ИНГА (пожимает плечами). Чего тут понимать-то. А кто у нас не озабочен?
МАТВЕЙ (указывая на Илларию). Вот эта особа женского пола, собственной персоной.
ИНГА (немного растерянно). Что, Ларька, правда? (Матвею). Но это ты, между прочим, виноват девушку надо раскочегарить, завести, а не ждать, когда она сама созреет. Может и не созреть.
МАТВЕЙ. Видит бог я пытался, но она каждого шороха пугается. (Передразнивает). «Сейчас Ирка войдёт трассу в её деревню из-за метели закрыли. Сейчас Инга войдёт они уже с её Глебасей перепихнулись».
В Матвея летит вторая подушка.
ИЛЛАРИЯ. Гад такой! Когда я эти пакости тебе говорила? Инга, не верь ему! Я лишь сказала, что ты уехала к своему парню и в любой момент можешь вернуться.
ИНГА. Так заперли бы дверь.
ИЛЛАРИЯ. У тебя же свой ключ!
ИНГА. Ну прикнопили бы записку
ИЛЛАРИЯ. Ага! Чтобы наша чумовая комендантиха явилась с участковым? Забыла, что его опорный пункт у нас на первом этаже?
ИНГА. Ну не знаю В конце концов, и вошла бы, открыв своим ключом, так что уж в этом такого особенного. Не думай, не полезла бы к вам под одеяло без приглашения.
МАТВЕЙ. А по приглашению?
В него врезается первая подушка, поднятая Илларией с пола. Матвей ловит её, отгораживает ею своё лицо от Илларии, оставив его видимым Инге, и подмигивает той. Инга понимает, что это приглашение подыграть.
ИНГА. Ну, если по приглашению Но только Ларьки, конечно, а не твоему! Вы-то мужики, всегда, всех и повсеместно приглашаете.
ИЛЛАРИЯ. Тебя он уже что, приглашал?
ИНГА. Я обобщённо. Экстраполирую знакомые ситуации. И потом, когда я пришла, приглашать ещё было некуда. Вы тут собачились вот в собачье дерьмо и вляпалась. Лучше б у Глеба осталась
МАТВЕЙ. Можем поправить ситуацию.
ИЛЛАРИЯ. В каком это смысле?
МАТВЕЙ. В смысле конфигурации эм-жэ-жэ.
ИЛЛАРИЯ (вскипев). А ну катись отсюда! Эм-жэ-жэ ему, как же. Губки обратно закатай!
ИНГА. Ребята, ну что вы? Понимаю, половая неудовлетворённость, давление в ушах, как говорит Глебася, и всё такое. Но можно же по-людски.
Звонит по телефону.
ИНГА. Ириша, ты где? На автовокзале ещё? (При этих её словах Иллария опять весьма выразительно смотрит на Матвея и жестом и мимикой показывает, что она как вводу глядела). Что, трасса закрыта? А когда откроют, не говорят? До победы будешь сидеть или в общагу вернёшься? Ну, ясно И правильно: ещё в дороге застрянете и помёрзнете все к чёрту в лесу. Так когда тебя ждать? Нет, ничего не случилось, просто есть один разговор. Поняла. Давай! (Отключается и поворачивается к Илларии и Матвею). Ирка будет возвращаться, но не прямо сейчас ещё билет надо сдать. По любому, у вас часа полтора верных есть. А я схожу до вечера к одним тут знакомым ребятам. Ключ свой оставляю (кладёт его на видном месте на столе), так что не дёргайтесь никто вам не помешает.
У двери она останавливается и оборачивается.
ИНГА (игриво, при этом незаметно подмигивая Матвею: мол подыграла, как он и просил). А если правда придёт фантазия позаковыристее, сигнальте: могу одна присоединиться, а могу и с Глебасей он у меня лёгок в таких случаях на подъём.
Уходит.
ИЛЛАРИЯ (вытирает рот салфеткой). Фу, противно. Как тухлятины отхлебнула.
МАТВЕЙ. Отстаёшь от жизни.
ИЛЛАРИЯ. И очень хорошо! Такой жизни мне не надо.
МАТВЕЙ. А другой не дано. Стоп-крана нет с планеты не сойти.
ИЛЛАРИЯ (подходит к нему и нежно обнимает). Мне не нужен стоп-кран. У меня есть ты. И ты не такой, как они. Ты прости меня, Матюшенция, но я правда такая стеснительная, зажатая
МАТВЕЙ. Но сейчас-то нам выдали все страховки!
ИЛЛАРИЯ. Да. (Проникновенно смотрит ему в глаза). И я хочу тебя. Я не сексуально озабоченная, нисколечко, я либидо не разбрызгиваю я только тебя одного хочу.
МАТВЕЙ. Так и я.
ИЛЛАРИЯ. Ага! Как же, как же! Вон как глазоньки-то наши загорелись, когда услышал, что Инга готова к нам присоединиться. А на эм-жэ-жэ кто только что губёшки раскатал?
МАТВЕЙ. Да по приколу же.
ИЛЛАРИЯ. Не больно верю, конечно, но уж очень хочется верить иначе как любить? Как поёт Валерия: «Ты меня обними, а потом обмани»
МАТВЕЙ (перебивая). Что ты сказала?
ИЛЛАРИЯ. А что я сказала?
МАТВЕЙ. Ну, только что ты сказала: «Иначе как любить».
ИЛЛАРИЯ. Ну да, верно.
МАТВЕЙ. То есть ты Ты хочешь сказать
Иллария смотрит на него влюблённо.
ИЛЛАРИЯ. А чего тут говорить: всё и так ясно.
МАТВЕЙ. Что ясно?
ИЛЛАРИЯ, А тебе не ясно?
МАТВЕЙ. Мне ясно. Но тебе-то почему ясно?
Иллария берёт его руку и прижимает её к своей высокой груди.
ИЛЛАРИЯ. Потому что не у тебя одного, Матюшенция этакая, есть всё ж таки сердце.
Она тянется к выключателю и гасит в комнате свет.
Слышится громкий шёпот, перемежаемый шорохом снимаемой одежды: «Давай однушку или, накрайняк, комнату снимем?» «А на какие шиши?» «Заработаем». «Как?» Каком кверху». «Дурак!» Последнее слово скрадывается звуком поцелуя.
Картина 3-я.
Та же квартира Доброрадова, но уже стильно отделанная и оформленная согласно безупречному природному дизайнерскому вкусу его подруги Алёны.
Доброрадов, одетый в удобную домашнюю куртку, сидит в старинном лакированном кресле-качалке и что-то читает в лежащем на его коленях ноутбуке. Кресло-качалка покачивается, задевает высокой спинкой торшер, отчего свет в комнате тоже словно покачивается. Создаётся атмосфера зыбкости.
Входит Алёна.
АЛЁНА. Я позвонила. Сейчас девочки нарисуются. Я им дала твой телефон. Их трое: моя внучка и её соседки по комнате в общежитии.
ДОБРОРАДОВ. Твоя внучка живёт в общежитии?!
АЛЁНА. Представь себе. Полгода с ней воевали всем семейством, даже сватья, которой всё обычно по барабану, кроме фитнеса помешалась на старости лет, и та подключилась, но девка упёрлась, как герой-подпольщик. Хочу, дескать, самостоятельности и не препятствуйте мне!
ДОБРОРАДОВ. Мне кажется, дело вовсе не в самостоятельности, а в свободе.
АЛЁНА. Ясное дело! Надзора, как дома, в общаге нет, делай, что хочешь я ж понимаю. А про самостоятельность и говорить не приходится, если родители и за общагу платят, и на прокорм дают.
ДОБРОРАДОВ. Чего ж тогда она решила подрабатывать?
АЛЁНА. Да с парнем со своим хотят квартиру снять. Ну или комнату.
ДОБРОРАДОВ. Понятно. (Помолчав) Которая из них?
АЛЁНА (долго не отвечая). Знаешь, я решила не говорить тебе. Всё же совсем другое поколение: иные, порой странные для нас понятия, принципы, устои. Ты положишься на мою рекомендацию, а потом окажется, что она тебя не устраивает отношением к делу, необязательностью
ДОБРОРАДОВ. Она что же, настолько безответственная?
АЛЁНА. Да вроде нет И всё равно мне эти молодые как инопланетяне. Бог знает, что у них на уме, какая к тому или иному занятию мотивация ну и так далее. Словом, не хочу, чтобы выглядело потом, будто я навязала тебе по-родственному некондицию.
ДОБРОРАДОВ. Воля твоя, конечно А может ты и права У меня внук ещё маленький, второклассник, так что если и инопланетянчик, то с менее сложной, конечно, организацией. Хотя Я и его далеко не всегда адекватно понимаю. Но в его возрасте наше взаимное недопонимание можно компенсировать чувствами обнимашками там, целовашками, а со студенткой это, ясно, не прокатит.
АЛЁНА. То-то и оно Ладно, пойду не хочу, чтобы внучка тут меня видела: ещё чего доброго такого нафантазирует.
ДОБРОРАДОВ. Бог мой! Ну, знакомы мы сто лет что в этом компрометирующего?
АЛЁНА. Я ей с подружками так и сказала: мой старинный знакомый, поэтому не тушуйтесь не съест.
ДОБРОРАДОВ. А если съем?
АЛЁНА. Их-то? Этих инопланетянок? Или подавишься, или отравишься. Так что лучше и не поползновляйся.
ДОБРОРАДОВ. Ну-ну
Алёна уходит.
Доброрадов продолжается качаться в качалке, задевающей торшер.
Звонит мобильный телефон. Доброрадов принимает звонок.
ДОБРОРАДОВ. Да, слушаю. А-а, это вы одна из соискательниц работы у меня? Как вас величать? Инга? (Смотрит на часы на стене). Что ж, вы пунктуальны это очень похвально. Не то чтобы именно сейчас для меня так важны были какие-то пять-десять минут, да и полчаса в общем-то, но просто приятно иметь дело с уважающим тебя человеком. Не зря ж говорят, точность вежливость королей. Я добавлю: и королев. Впрочем, вы покамест только принцесса. Давайте, подходите к домофону и набирайте номер квартиры: я сразу открою. Потом на 38-й этаж. Знаете? Ну и прекрасно.
Выходит из комнаты. Слышится звонок домофона в прихожей. Голос Доброрадова «Отворяю», и вскоре возвращается он сам и ведёт с собой Ингу.
ДОБРОРАДОВ. А где же ваши подружки? Я понял так, что вы втроём собирались ко мне.
ИНГА. Да мы и ехали в автобусе втроём. Но потом у вашего дома решили не ломиться гурьбой, а заходить по очереди.
ДОБРОРАДОВ. И где ж они сейчас, ваши подруги-конкурентки?
ИНГА. Ждут меня в «Бургер-кинге» напротив вашего дома. Это ведь у нас не долго будет?
ДОБРОРАДОВ. Нет-нет! Как добрались?
ИНГА. Да нормально.
ДОБРОРАДОВ. Я всех об этом спрашиваю с тех пор, как поселился на этакой верхотуре. Одна моя знакомая шутит, что теперь ко мне словно поездом добираться.
ИНГА. Причём пассажирским как мама говорит, пятьсот-весёлым: останавливается у каждого столба. Ну, в смысле чуть не на каждом этаже.
ДОБРОРАДОВ. Россия, что ж вы хотите, у нас магистрали протяжённые, а скоростных совсем мало. Вам где удобнее присесть в качалке или в кресле?
ИНГА (восхищённо). Ого какая качалка! У моих родных есть, но современная, какая-то куцая, а у вас огромная, сразу видно старинная. Правда, можно попробовать?
ДОБРОРАДОВ. Да чего же там пробовать? Чай не суп варите. Садитесь и качайтесь, раз это вам нравится. А я вот в кресле напротив вас примощусь. Тоже, кстати, удобное. Потом вы тут всё обсидите, если будете у меня работать.
ИНГА. Надеюсь, что буду А что надо делать? Убирать квартиру только или что-то ещё?
ДОБРОРАДОВ. Прежде всего и это главное! надо понравиться мне. Я ведь и сам не ленивый, так что всё сваливать на вас не стану: если увижу где грязь или непорядок, не буду вас дожидаться, а сам приберу. Чтобы вы поняли, мне не тупо уборщица необходима, а как бы это сказать комнатная девушка иначе сказать, камеристка. Так в старину их называли. Но тогда это были крепостные, а мы с вами люди свободные, современные и раскрепощённые. Так ведь?
Инга молча кивает.
ДОБРОРАДОВ. Хотите мне понравиться?
Инга делает жест, означающий ну да, мол, типа.
ДОБРОРАДОВ. Приходить ко мне достаточно будет один раз в неделю. Если, конечно, захотите чаще что-то там особенно довести до ума, то только рад буду; главное позвоните заблаговременно, чтобы я был дома.
ИНГА. Значит, уборка только при вас?
ДОБРОРАДОВ. Да. А что, это вас каким-то образом напрягает?
ИНГА. Ну Я привыкла убирать голышом, а потом сразу в душ.
ДОБРОРАДОВ. Вы можете не изменять своей привычке меня это не смутит. Если только сами
ИНГА. Вы любите молоденьких девочек?
ДОБРОРАДОВ. Если вы говорите в низменном смысле, то это далеко от истины. А если в чистом
ИНГА. В чистом, к сожалению, не бывает!
ДОБРОРАДОВ. Как вы категоричны
ИНГА. Жизненный опыт.
ДОБРОРАДОВ. В столь юном возрасте?
ИНГА. Мы теперь взрослеем рано. Как наши прабабушки в войну. Тоже было нелёгкое время.
ДОБРОРАДОВ. Весомый аргумент Но я всё же не думаю, что вы так уж бестрепетно оголитесь перед стариком даже если вам позарез нужна работа.
ИНГА. Да без проблем!
Она вскакивает с качалки, отчего та увеличивает амплитуду и начинает больше наклонять торшер. В его колеблющемся свете Инга быстро стаскивает с себя кофту и джинсы, остаётся в крохотных стрингах и таком же бюстгальтере. Затем поворачивается спиной к Доброрадову.
ИНГА. Помогите мне расстегнуть лифчик, если не трудно.
Доброрадов кривится.
ДОБРОРАДОВ. Я и так вижу, что вы хорошо сложены подробности же давайте оставим вашему молодому человеку если он, конечно, у вас есть.
ИНГА. Есть. Его Глебом зовут.
ДОБРОРАДОВ. И Глеб не возражает против таких вот ваших презентаций?
ИНГА. А что тут особенного? Женское тело и в Антарктиде женское тело. Как и мужское. Уже и малолеток не осталось, которые с ним не знакомы.
ДОБРОРАДОВ. Понятно. Спасибо, милая Инга. Оденьтесь. Я вам позвоню в любом случае, вас ли выберу или одну из ваших подруг.
ИНГА (медленно одеваясь, словно рассчитывает, что Доброрадов даст слабину и передумает). Они не подруги они конкурентки. Мы боремся за место под солнцем. И они вряд ли порадуют ваш стариковский взор своей наготой, как я бы могла. Так что примите это в расчёт.
ДОБРОРАДОВ. Непременно! (Дождавшись, когда Инга завершит одевание) Всего вам наилучшего, милая девочка. И, пожалуйста, попросите следующую вашу подру пардон, конкурентку подняться.
Картина 4-я.
Та же самая комната в квартире Доброрадова. Входят Доброрадов и Ирина, которую хозяин встретил, проводив Ингу.
ДОБРОРАДОВ. Рад познакомиться Сидор Изотович. А вас как зовут?
ИРИНА. Ирина. Без отчества.
ДОБРОРАДОВ (кивая, мол принял к сведению). Вы успели перекинуться словом с Ингой?
Ирина мнётся.
ИРИНА. Ну, в самых общих чертах
ДОБРОРАДОВ. О чём?
ИРИНА. Что тут у вас надо делать и всё такое. Но вы не подумайте, я не собираюсь сверкать у вас во время уборки голой задницей. Это Ирина у нас оторва. Вы думаете, она про то, что убирается нагишом, просто так вам наболтала?
ДОБРОРАДОВ. А какой у неё мог быть умысел?
ИРИНА. Да захомутать вас!
ДОБРОРАДОВ. Меня? Старика? Да зачем же я ей, если у неё есть молодой парень Глеб?
ИРИНА. Да ей этот её Глеб до одного места! Спит с ним изредка, а когда удаётся, денежки с него тянет но так всё, по мелочи.
ДОБРОРАДОВ. Первое или второе?
Ирина недобро смеётся.
ИРИНА. Да и то и другое. Там этого Глеба, вы бы видели, метр с кепкой в прыжке. Нет, может он и маленький гигант большого секса, как в старом фильме с Хазановым
ДОБРОРАДОВ (удивлённо перебивает её). Старом?
ИРИНА (немного растерянно). Ну да: меня ещё и в проекте не было, когда его сняли.
ДОБРОРАДОВ (вздыхает). Верно, ему уж лет этак двадцать пять, если не больше Боже, как время летит!
ИРИНА (возвращается к теме). Да и денег каких-то с Глеба особых не взять Работает где-то, что-то, конечно, зарабатывает. Но при этом и просаживает в карты регулярно какой-то он невезучий. Так что Инге достаётся лишь то, что успеет у него вырвать, пока не проигрался.
ДОБРОРАДОВ. Грустная картинка.
ИРИНА (согласно качает головой). А тут богатый одинокий немолодой писатель, новая квартира и всё такое. Расчёт простой и почти стопроцентный: старикан клюнет на её ещё свежие прелести и потеряет голову.
Доброрадов смотрит на неё раздосадованно и смущённо.
ДОБРОРАДОВ. Ну хорошо, конкурентку вы разоблачили. А у вас самой-то какой расчёт?
ИРИНА (невозмутимо). Да тот же самый!
Доброрадов столбенеет от подобной прямолинейности.
ИРИНА. А что врать-то? Только у меня стати получше, а потому и шансов побольше. (Весьма выразительно поводит бюстом) А у Инги кожа да кости она же вам показывалась?
ДОБРОРАДОВ. Только в белье.
ИРИНА. И ваше счастье. А то под бельём все костяшки торчком. Недаром Глеб вечно в синяках сама на пляже как-то видела. А вот у меня
Она начинает стремительно раздеваться.
ИРИНА. Уверена, вы меня захотите! Вы же вполне крепкий мужчина, отлично, хоть и в возрасте, выглядите. Я вам ещё и деток рожу.
ДОБРОРАДОВ. Спасибо, конечно, но вот это вот лишнее про деток.
ИРИНА. Ну, как хотите. Но если надумаете
Окончательно раздеться Доброрадов Ирине, как и Инге, не даёт. Но он откровенно любуется её телом оно куда изящнее Ингиного и потому более волнующее.
ИРИНА. У вас платочек есть?
ДОБРОРАДОВ. А? Что? Зачем платочек?
ИРИНА (со смехом и явно свысока). У вас уже вон слюнки потекли.
Доброрадов решительным рывком головы стряхивает минутное наваждение.
ДОБРОРАДОВ. Однако вы умеете гипнотизировать
ИРИНА. Нисколько. Да мне и незачем. Гипнотизируют да привораживают всякие страхолюдины, вроде Инги.
ДОБРОРАДОВ (глухо). Пожалуйста, оденьтесь.
ИРИНА. Без вопросов. (Начинает одеваться) Но теперь вы уже не забудете меня никогда. Так что, берёте на работу?
ДОБРОРАДОВ. Я должен подумать. И прежде всего, о себе: как бы не свихнуться на старости лет. Я позвоню, обязательно позвоню.
ИРИНА. Буду ждать. Чтобы скорее показать вам и всё остальное.