытаться проехать сколько можем по грунтовой дороге. Где надо, толкнем. Сколько мы проедем, Максим?
Немного. Дождь был очень сильный, а дорога здесь не укатана. На дворе май, снег едва сошел, и земля высохнет не скоро. «Буханка» быстро завязнет. Нам придется идти пешком.
До лагеря километров двести. Это где-то неделя-другая ходьбы по мокрой тайге, утопая в грязи. А еще Эрхан Кундулович считает, что спать в этих местах опасно для жизни. Но зато если идти еще и ночью, то дойдем быстрее, конечно.
А что предлагаете вы?
Попробовать протолкать машину через реку. На той стороне нормальная дорога, будем в безопасности сегодня вечером завтра утром, сможем поесть, обогреться и выспаться. Если окажется, что машина через реку не идет, вернемся в поселок и перейдем к первому варианту.
А если машина опрокинется? спросил Алдан.
Значит, будем идти лишних полтора дня. Принципиально это ничего не изменит.