ГЛАВА 7
Провалился в сон я быстро. Или это был не сон вовсе. Сначала зазвонил мобильник. Я снял трубку и услышал голос Елены. Она шёпотом сообщила, что стоит у подъезда своего дома. Я почему-то совершенно не удивился позднему звонку, не спросил даже, что случилось, просто оделся и спустился вниз, выходя из квартиры и поворачивая ключ в замке Ганса отмечая при этом, что проживаю не здесь, совершенно в другом конце Москвы. Но и это меня не покоробило. Елена действительно стояла у подъезда и курила.
Не спится? зачем-то спросил я
Так, решила подышать, вы? Как продвигается биография Ганса?
Мы только начали. Его история нетипичная типичность военного положения. Правда, пока всем заправляет любовь. Он показывал вам фотографию своей супруги?
Нет, не показывал и давай на «ты», я чувствую себя старухой
Давай
Мы прошли вдоль крошечного сквера и сели на скамью. Я не знал, о чем говорить и боялся даже смотреть на неё, ведь она казалась таинственной небожительницей. Чувство внутри тревожило меня. И все же исподтишка рассматривал сидящую рядом со мной женщину, как под микроскопом, но не понимал природы своего интереса.
А кем ты работаешь?
Какой банальный вопрос, рассмеялась она, Я актриса.
Актриса?
Актриса театра, иногда снимаюсь в кино Хотя, кино не люблю. Театр больше.
Странная ты
Почему?
Вроде проста в общении, а совершенно не понимаю, кто ты такая. И главное отношения к происходящему с нами.
В чем же странность? Это знакомство. Мы просто знакомимся. Я не пытаюсь хитрить. Стараюсь быть небезучастной. Ты мне интересен, как человек близок. Может, мне просто кажется, что я тебя понимаю. Сегодня, когда мы прощались, у меня возникло желание тебя обнять. Неосознанное. Не подумай ничего плохого это желание души. Так бывает у меня
Я иногда тоже хочу обнять. Но боюсь ответственности. Мама учила, что женщину следует ставить во главу угла и обязательно. Она повторяла женщин будет много разных по жизни хороших, сложных, но каждая достойна, чтобы ее сохранили невредимой, я долго не понимал этого. Наверное, просто от отца человека военного, она не дополучила чего-то. И я не получил такого опыта.
Я говорю про себя не как про женщину. Или это сложно?
Возникла неловкая пауза. Мы понимали и не понимали друг друга.
Ну, обнять значит, стать свободной, открыться для человека, понимаешь меня? Открыть его для себя, реабилитироваться она
Понимаю Но с эгоизмом ничего поделать не могу.
Я говорю ей о том, что зациклен на собственных противоречиях, что боюсь последствий, боюсь причинить боль и на всякий случай не подпускаю людей близко. Но подыгрывать самоупоению Елена не хочет и очень ласково произносит:
Это только твои болезни и только ты их можешь вылечить Я, если позволишь, буду лишь помогать тебе чуть-чуть в этом Так, скромно
Говорили мы долго, сидя на холодной скамье. Выяснилось, что оба безнадежно сражены Ремарком. Наперебой цитировали вначале «Ночь в Лиссабоне», затем «Возлюби ближнего своего». Сошлись на том, что война по Ремарку это некая способность души приспособиться к человечности. Той исходной человечности, которая заложена в нас изначально. По жизни люди вносят в это понятие массу шелухи. А война Ремарка позволяет освободиться от неё. Спустя ещё час мы убедились в схожести позиций по целому ряду жизненных вопросов. А ещё поразились удивительной устроенности наших дат рождения. Я появился на свет 25 декабря, Елена 25 ноября за пять лет до того. Ну и уж совсем мелочи любимый цвет на двоих тёмно-синий, любимый напиток капучино, любимая музыка соул
Я сидел в собственной постели. На мне была клетчатая пижама и белые короткие носки, в которых я и ложился накануне. А значит ночью я не мог выходить из квартиры Ганса и запирать его дверь, не мог видеться с Еленой и говорить с ней о Ремарке и прочей ерунде. И всё же наша встреча казалась настолько реальной, что я никак не мог опомниться. Не спятил ли я? терзало меня уже привычное подозрение. И дабы прояснить хоть что-то, набрал Гансу, чтобы задать единственный вопрос: не приходил ли я ночью к нему
Молодой человек, вы переутомились там за работой? старик спросил, ожидать ли меня сегодня, и я дал положительный ответ. Непостижимое и нехорошее чувство сверлило меня изнутри. Из головы не шёл странный сон, в котором Елена предстала передо мной человеком из плоти и крови.
Рассказ старика я слушал вполуха. В этот день в моем блокноте не осталось ни одной пометы, и Ганс был крайне раздосадован. Собственно, его биография сейчас интересовала меня мало. Хотелось поскорее увидеться с Еленой, той, что жила несколькими этажами ниже Ганса и вернуться к Елене самого Ганса. Бардак в голове мешал думать И мой заказчик, заметив мою рассеянность, вдруг бросил фамильярно:
Сегодня, молодой человек, от вас мало толку! Приходите в следующий раз, я отвечу на ваш вопрос как убил своего сына.
***
Я боялся лишь, что Елены не окажется в театре. На Чистопрудном появился спустя сорок минут после встречи с Гансом. Впервые я увидел афиши, на которых Елена была в образах: Катерина Островского, Цветочница Бернарда Шоу, на одном из плакатов она Гиттель Моска в спектакле «Двое на качелях». Завороженный её разностью, я долго рассматривал галерею типажей и снова не понимал противоречивого щебетания внутри себя. Слишком уж монументальной она представлялась мне слишком закрытой, недоступной, загадочной, но вместе с тем влекущей.
В театр я попал со служебного входа и администратор приземистая старушка строго поинтересовалась целью визита. Я спросил Елену, добавив, что являюсь её другом.
Мне надо посмотреть, возможно, сейчас идёт репетиция, ответила старушка, погружаясь в какие-то журналы.
Но смотреть ничего не понадобилось, в гулких театральных коридорах внезапно послышался её голос и шаги. Спустя мгновение она и сама предстала передо мной, готовая, очевидно, покинуть театр.
Макс? Как неожиданно!
Мне надо поговорить с вами, простите, что без предупреждения.
Что-то случилось, вы взволнованы, можно? Елена попыталась дотронуться до моего лба тыльной стороной ладони, но я дернулся назад, затравленно, как зверь, Простите меня, я хотела лишь
Нет, это вы простите Вы домой?
Да.
Уделите мне время, пожалуйста
Конечно!
Она попрощалась с администратором, мы вышли на театральную парковку и направились к её автомобилю. Первые минуты тянулись в молчании. Я не знал, с чего начать. Но как только машина тронулась, она заговорила первой:
Макс, вы пугаете меня
У меня ощущение, что сегодня ночью мы с вами виделись
Елена резко ударила по тормозам и посмотрела на меня не изумленно, скорее испуганно Было и что-то ещё в этом взгляде, словно она сама хотела поговорить со мной об этом
Что это значит?
Я не знаю, как всё объяснить. Вы позвонили мне, сказали, что курите, попросили спуститься вниз, я оделся, встретил вас, стоящую с сигаретой и мы направились в парк около вашего дома. Сначала вы сказали, что иногда у вас возникает желание обнять меня при встрече, я ответил, что веду замкнутый образ жизни и не желаю людей.
Это только твои болезни, и только ты их можешь вылечить, ответила я вам
Теперь Елена смотрела прямо перед собой. Оба мы боялись пошевелиться, оба понимали, что случилась какая-то нелепая, а, возможно, страшная невероятность.
А потом мы обсуждали Ремарка и искали определение человечности, заметил я, не в силах больше выносить тишины.
И ещё мы, кажется, перешли с вами на «ты»
Всю дорогу ехали молча. Каждый обдумывал произошедшее. Она лишь спросила, где я живу, чтобы подбросить до дома.
Вы понимаете, что это значит? внезапно взорвалась она, Ты понимаешь?
Мы видели один и тот же сон, я улыбнулся.
Тебя это забавит?
Интересует
Вот как
Мой дом, спасибо, Елена Спасибо, что подкинула.
Я вышел из машины и, не оборачиваясь, побрёл к подъезду. Сердце моё колотилось. Я не знал, что делать дальше. Я запер дверь своей квартиры и в ту же секунду мой мобильник завибрировал в кармане коротким тугим маршем. Это было сообщение от Елены:
«Мы не просто видели один и тот же сон. Мы пришли в этот сон для общения. Невероятно. Не знаю, что сказать. Не говорила прежде, скажу сейчас я чувствую, что у нас много общего с тобой»
Странный день, наконец-то, подходил к концу. И сейчас мысленно я стремился к Елене Ганса, которая, знаю, тоже ждала меня теперь. Я ещё не предполагал, что увижу её в последний раз. И горько пожалел, о том, что лег в проклятый гроб и увидел все то, что произошло на площади немецкого городка.
Вот она вместе с Гансом садится в автомобиль. Машина выруливает на круговой участок движения, делает неосторожный рывок в соседний переулок и в ту же минуту в них врезается массивный. Врезается на полном ходу так, что обе машины подлетают в воздухе, и алые гвоздики, которые перевозил проклятый грузовик взмывают в небо, подобно залпу салюта. А потом падают тяжело, размашисто, покрывая тоненькую корочку снега красными пятнами. Страшную сцену я увидел из окна их квартиры на третьем этаже и по началу замер в ужасе, не смог даже произнести звука для того, чтобы обозначить своё потрясение. С открытым ртом беззвучно опадал на подоконник, я плакал, я бил кулаками себя по лицу, потому что последнее, что мне удалось увидеть мертвого водителя грузовика, который вылетел через лобовое стекло и упал в десятке метров на землю, Ганса, который с окровавленным лицом (и лишь теперь я понял, откуда этот шрам на его подбородке и брови) достает из машины мертвые тела своей жены и ребенка. Как он в агонии прижимает их к своей груди, ещё не до конца понимая это конец. Всему конец. Елена мертва. Наша Елена была мертва. Звучала очень простая и светлая музыка. Она лилась в такт начинающемуся снегу. Она была громче снега, но тише сердца.
ГЛАВА 8
После смерти Елены и нашего сына я, наконец-то, добрался до Лиссабона. Уже не было смысла опасаться чего бы то ни было, не было смысла даже в поддельном паспорте
Ганс рассказывал этот эпизод как что-то давно прожитое и похороненное. Оно и было таковым. Для него. Не для меня. Мне не следовало делать пометок в блокноте. Я был свидетелем этой драмы. На любовь три дня. Чем для меня обернулась эта воображаемая страсть? Прав ли был психоаналитик? Потрясения толи сна толи яви картинки такие четкие, что я не понимал, где теперь заканчивалась реальность и начиналась фантастика. Слез не было, нет. Не было даже подавленности. На утро я проснулся со зверской головной болью и глубокой тоской, которая с каждым часом лепестками рассыпалась сначала на меланхолию, затем на легкую грусть, а ближе к вечеру на воспоминания, которые, должно быть, подобны ощущениям Ганса теперь.
Вы, конечно, останетесь на мой юбилей, Макс? спросил он в конце нашей сегодняшней встречи.
Господи, я же забыл совсем, какой дурак Простите, Ганс я забыл про подарок я поздравляю Вас!
Бросьте, в моём возрасте подарки это пошло.
Я останусь
Старик улыбнулся.
Будет узкий круг моих самых близких Вы их, впрочем, знаете. Жду вас в девять.
Я все равно куплю подарок. Мне очень хочется
Ну, хорошо, только не опаздывайте
У меня было четыре часа на то, чтобы выбрать для Ганса нечто-то памятное, но что-то знаковое. Я пока не представлял, что это будет. Ворон сел рядом со мной на скамье в парке у Чистых прудов. По-свойски прошёлся туда-обратно, клюнул дерево, посмотрел на меня, открыл свой клюв, но не издал ни единого звука
Ну, что ж, дружок, пошли
Я встал, он поднялся на крыло. Зверь дремал во мне. На кладбище мы не бежали шли. И когда оказались в старом склепе, я привычным жестом отбросил крышку гроба. В нем лежал женский скелет в платье, покусанном тленом. Это была несомненно Елена. Я лишь сейчас заметил, что в противоположном углу склепа стоял маленький гробик, в котором, очевидно, покоились останки их с Гансом сына. Его гроб я тревожить не стал. Ещё несколько минут лишь смотрел на то, что осталось от моей иллюзии. А после осторожно опустил крышку и вышел в закатный город. Так просто, словно, за пачкой сигарет.
От моего потрясения не осталось и следа. Удивлению не было больше места, а вот убежденность, что мне никогда не удастся полюбить теперь была как никогда сильна.
В книжном на Арбате я долго блуждал между рядами, чтобы подыскать достойный подарок. И в итоге потратил приличную сумму на увесистый двухтомник , который на немецком описывал Германию в годы войны.
Спасибо, сказал мне позже Ганс, но к чему читать вымыслы, коль пережито на собственной шкуре. Спасибо, дружище, он неуверенно потрепал меня по плечу. В камерном ресторанчике был заказан стол. Ганс пригласил Елену, Вадима и Кирилла. Все очевидно, так и выглядит круг самых близких для него персон.
Мы поднимали тосты за его здравие. И говорили о пространной ерунде. О новых ролях Елены, о финансировании театров, ни слова о прошлом Ганса. И все же, сидя рядом с ним, в перерыве между тостами я спросил у него тихо, чтобы никто не мог слышать
А где похоронены ваша жена и сын?
Здесь. Сначала там, в Оснобрюке. Позже я эмигрировал в Америку, затем в Россию. Я решил сделать семейный склеп здесь. Перевез останки. В сущности, осталось определиться лишь с квартирой, жить-то мне два понедельника и скоро, очень скоро я присоединюсь к почтенному семейству.
Он засмеялся и сделал глоток белого вина.
Мы с Еленой пили коктейли, от которых немного кружило. Вадим, напрочь отрицающий алкоголь, пил сначала воду, затем чай.
И всё-таки, ты ненормальный, сказал он вдруг. Кому-то со стороны это могло показаться грубостью. Но я постепенно привыкал к такой манере общения человека, который с каждым днём становился все менее уродлив в моих глазах, хоть мы и редко пересекались это был, кажется, третий или четвертый раз.
Почему это?
Ни флага, ни Родины вот почему.
Ты имеешь ввиду отношения?
Их в том числе. Тебе нужна девушка, бросил Вадим уверенно, глядя в тарелку.
Нет, не нужна
Не заставляй меня думать о тебе плохо.
Не будь ханжой. Я просто не верю в отношения.
Пф, в них не надо верить просто надо завести девушку и спать с ней тогда и глупостей в голове будет меньше. Загоны это убирает на раз поверь мне.
Елена долго и с интересом наблюдала за этой неловкой сценой, наконец, вставила и своё осторожное:
Вадим, просто не все люди воспринимают этот мир так, как его воспринимаешь ты
Я с этим не спорю, но ему нужна девушка. Или парень, Вадим издевательски хмыкнул.
Не обижайся, тут же шепнула мне Елена
Он не сказал ничего обидного, и хоть я и чувствовал, что меня почти загнали в угол, всё же надеялся на реванш, я долго привыкаю к людям. По-твоему, секс это главное? Вовсе нет. Отношения всегда риск. Поэтому мне спокойней одному. Дело ни в женщинах или мужчинах я одинаково привязываюсь и к тем, и к другим, но такое случается крайне редко. И слава Богу
Макс влюбляется в людей, Елена изо всех сил удерживала меня на плаву.
Поэтому он и ненормальный, для Вадима я так и остался непознанной планетой. И он ни за что бы не оказался со мной за одним столом, если бы не жена, с которой мы продолжали общаться вот уже три недели. В основном это была переписка в социальных сетях и пара снов, в которых мы гуляем по городу. Так, мелочи. Я не доверял ей отчего-то. Мне представлялось, что в ней таится угроза. Уж слишком лукавым и таинственным был её взгляд. Такие женщины уничтожают или смеются над тобой думал я. Они самодостаточны, своенравны, свободны, расчётливы, и, как мне казалось, совершенно не чувственны. И хоть и было меж нами что-то общее, и даже невероятная способность общения, которая открылась внезапно я не доверял. Ничему больше не удивлялся, но и не доверял. Переезд в столицу круто изменил мою жизнь. И появление новых людей вызывало, с одной стороны, восторг, дарило отдушину от долгого заточения в чёрной пучине прошлого, с другой я, по-прежнему, оставался лишь наблюдателем. Мне следовало сделать шаг в этот водоворот ИХ жизни. Но я стоял за пределами круга. Он не принадлежал мне. Во всяком случае, пока. К тому же хотелось сохранить о себе недурственное впечатление. Пусть странное, но не отталкивающее, как было раньше со всеми прочими, которых я встречал. Я боялся своей странности, боялся тайны, которую хранил, боялся своей головы, в которой поселилось нечто. Зачем кому-то знать об этом. Пусть все останется как есть.