Софья Валерьевна Ролдугина
Эхо Миштар. Вершины и пропасти
Моей подруге Ленте, без которой этой книги не было бы вообще а ещё Жене, Мари и Хайм, без которых она была бы совсем другой
и всем-всем, кто покидает дом, чтоб отыскать утраченное или отправиться за мечтой.
Эта история для вас.
© Ролдугина С., текст, 2023
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023
Пролог
Много я повидал чудес, а привыкнуть не могу.
Говорят, что более прочих славится небывальщиной юг. И сложно поспорить: чего только не увидишь среди барханов великой пустыни! Есть там деревья с гору высотой, ствол чёрный, а листья серебряные, и каждый из них погибель. Есть караваны из мертвецов, издали точь-в-точь как живые: едут люди верхом на тхаргах, катятся повозки, трубит заунывно рог, звенят колокольчики А присмотришься и ахнешь: что наездники, что скакуны кожа да кости, глаза чёрные и ссохшиеся, языки набок висят, а роскошные одежды уж давненько истлели, как паутина на просвет. Рыщет такой караван, рыщет поживы ищет. А пропасти бездонные? А садхам красный вихрь? А проказливый зверёк эль-шарих юркий, ушастый, о двух хвостах и с ладошками, как человечьи, только маленькие? Этот, рассказывают, спас столько же людей, сколько и погубил, и нипочём ему ни солнце, ни мертвоходцы, ни зыбучие пески.
Даже я, Сэрим, не поручусь, что с эль-шарихом управлюсь без своей флейты.
Восток тоже богат на диковины. Чего только стоит Шимра, жемчужина Ишмирата! Во всём мире, пожалуй, второго такого города не сыскать. Шимра живёт чудесами и немудрено, ведь здесь кимортов больше, чем на всём юге и севере вместе взятых. Там, на базаре, можно купить всё что угодно: и морт-меч, одним взмахом способный заковать Рукав Мира льдами и остановить бурное течение, и шкатулку, в которую уместится целиком ездовой гурн с ушами и хвостом, и тончайшие шелка, что не горят в огне, зимой согревают, а летом охлаждают. А средоточие чудес цех кимортов. Стены в том дворце из благоуханного белого дерева, крыша из тончайшей розовой яшмы, а во внутреннем дворе цветёт, не увядая, вечная эрисея, и трепещут в призрачном свете пунцовые лепестки Любое чудо подвластно кимортам, и нет ничего, перед чем бы они отступили кроме разве что смерти или сброса.
И хоть люблю я восток, а всё же редко там бываю: устаю от великолепия, да и тамошние вельможи больше ценят изысканный перебор семиструнки, чем флейту и её печальный напев.
Есть чудеса и на севере горы, чьи недра полны самоцветов, и плодородные туманные долины вокруг Ульменгарма, и Седая Хродда у самых гор неприступная твердыня, возведённая кимортами в незапамятные времена. Ходят легенды, что в ту пору они оборонялись от напасти, перед лицом которой пали все прочие земли, но что нам до тех легенд? Ныне от былого величия севера только старая крепость и осталась А ещё люди. Таких искусных мечников поискать в целом свете и не найдёшь! Говорят, у них пламенные сердца и очи, что видят любую ложь.
Я не знаю не проверял, но обманщиков на севере и впрямь поколачивают исправно.
И если уж речь зашла о диковинках, то скажите на милость, разве ли видано такое, чтоб юная дева покинула Шимру наивной ученицей, за которой глаз да глаз нужен, но уже через полгода превзошла своего учителя в силе? Истинно вам говорю, правда это провалиться бы мне на месте, если б я солгал! Но только вряд ли расскажет вам та дева, какой ценою далось ей это чудо, что она потеряла, а что обрела Да и мало кто понял бы её, даже если бы она и рассказала.
Или вот ещё чудо встретить посреди далёких земель, там, куда не чаял уже вернуться, старого друга.
Орра, Дёран! Надо же, и впрямь ты. То-то мне стон семиструнки издали знакомым показался, аж сердце прихватило да уши заныли
И тебе привет, Сэрим, приятель! Да и мне что-то вдруг захотелось рукою кошель накрыть и монеты пересчитать: ну, думаю, не иначе ты где-то рядом ходишь.
Он хохочет, да и я не отстаю; он сказитель, и я музыкант, а оба два мы бродяги без роду без племени. Кому дружить, как не нам?
Приметив по запаху приличное заведение, беру по стакану горячего вина не из раймы, но тоже неплохого и мы садимся в свободный угол. Пока Дёран пристраивает рядышком чехол с семистрункой, разглядываю приятеля исподтишка. Он ничуть не изменился, только снова волосы стали короче, а взгляд печальней; не иначе, потерял кого-то близкого не так давно.
И я догадываюсь даже, кого Но прежде чем успеваю сказать хоть что-то, Дёран оборачивается ко мне и говорит:
Послушай, приятель, и как там сейчас на юге?
Так же, как и всегда, только хуже, пожимаю плечами. Нет в этой земле ни мира, ни покоя Есть, правда, и добрые вести. Город Дабур, что далеко на юго-востоке великой пустыни, получил избавление от эпидемии. Долгих полгода бродила смерть по его улицам, не различая правых и виноватых; городской совет же постановил сокрыть правду, чтобы не потерпеть убытков, затворили ворота и подкупили проводников. Несогласных казнили. Перестали туда ходить караваны, кроме немногих избранных или особенно несчастливых: те, кто всё-таки добирался до Дабура, обречены были остаться в его стенах, желали они того или нет. Спасение принесла благочестивая дева-киморт. За дюжину дней она исцелила больных без счёта и даровала городу волшебную храмовую чашу на случай, если напасть вернётся. Деву-киморта прозвали Избавительницей, и вознесли ей хвалу, и много почестей оказали Однако разве же может южанин удержаться, если почует запах поживы? И разве же оставит какой правитель в живых свидетеля своей слабости и подлости? То-то же. Коварный Абир-Шалим арх Астар, глава совета, хитростью пленил деву-киморта, одурманил её и продал работорговцу из Кашима. Вот только радовался он недолго! Услышав о творимых советом беззакониях, конклав направил к городу отряд всадников-арафи, и ныне головы виноватых украшают пики над городскими стенами; в честь Избавительницы же в храме установили изваяние в образе Благодатного Ветра Дождей.
Перевожу дыхание; а Дёран, опустив глаза долу, говорит только:
Вот как.
Мне, право, становится немного обидно самую малость.
Это ещё чего! добавляю я с азартом и чуть наклоняюсь к нему заговорщически. В городе-оазисе Кашиме случилось чудо, какого уже лет триста не видывали. Дождь пошёл. Да какой дождь ливень, с громом, с молнией! Улицы ненадолго обратились полноводными реками, а в небе раскинулась двойная радуга знак великих перемен. А виной всему, говорят, дева-киморт. Увидела она на базаре человека, обманом проданного в рабство, осерчала тут-то буря и налетела. Торговец неблагочестивый тут же покаялся в обмане, отпустил того раба, а с ним вместе ещё дюжину; за ним и другие повторили, не дожидаясь, пока дева-киморт обратит на них ясный взор, и за то прозвали её Освободительницей, а ещё Подательницей Воды за ливень. Послала за ней сама михрани, желая испытать её мудрость за игрой в на-джи, но была посрамлена и повержена. Послал за ней и младший сын михрани по имени Ачир, но был он, в отличие от царственной своей матери, учтив и добродетелен, и за то дева одарила его дюжиной колдовских мечей, равных которым по силе нет. И недалёк уже тот день, когда власть в городе перейдёт к нему, а он а он, говорят, рабство терпеть не будет.
Снова умолкаю, смотрю на Дёрана, жду, что он скажет. А он повторяет растерянно:
Вот как.
И тут я, признаться, уже сержусь.
Тебе как будто бы всё равно, упрекаю его. И подвигаюсь ближе, понижая голос: Ну, слушай, этого-то тебе никто не расскажет, кроме меня В конклаве нынче наметился раскол. Издревле пять сотен семей правили пустыней; пятьдесят благородных мужей делили силу между собою, а пятерым давалась особая власть: один всадниками повелевает, другой страже приказы отдаёт, третий налоги собирает, четвёртый дорогами да источниками ведает, а пятый добычей мирцита. И вот так случилось, что завладел рудниками паршивый пёс Ата-Халим ох, и поганый же человечишка! Гордыня ему досталась от матери, что род ведёт от всадников-арафи, а подлость и изворотливость с жаждой наживы он унаследовал от отца, кашимского купца. А чем оазис Кашим славен?
И тут Дёран наконец выходит из забытья и кривится.
Как не знать, говорит он, а его смазливое лицо на мгновение жутким становится. Только славой бы я это не назвал. Из людской крови, из горького горя там золото добывают Кашим свои богатства на рабстве сколотил.
И будь уверен, что Ата-Халим истинный кашимец, усмехаюсь. Первый он среди подлецов, и среди палачей, и среди предателей Что уж говорить, сорок лет тому назад он собственную дочь продал в рабство за то, что она отказалась идти к нужному человеку третьей женой в гарем и хотела убежать с торговцем-северянином в Беру! Говорят, что треть рынка в Кашиме принадлежит Ата-Халиму. И вот такой человек где обманом, где лестью, где угрозами заполучил место в конклаве и прибрал к рукам мирцитовые рудники! А у кого мирцит, тот и суд вершит, как в пустыне говорят И давно бы он весь конклав под себя подмял, если б не сопротивление храма Пяти Ветров. Жрецы-то давно зуб точили на работорговцев, ведь Благодатный Ветер Дождей запретил человеку владеть другим человеком, а Справедливый Ветер повелел не терпеть зла. Вторая по силе в конклаве Вещая Госпожа Унна, жрица Ветра Карающего, и Ата-Халиму она спуску не даёт, а городская стража ей опора. Всадники-арафи же Ата-Халима поддерживают, да и сборщики налогов тоже, говорят, хоть прилюдно не склоняются ни одному, ни к другой Долго держалось хрупкое равновесие, пока в Город Ста Чудес, великий и славный Ашраб, не явилась дева-киморт, овеянная славой. Шла она по следу работорговцев, коварством и подлостью пленивших двух молодых кимортов с севера, брата и сестру и, заручившись благословением Вещей Госпожи, сумела отыскать безвинно пострадавших и жестоко наказать виноватых! И кто б, ты думал, осмелился попрать все законы и кимортов продать в рабство? Племянник Ата-Халима, подлый Радхаб! Благородная дева-киморт обрушила на него справедливый гнев, и багряный вихрь, садхам, поглотил в один миг поместье, где творилось беззаконие! Радхаб попытался отомстить и послал за нею вдогонку убийц, но ясноокая дева разметала их одним движением руки, и горе было тем, кто не внял предупреждению и атаковал снова Лишь один из десяти наёмников вернулся живым. И знаешь, как прозвали тогда в Ашрабе деву-киморта?
Дёран легонько касается семиструнки, и она отзывается вздохом-трелью.
Несущей Возмездие? Справедливой? улыбается он краешками губ, точно вспоминает кого-то родного.
А я только вздыхаю:
Рождающей Бурю. Ибо теперь, после такой пощёчины, ни Радхаб, ни дядька его Ата-Халим не сумеют усмирить гнева, а Унна, благородная Вещая Госпожа, не станет терпеть несправедливости. Она, я слыхал, уже выступила в конклаве, обличая злодеяния Ата-Халима, и всадники-арафи собираются к Ашрабу с разных концов пустыни, а храмы во всех оазисах, больших и малых городах, вывесили на стены знамя Ветра Карающего. Нет, не быть миру А дева-киморт Избавительница от недуга, Подательница Воды, Освободительница и Рождающая Бурю двинулась к северу. К слову, дружище, как тут дела-то на севере? добавляю несмело, ибо и желаю, и страшусь услышать ответ.
Дёран молчит, и сердце у меня замирает.
Так же, как и всегда, говорит он наконец. Только хуже. Нет в этой земле ни мира, ни покоя Есть у лорги два сына, которых он больше других выделяет Мирра, наместник юга, и Кальв, наместник востока. Прежде были они не разлей вода, а нынче глядеть друг на друга не могут сразу ругаться начинают; и добро бы только ругались, так и десятидневья не проходит, чтоб одна дружина с другой на границе не схлестнулась. А лорга вместо того, чтоб сыновей осадить, помирить, только масла подливает! Дряхлый старик уже, что пень гнилой, а всё туда же за власть свою боится Между тем дальние деревни в упадок приходят; дети-киморты давно уже там на свет не родятся, а где родятся, добра, как сказывают, не приносят. Так в одно поселение на северо-востоке, что раймой промышляло, зачастили мертвоходцы. Сперва по одному, затем по двое, а после уже и вовсе житья не давали! Даже огненная ограда, мастером сработанная, и та не помогала И быть бы большой беде, большой крови, если б не появился там откуда ни возьмись эстра не то из-под земли вырос, не то с неба свалился. Быстро он отыскал способ отвадить беду: мертвецов своей силой привлекала девочка-киморт, которую мастер от жадности да по глупости отказался отправлять в цех на воспитание. Мастера эстра отчитал, а девочку пожалел и взял в ученицы; наутро он тронулся в путь, и с тех пор мертвоходцы к деревенским воротам, говорят, не приближались. За то его Справедливым прозвали мол, хоть и строг он, а беспристрастен.
Дёран говорит семиструнка отзывается перезвоном, тихим-тихим, как вздох. А я слушаю и вижу, как наяву, да только не то, о чём он сказывает, а то, что давным-давно было. Города-крепости в горах, возведённые из белого камня; узорчатые мосты, переброшенные через пропасти; глубокие шахты, где невиданные сокровища добывают, и дороги, прямые и широкие, и всадников, что по тем дорогам летят, и стелются за ними по ветру зелёные плащи с рыжей меховой опушкой
Всё это взаправду было, а нынче стало старой-старой сказкой.
Города заброшены и заросли лесом, от дорог и воспоминания не осталось, ажурные мосты обрушились, и лишь кое-где остовы торчат, как обглоданные кости.
Сердце глупое и жалкое трепещет.
Да, выдыхаю еле слышно. Бывает и так.
А Дёран вскидывается, кладёт на колени семиструнку, ставит чуткие пальцы на струны, и льётся тихая музыка.
Это ещё что! говорит он и лукаво улыбается. Слышал ли ты, как прохожий странник вернул воду в Беру? Ну так слушай. Ещё в незапамятные времена кудесница Брайна подарила городу чудесный источник. Зимою он не перемерзал, летом вода лилась прохладная и чистая-чистая, и никакие засухи ему были нипочём. И тут нынешней весной вдруг затряслись горы, заходили ходуном, а источник обмелел. Поначалу никто в том большой беды не видел есть и другие колодцы, и ключи, и ручьи Но городской-то голова знал, что первая же засуха погубит Беру, а потому искал пути к спасению; но не так-то это было легко нынешний лорга кимортов не привечает. И тут явился откуда ни возьмись эстра с ученицей не то из-под земли вырос, не то с неба упал! Слово за слово, разговорился с городским головой да взялся за сложное дело. Воздел он руки и задрожала земля, горы ходуном заходили, послышался гул а потом как взмыл вверх фонтан воды, как загорелась радуга! Целый день, говорят, она над городом провисела. Воды в источнике Брайны стало столько же, сколько и прежде, если не больше; а сама она прежде мечом в землю указывала, а нынче в небо целится. Эстра в городе долго не пробыл, дальше пошёл, а людская молва его новым именем наградила Хозяин Вод. Ну, каково?
Дёран улыбается, смотрит на меня чуть исподлобья, искоса, как ишмиратские девы, и седая коса у него перекинута через плечо, а серые бродяжьи одежды словно бы отсвечивают травяной зеленью, как в прежние времена, и будто бы проступает на них искусная вышивка И вижу я, как наяву, Брайну-Кудесницу ту, что была и лоргой, и кимортом, и искусной воительницей; давно она жила, но оставила по себе великую славу. Это она проложила в горах дороги; она отстроила дивные города, похожие на оживший сон; это её усилия растревожили недра гор, и
Впрочем, неважно больно давно всё было.
Нынче от неё только осталось, что один источник на юге, в Бере, и одна крепость на севере.
И память. Память жива ещё, да.
Надо же, вздыхаю, отводя взгляд. И так бывает.
В груди щемит.
А Дёран, задетый невниманием, разминает пальцы, придвигается ближе, понижает голос, и вторит ему мелодия семиструнки.